Роман о камне. Жемчужина Нила

Только в минуту полного отчаяния взрослый, разумный мужчина может пытаться вскарабкаться по почти отвесной стене!

Он цеплялся за трещины, которые образовало время, за щели, оставшиеся в стыках каменных глыб, за любую неровность и шероховатость, и, наконец, за воздух. За ее крик, который разрывал его сердце, за ненависть к зверю в форме офицера военной полиции.

Он полз и полз, хватаясь пальцами, ногтями, зубами... Вгрызаясь, влипая в камень.

Вот уже половина пути пройдена. Еще фут. Еще... Нога сорвалась и... он поехал вниз.

— Джеееееееек! — она звала его.

Он зацепился, сам не зная за что, и снова пополз, дюйм за дюймом.

— Джоан, я иду, Джоан, — повторял он пересохшими губами, — я сейчас, Джоан.

Золо занес руку над моей головой, выбирая место, куда лучше ударить. Красным обрубком он прижал меня к стене. Все, мелькнуло у меня в голове, прощай, Джек. Какое счастье, что я встретила тебя. Хотя бы перед смертью...

«Я увезу тебя на яхте, и мы совершим кругосветное путешествие».

О, господи!

Да какого черта! Я хочу жить! Жить! Разве я жила раньше? Она слишком поздно пришла ко мне, чтобы подарить ее этому ублюдку! Мою жизнь... Она нужна Джеку! Джеку! Джеку!

Я ткнула в красную культю, и этот мерзавец, эта скотина, этот вампир... (Прекрасное определение, нужно запомнить) заорал, как сто тысяч паровозных гудков, корчась от боли. Я отбежала от него на приличное расстояние.

Джееееееек! — это имя давало мне силы, и я повторяла его все чаще и чаще, как заклинание. Правда, для заклинания я произносила его чересчур громко.

— Аааааааааа!!! — взвыл Золо от боли, и глаза его выкатились из орбит.

Ах ты дрянь! Дерьмо траханое! Я не просто убью тебя. Я вытащу из брюха твои сучьи потроха и скормлю крокодилам или заткну в твою поганую... глотку... и ты... будешь жевать их сама.

Он с ревом носился за Джоан, не видя ничего, кроме девушки. Все остальное перестало существовать. Все. Не было прошлого, настоящего, будущего. Только светлое пятно, которое пыталось ускользнуть от возмездия.

Я зацепилась за какую-то решетку и упала. Он рухнул на меня сверху, и мы покатились, сцепившись в объятиях ненависти.

Как мы боролись! Этот зверь был, конечно, сильнее, но на его стороне была только ненависть, на моей — ненависть и любовь.

Навалившись на меня своим мерзким телом, прижав пахнущей кровью культей, этот ВАМПИР пытался нанести смертельный удар стилетом, который совсем недавно был у меня. Я отталкивала его руку и пыталась дотянуться до деревяшки, валявшейся почти рядом.

Мать-Земля, взмолилась я, надеясь получить у нее силы, как Антей [20].

РА-А-А! — взревела «мать-земля».

Огромные зубастые твари всей Колумбии собрались сюда, привлеченные запахом культи негодяя, под решетку, на которой мы лежали. Я вздрогнула, представив себе, что будет, если она нас не выдержит, и чуть не упустила его.

Но нет, я не имею права погибнуть. Я еще нужна людям, в отличие от этого негодяя!

Он все ниже и ниже пригибал мою руку, попыхивая своей скотской сигаретой.

Вот она-то точно придавала ему силы.

Я не знаю, как это случилось. Наверное, не было другого выхода.

Когда я почувствовала, что совсем теряю силы, меня захлестнула волна такой ненависти, какой я не испытывала никогда и ни к кому.

Надо мной размытое пятно, сверкающее безумными глазами и красным огоньком сигары. Отжимая нож от своего горла, я вырвала сигару из его клыков и ткнула тлеющим огоньком в ненавистную рожу.

Раздалось жуткое шипение и резко запахло горелым мясом. Он отпрянул, зарычал и схватился за глаз, а я, наконец-то, дотянулась до доски и... Изо всех сил треснула его по окровавленному обрубку.

Господи! Его рычание напомнило рев водопада. Он ревел, как стадо американских буйволов, африканских слонов и колумбийских крокодилов, вместе взятых. Правда, как ревут буйволы и слоны, я сама не знала, но, говорят, о-о-о-чень страшно.

