Юбилей ковчега

— Что верно, то верно, — сказал я. — Но я незнаком с ней.

— Зато я уверен, что Дэвид Нивен знаком, — ответил Том. — А с ним ты знаком. Это ведь он был шафером твоей гориллы?

— Он, да только я не люблю просить друзей, чтобы они, так сказать, извлекали из своих знакомств выгоду для меня.

— Не захочет — откажется, только и всего, — философически заметил Том.

И я позвонил Дэвиду. Что он посоветует?

— Ненавижу впутывать друзей в такие дела, Джерри, — сказал Дэвид. — Но вот что я сделаю — помогу тебе получить приглашение, а там уж ты сам изложишь свое дело, я только предупрежу ее.

— Отлично, Дэвид, — отозвался я. — То, что надо. Главное, чтобы нам с Томом открыли дверь, дальше мы сами управимся. Уверен, все будет о'кей. Том обаянием не многим уступит тебе.

— Не пытайтесь мне льстить, мистер Даррелл, — серьезно произнес Дэвид.

— Беда с вами, второразрядными актеришками, — не признаете правды, когда ее говорят вам прямо в глаза, — сказал я и поспешил положить трубку, не давая ему ответить.

Спустя некоторое время княгиня Грэйс выразила согласие принять нас и был назначен день. Том ликовал.

— Милая голубушка Мисс Америка, — говорил он.

— Она еще ничего нам не обещала, — заметил я, — и умоляю тебя — не вздумай называть ее милой голубушкой Мисс Америка. Она княгиня, черт возьми.

— Только жена князя, — поправил меня Том.

— Заруби себе на носу, мой дорогой Томас: особы, ставшие княгинями благодаря замужеству, порой носятся со своим званием и положением больше, чем урожденные.

— Я должен делать реверансы перед ней? — спросил Том.

— Нет. Хотя такое зрелище доставило бы мне подлинное удовольствие, лучше избавь княгиню Грэйс от подобных церемоний. Однако учитывая твою неотесанность, чувствую, что не помешает преподать тебе несколько уроков — как следует вести себя в таких случаях. Займусь твоим образованием, как только встретимся во Франции.

Поскольку вас не каждый день приглашают в княжеский дворец в Монако, я посчитал, что сему мероприятию надлежит придать соответствующий блеск. А потому разместился вместе со своим женским эскортом (жена, секретарша и одна давняя приятельница) в роскошном отеле, откуда было слышно шуршание бумажек в казино. Вздыбив свои вкусовые сосочки изысканным аперитивом, мы вступили в зал ресторана, встреченные подобострастным метрдотелем и шеренгами учтивых официантов. Только мы отведали нежнейший овощной суп, холодный, будто нос белого медведя, и официанты в торжественной тишине поставили на стол варенного в шампанском и сливках лосося, как появился Томас Лавджой, всем обликом похожий на единственную выжившую жертву страшного месопотамского землетрясения. При виде его у метрдотеля вырвался вибрирующий писк, какой издает морская свинка, на которую вдруг наступил битюг. Честно говоря, я вполне разделял его чувства.

Одна рука Тома сжимала содержащий, видимо, все его земное имущество портфель, изготовленный из кожи престарелого крокодила, страдавшего проказой. Костюм его выглядел так, будто в нем поочередно спали семнадцать бомжей, а восемнадцатый выбросил на свалку. Рубашка была сероватого цвета, только участок, окружающий шею, — черный. Галстук (некогда, вне сомнения, смотревшийся великолепно) выглядел так, будто его задумчиво пожевал и потом выплюнул какой-нибудь не одаренный большим мозгом динозавр. Довершала ансамбль обувь — Чарльз Чаплин много лет безуспешно пытался придать своим ботинкам такой вид. Изборожденная складками кожа, что твой грецкий орех, торчащие вверх флагштоками носы, отчаянно цепляющиеся за верха подметки… Казалось, приди вам в голову неразумная мысль изучить их поближе, непременно подцепите какую-нибудь заразу.

— Привет всем, — сказал Том, втискивая свою неприглядную плоть в кресло. — Извините, что опоздал.

Мой женский эскорт воззрился на него так, как если бы он был жабой, притаившейся на дне тарелки с супом. Сами все такие нарядные, в шелках и сатине, намазанные, расфуфыренные, источающие дорогие благоухания, словно летний луг после первого укоса, а тут среди них этакое чучело огородное.

