Море живёт

Капшак или эвфаузииды

Настоящие мели, покрытые кораллами или морскими растениями, нелегко отличить с первого взгляда от мелей ложных. Поросшие водорослями подводные скалы Куки-коносаки у берегов Японии, над которыми слой воды достигает 10 — 20-метровой толщины, выдают себя в тихую погоду красноватым оттенком воды, а в свежую погоду волнение на участке этих скал совсем иное, чем рядом над глубинами. Но ведь красноватый цвет воды мог бы появиться и от планктона, а большое количество планктона может успокаивать волнение.Таким образом, внимание, вдумчивость, знания необходимы моряку, хотя бы и располагающему целой коллекцией различных вспомогательных признаков. Нужно не только знать эти признаки, но и уметь во-время их заметить.Лучшим средством проверки предполагаемой мели может служить, конечно, промер, тщательное измерение глубин, что не всегда возможно.

Крылоногие моллюски

Сифонофоры

Не только мелкие дрейфующие водоросли — саргассовые, морская трава или «листья» морской капусты ламинарии — могут понапрасну встревожить штурмана своим появлением на пути корабля. Нелегко бывает моряку отличить и оторванные от дна, дрейфующие гигантские водоросли от этих же водорослей, прикрепленных к скалам и камням мелководья. «Кельп», как зовут такие водоросли моряки, — всегда сигнал опасности, как утверждают лоции. Это, конечно, неверно. На сотни и тысячи миль могут уносить течения огромные побеги таких водорослей, иногда спутанные по нескольку вместе, от прибрежий, где они росли. Узнать, прикреплены ли гигантские водоросли к грунту, можно по тому, что тогда они не выступают над поверхностью воды, притоплены. Дрейфующие же целыми кучами или отдельными кусками водоросли несколько выдаются над поверхностью моря.Слизь, выделяемая крупными водорослями, когда их треплют волны, успокаивает, сглаживает поверхность моря.Лаги, отмечающие скорость корабля, могут быть испорчены или, во всяком случае, давать неверные показания, если не сброшенные во-время водоросли намотаются на их перо или пропеллер. Поэтому необходимо усиленное наблюдение за лагами при переходах через Саргассово море и в районах, где растут гигантские водоросли.Знание биологии моря и внимательное наблюдение за жизнью моря помогают заметить и смену одних вод другими, а главное — одного течения другим, что так необходимо знать для прокладки пути корабля.Нередко при переходе из одного течения в другое, на их границе или «стыке» обнаруживается резкое изменение цвета воды, связанное с изобилием животного или растительного планктона в одних водах или со скудостью планктона в других. Например, красноватая от рачков вода сменяется водой зеленоватой от микроскопических диатомовых водорослей или синей, прозрачной, бедной планктоном водой «океанских пустынь».В таких пограничных между водами различного происхождения и направления полосах обычны скопления дрейфующих водорослей, медуз, рыб, морских черепах, дельфинов, там же кружатся и ненасытные крикливые морские птицы, привлекаемые обилием пищи.В Антарктике жизнь у поверхности океана очень богата количественно — массы диатомей, рачков, прозрачных крылоногих моллюсков кишат в волнах, прорезаемых могучими телами усатых китов, пожирающих эту живую кашу. Наблюдающийся местами непосредственный переход от антарктических вод к теплым водам субтропиков заметен и без измерений температуры забортной воды и даже для не биолога тем, что количество планктона в теплых водах обычно гораздо меньше и планктонные организмы большею частью мельче. В субтропических водах зато, правда, гораздо больше качественное разнообразие крупных, не планктонных организмов — здесь характерны сифонофоры, сальпы, красавицы «золотые макрели» (корифены) и оставляющие наибольшее впечатление летучие рыбы.

