Полукровка

Пытатьсято пытался, но полностью осознавал, что из этой его затеи ничего не получается. Как можно пройти мимо тех самых построек, которые возводили с мужиками, не жалея сил? Теперь они стоят в запустении, лошадей у бывшего конезавода осталось не более трёхсот голов, от былого всегото ничего. Вместо коней сейчас там резвится детвора. В бесшабашных играх сквозь незаделанные оконные проёмы, штурмуя слегка размытые дождями глиняные стены. А вместо лошадей у совхоза коровы, свиньи, овцы и огромные поля с первосортной пшеницей. Теперь знаменитый конезавод стал знаменитым зерносовхозом, и животноводство здесь теперь на первом месте.

А вот он проходит мимо каменных заборов машинного двора с мастерскими и кузницей. Стена добротная, словно крепость старинного замка: каменная, на цементном растворе, сложена из угловатых булыжников. Столько лет уже выстояла, и ни дожди, ни солнце ей нипочём. И её тоже возводили всем миром, благо камня рядом в горах в достатке. Да мало ли, что ещё строили. В общем, сколько жили, столько и строили, а может быть, жили и выживали, потому что строили, как знать. Чуть дальше слева дорога уходит слегка вниз. В конце этой непроезжей дороги находилось то, что составляло большую часть его жизни — хлебопекарня. Само по себе невзрачное здание, с низкими стенами, плоской крышей, маленькими окнами и закопчённой печной трубой, оно в последний раз было с любовью и аккуратностью побелено его хозяином, а также угольной водицей был подновлен фундамент, что придавало зданию особо привлекательный вид. «Угольной» водицу называют за то, что в этой воде размешан угольный порошок или сажа из печной трубы и ею можно перепачкать в чёрный цвет всё, что душе заблагорассудится. Перед своим уходом Степанхлебопёк расстарался и привёл в полный порядок здание своей пекарни, как говорится, напоследок проявил заботу о вверенном ему имуществе.

Кто знает, как пекут хлеб? Правильно, согласен, знают все. А кто знает, как пекут хлеб в деревне? Например, как этим занимаются в далёёёком посёлке, оторванном от всех значимых и малозначимых центров жизни огромного государства, если от этого поселения до ближайшей железной дороги сто вёрст? А кто знает, как поступить, если хлеба нужно очень много, если основное население работает в поле и на фермах, а придя домой, каждый божий день хочется надрезать душистую краюху тёплого хлеба и запить её смачным домашним молоком? Легко ли накормить ораву хлебом, да так накормить, чтобы без претензий, чтобы всем по вкусу? А едоков, к примеру, не меньше трёх тысяч человек. Хлеба может понадобиться примерно тонна или больше — это арифметика, а можно ли эту тонну хлеба выпечь одному человеку, не считая помощника — истопника Пашки? Для такого дела, без сомнения, нужен хлебозавод! Так скажет каждый, кто маломальски знаком с ремеслом хлебопечения. Так скажет любой нормальный человек, но только не тот, кто знаком со Степаномхлебопёком! Он и есть — хлебозавод. В огромном чане за один раз он вымешивал по полтонны теста. Как? А запросто. Через этот чан была брошена упругая толстая доска, а над чаном подвешена круглая рейка. Держась за рейку руками, Степан раскачивался на доске. Та при качании, пришлёпывая, взбивала мучную массу в хлебное тесто. Пока истопник разогревает печи, у Степана тесто уже по формам и на подходе. Да и с гигиеной всё было в полном порядке, не сомневайтесь. Дело спорилось, как говорится, хочешь подноси, а хочешь оттаскивай…