— Надеемся, ты не собираешься в таком виде являться во дворец к княгине Грэйс? — дружно молвили они грозным тоном.

— А что? — удивился Том. — Чем я вас не устраиваю?

Они объяснили ему — чем. Казалось бы, за много лет я наслушался, как женщины препарируют своих мужчин, но такого обстоятельного и жестокого разбора не припомню. Тому велели бегом подняться наверх, где, сколько он ни возражал, заставили раздеться чуть ли не догола, и пока Том сидел, завернувшись в банное полотенце, на моей кровати, гостиничная обслуга занялась его платьем.

— Не все ли равно, как я выгляжу, — обиженно заявил Том. — Вчера я завтракал вместе с президентом Перу, и он ничего не сказал.

— Есть женщины, которые судят о человеке по одежде, — ответил я. — И я уверен, что княгиня Грэйс — одна из них. У этих женщин особое зрение и встроенный радар. Приведи их в зал, где собралось три сотни людей, и они тотчас заметят микроскопическое пятно яичного желтка на галстуке мужчины в дальнем конце помещения.

—Но я же не виноват, что мой багаж потерялся в Париже!

— Не станешь же ты объяснять ей это. Она решит, что ты всегда выглядишь точно старьевщик.

Наконец одежда Тома вернулась, уже не такая похожая на посылку с театра военных действий в Крыму, и, пока он одевался, я вкратце просветил его насчет придворного этикета.

— Не забудь поклониться, когда она подаст тебе руку. И называй ее либо «ваша светлость», либо «ма-ам».

— «Ма-ам»? — переспросил Том.

— Ну да, это сокращенное «мадам».

— А можно, я стану называть ее миссис Ренье?

— Ни в коем случае. Держись лучше за титул «ваша светлость».

Мы заняли места в такси и поднялись на холм, откуда глядит на сверкающую гладь Средиземного моря сказочный розовый дворец. У ворот нас остановил строгий часовой в форме, какую мог носить кто-то из героев оперетты «Нет, нет, Нанетт» или еще какого-нибудь экзотического мюзикла. Нас проводили в обитель секретаря княгини и попросили подождать минутку.

— Классный особнячок, — заметил Том, созерцая мрамор и золоченую резьбу на дереве.

— Ради Бога, не забудь, что я тебе говорил, — сказал я, считая, что Том, как председатель нашего американского Совета, должен первым приветствовать княгиню. Секретарь открыл дверь, и нас провели в кабинет. Ослепительно красивая и элегантная княгиня поднялась из-за рабочего стола и направилась к нам улыбаясь. И тут я с ужасом увидел, как Том приветственно машет ей рукой.

— Привет, Грэйс, — сказал он.

Стремясь исправить положение, я поспешил взять слово.

— Ваша светлость чрезвычайно добры, что нашли время для нас, — пролепетал я. — Разрешите представить вам доктора Лавджоя, председателя нашего американского Совета, а моя фамилия Даррелл.

После чего мы сели вместе с княгиней на широкий диван и попытались рассказать ей про цели нашего Треста. Как ни терпеливо внимала княгиня, я не сомневался, что услышу отрицательный ответ на нашу просьбу. Ее светлость приняла нас только ради своей дружбы с Нивеном и теперь подыскивает вежливые слова для отказа. Пришло время выкладывать козырную карту. Только она заговорила про обилие всяких обязательств, а «…потому вряд ли…», как я положил ей на колени большой снимок нашего новорожденного горилленка, лежащего на животике на белом махровом полотенце. Остановившись на полуслове, княгиня восторженно вскрикнула будто школьница. «Утю-тю-тю» не сорвалось с ее губ, но я чувствовал, что еще немного, и она начнет сюсюкать.

— Ваша светлость, — сказал я, — перед вами как раз одно из тех животных, которым мы стараемся помочь выжить.

— О, какая прелесть, — проворковала она. — В жизни не видела ничего прелестнее. Можно, я покажу этот снимок мужу?

— Он ваш, я специально привез его вам.

— О, большое спасибо, — произнесла она, не отрывая от снимка глаз, отуманенных нежностью. — А теперь скажите, чем я могу вам помочь.