Летучие рыбы

В арктических льдах полезны для оценки ледовой обстановки не только наблюдения над крупными организмами, но и постоянный сбор планктона. Для охлаждения главной машины корабля все время всасывается из-за борта вода. Можно сделать отросток на приемной (всасывающей) трубе, приладить к нему водомер и через равные промежутки времени фильтровать через планктонную шелковую сетку одни и те же количества воды. Очень большое количество планктона и зелено-коричневый осадок характерны для начала биологической весны в воде. Вскрытие льдов тут произошло недавно, дней 10 — 20 назад. Корабль поэтому находится либо у кромки льдов, либо среди разводий и полыней; если же вокруг корабля чистая вода, то следует искать на горизонте «ледяное небо» (отблеск льдов на облаках) — кромка льдов не может быть далеко. Если же, наоборот, планктона немного, примесь зеленого цвета очень слаба (рачки сильно преобладают над микроскопическими растениями — диатомеями), то это — конец «гидрологического лета» и, следовательно, эта часть моря давно освободилась от сплошных льдов, а встречающиеся льды — случайные, приносные.Еще меньшее количество планктона, изжелта-белый цвет осадка предупреждают о биологической (и гидрологической) осени; близко, если не началось уже, замерзание, кораблю пора уходить в менее суровые воды.Такой способ ориентировки во льдах предложен несколько лет назад советским ученым В. Г. Богоровым.Количество планктона обычно резко возрастает с приближением к суше, особенно когда корабль подходит к ней с попутным постоянным течением. Это объясняется подъемом глубинных, богатых питательными солями вод у материковой отмели.Острова в океане, круто поднимающиеся среди больших глубин, не окаймленные широкой отмелью, с мало изрезанными берегами не оказывают значительного влияния на общую картину жизни вод, но количество планктона в воде и тут заметно возрастает. Возрастание объемов планктона, отцеженного из одинаковых объемов воды, может служить, таким образом, добавочным вспомогательным признаком приближения корабля к земле.Лет сто назад первый исследователь горько-соленого залива Каспийского моря, Кара-Богаз-гола, Карелин, подходя на шлюпке к берегам залива, увидел клокочущие буруны. Ветра почти не чувствовалось, поверхность плотной тяжелой воды Кара-Богаза была гладкой, а шума бурунов не слышали. Команда все же отказалась подойти к берегу, боясь разбить шлюпку о камни, которых, в действительности, в Кара-Богазе нет.Подобные же «ложные буруны» приходилось видеть мне не раз и в очень соленом и мелководном заливе Азовского моря — Сиваше, или «Гнилом море». Когда наш баркас, движимый слабым бризом, впервые врезался в «буруны» у ровного песчаного берега местности Чокрак на Арабатской стрелке, то «буруны» оказались только огромными кучами пышной, легкой белой пены, колеблемыми ветром. Выяснилось, что основой для ячеек пены служат крохотные икринки обычного в крайне соленых водоёмах рачка — артемии, или «соляной матки». Добавлю, что по берегам Сиваша также нет камней, а настоящему прибою негде и разогнаться, да и очень уж мелко во всем Сиваше. Икринок этих там так много, что у заплеска их скопления напоминают песок.Свечение морских организмов, особенно массовое, существенно для штурмана. Оно позволяет ему видеть темной ночью другие корабли, берег, скалы, надводные или даже неглубоко находящиеся подводные рифы. У разных организмов оно может быть разного цвета: зеленоватым, синеватым, красноватым. Белизной кильватерной струи идущих впереди кораблей постоянно пользуются для сохранения кильватерного строя ночью. В боевых условиях, когда корабли полностью затемнены, кильватерная струя особенно хорошо и далеко заметна, если в воде есть мелкие светящиеся организмы, которые от взбалтывания их в вихрях пены у корпуса вспыхивают искорками.Иногда, особенно в Японском и Охотском морях, свечение бывает настолько сильным, что его отблеск на облаках создает впечатление зарева огней еще далекого, но большого города или лучей прожекторов.Отдельные вспышки свечения на гребнях воды нетрудно принять издалека за освещение кораблей или за их сигналы. Так, в минувшей второй мировой войне был случай, когда в открытом Тихом океане сигнальщики доложили о проблесках на горизонте. По числу и расположению проблесков подумали сначала, что это огни и прожекторы неосторожно ведущих себя главных сил вражеского флота, но все оказалось совсем не опасным — это были только пятна свечения моря.«Миноносец кинулся за торпедой и, благодаря фосфоресценции, отчетливо увидел силуэт идущей на глубину лодки. Немедленно было сброшено несколько глубинных бомб».Так отрывисто и сухо современный нам военно-морской писатель упоминает о красивейшем явлении природы, которое Чарльз Дарвин столетие назад воспринимал и описывал иначе: «В одну очень темную ночь, когда мы находились несколько южнее Ла-Платы, море представляло удивительное и прекрасное зрелище. Дул свежий ветерок, и вся поверхность моря, которая днем была покрыта пеной, теперь сияла бледным светом. Перед носом корабля вздымались две волны как бы из жидкого фосфора, а за ними тянулся млечный след. Кругом, насколько было видно, светился гребень каждой волны, а на горизонте небосклон, отражая блеск этих синеватых огней, не был так темен, как небо прямо над нами».