Бандит откатился от меня сразу футов на шесть.

Я вскочила на ноги. Он тоже. Но оступился и упал на «летучую мышь», которая освещала верхнюю площадку. Фонарь разбился. Огонь пополз по камням, а когда бандит, шатаясь, поднялся, он казался живым факелом.

И снова пошел на меня, изрыгая проклятия. Только теперь Золо ревел, как два водопада.

Сейчас, от боли и дикой ненависти, он ничего не видел, кроме ее головы. Золо шел, широко ступая, вытянув руки вперед, ведомый одним желанием — вцепиться зубами в глотку этой... он даже не нашел подходящего слова, как назвать ее... И сейчас он был по-настоящему страшен. Джоан попятилась. Она стояла у края решетки, под которой, задрав морды кверху, лежали крокодилы. Золо бросился на девушку всей тяжестью своей ненависти, и тело его весило сейчас десятки тонн.

Джоан успела отскочить.

...Он не смог удержаться. Это было просто невозможно. Золо знал, что их ожидает, но ему было плевать на себя. Он даже к этому был готов. Лишь бы убить ее.

Он прыгнул на меня. Не знаю, КАК я успела отскочить. Наверное, мне показалось в эту минуту, что меня позвал Джек. Нет, я совершенно точно услышала его голос: «Джоан», — и бросилась к нему.

За моей спиной раздался страшный треск. Я оглянулась... Над решеткой мелькнул только окровавленный шарф...

Конец, достойный прожитой жизни...

Джоан, согнувшись, стояла у ямы, не в силах отойти. Оттуда доносилось громкое чавканье, и ей казалось, что если она попытается сделать хоть шаг, то этим тварям пищи прибавится ровно на вес ее тела.

Голова кружилась, ноги онемели, она едва держалась...

— Джоан! — тихо позвал ее ОН.

Она оглянулась.

ОН стоял уже здесь, на площадке, едва перебравшись через широкую кладку стены.

— Джек! — у нее не осталось сил на выражение радости. Она просто пошла к нему на негнущихся, широко расставленных ногах, не в состоянии думать об элегантности походки.

Он сжал ее в объятиях, и Джоан, ткнувшись ему в плечо, зарыдала громко, даже не пытаясь сдерживать слезы, — все равно это было бесполезно.

Он нежно гладил ее плечи, волосы дрожащей рукой и тихо приговаривал:

— Ну-ну, все в порядке. Все в порядке.

Ральф бегал по набережной, несчастный, покинутый, обманутый. Шхуна уходила все дальше.

— Айро! Айро! Вернись! — кричал он, размахивая рукой и понимая, что тот не вернется. — Ты же мой брат, Айро! Ты разве забыл? Твоя мать, моя мать...

У-у, мать твою, урод проклятый! Первая половина гребаная!

Вдруг глаза его расширились. Ральфу показалось, что на него дохнул ледяной ветер: прямо сюда, к их крепости, мчался полицейский катер!

Кипящий гнев его сменился холодной яростью.

— Туда! Туда! — заорал он во всю глотку, тыча уцелевшей рукой в сторону ощерившейся пушками шхуны.

Катер, не меняя направления, приближался.

— Он же уходит! Вот он! — Ральф отбежал на несколько футов влево, куда удалялся брат и его «ребята». — Вон он!!!

Господи, ну какой же я кретин! Разве они будут гнаться за Айро? Этим говнюкам проще взять бедного Ральфа й получить награду, чем лезть под пушки.

Все еще продолжая материться, он опустился на камень, проклиная и Айро, и полицию, и вообще всех и вся.

А напротив, на том берегу, откуда отчалил катер, продолжала веселиться толпа, даже не догадываясь о проклятиях, которые сыпались на их головы.

Праздник...

Элейн приоткрыла глаза.

Размытое пятно наконец сфокусировалось, и она увидела голубые глаза Джоан, которая низко склонилась над ней, бережно приподняв за плечи. Рядом с ней был человек, бывший владелец «Эль-Корозона», так небрежно швырнувший драгоценный камень черноглазому злодею.

Он что-то быстро говорил сестре, но Элейн еще не в состоянии была понять, что именно.

Кажется, нас осталось только трое, уцелевших в этой кровавой бойне.