Интересный человек этот Волкольвов Степан Игнатьевич по прозвищу Волколов. Редкой фамилией одарили родители простого крестьянского отпрыска. И Волков, и Львов — странная фамилия. Уж очень он гордился ею, а вот обижался Степан на своё прозвище — Волколов. Прозвище, прямо сказать, досталось ему неспроста, а именно не от простого сходства с фамилией. Тут дело вот в чем. Зимами в окрестности посёлка появлялись группы диких сайгаков, кочуя из заснеженных голодных песков Кызылкума. Поднимаясь к предгорьям, изголодавшиеся животные разбредались группами по окрестным ущельям, чтобы в ожидании прихода следующей весны разжиться пропитанием. Следом за ними появлялись и волки. А они если появились, то различий не чинили в вопросах, чьей скотиной питаться. От волчьих зубов очень часто страдали стада овец и домашний скот. Так вот, как только такое случалось, начальство созывало охотников, а охотником здесь был почти каждый, им сулили премиальные, по пятьдесят рублей за каждую волчью шкуру. В основном эти охотничьи артели просто разгоняли волчьи стаи, но случалось, были и с добычей: по три, по пять шкур за сезон сдавали. А вот Степан — тут дело совсем другое. Двумя годами раньше он сдал два десятка волчьих шкур за сезон и в другие времена меньше десятка не сдавал. Никто из мужиков, бывалых охотников, не имел представления, как он это делает? Гадали от незнания, кто во что.

— Я точно знаю — травит он волков ядом и капканами ловит, — шептал на ушко приятелямсобутыльникам Федькаскотник. Некоторые неудачливые охотники в погоне за фартом также пытались добыть волчьи трофеи, но волки явно были умнее этих профанов, обходили стороной все капканы и игнорировали приманку. Короче, никакого толку, а у Степана, как говорится, стабильные результаты. Как у хоккейной сборной СССР, беспроигрышно, так в шутку насмехались приёмщикизаготовители. Их удивлению не было предела, шушукались промеж собой и делали собственные выводы:

— Глядика, каждый зверь у Степана ножом заколот. Тычок всегда один — или в брюхо, или в шею, какая же точность нужна. Ошибёшься — и кранты, сам шкурой станешь.

Только сам Степан никому не рассказывал о своём странном промысле. Считал, что не каждому надо знать, «откуда дровишки». О прозвище своём Волколов в доверительной беседе с единственным близким другом, Дмитрием Михайловичем Сериковым, не раз признавался:

— Волколов, вроде как живодёром кличуть, так ведь не я ж их заживо деру, а оне меня! Ты ить знашь, Михалыч, дырок у меня по телесам не счесть, штопать замаялся. Токма по нынешней зиме штук пять, а в запрошлу зиму… так и вспоминать не хотца. Зинка моя ежели б дожила до такого мого… унешнего виду, то один фук скончалась бы зараз.

Таким ломаным языком Степан начинал говорить редко, ради шутки, чтобы молодость вспомнить, или так — покуражиться для «общего фарсу».

3

Думаю, что на этот раз можно выдать секрет суперохоты знаменитого Волколова. Только не считайте это полным бредом. Сможете ли вы поверить в то, что один человек способен разделаться с волчьей стаей, если, конечно, он не в танке? Или скажете, что это нереально? К тому же, если не рассказать этой истории, то дальнейшие строки о судьбе нашего Палкана будут неполными. Ведь всем интересно знать, какого всё же он родуплемени. Во всяком случае появление такого необычного щенка, как Палкан, непосредственно связано с охотой Волколова.

Полгода назад перед самым Рождеством Дмитрий Михайлович собрал в плетённую из лозы корзинку продуктов. Аккуратно сложил штабелем кусок свежей замороженной свинины, шмат солёного сала, обёрнутого в белую ткань, рыбу вяленую, банку тушёнки собственного приготовления, арбуз мочёный, коечто из солений и бутылку первача, тоже собственного приготовления, настоянного по секретному рецепту. Ближе к вечеру, когда семья собралась дома в натопленной комнате, он вошёл озабоченный и удручённый.

— Коля, — обратился он к внуку, который вовсе не был похож на маленького внучонка. Хозяйственный взрослый мужчина за тридцать лет, который давно имел собственных детишек и вскоре сам мог стать дедом, да и на подворье он распоряжался, как истинный хозяин. Ведал там всеми делами, полновластно управляясь со скотиной и имуществом. Когда случалось, больше для общего порядка, не стеснялся советоваться с дедом, возводя и перестраивая надворные постройки. С другой стороны, уважительное отношение и зависимое от его мнения положение дел деда вполне устраивало. В результате воцарилось состояние общего спокойствия и семейного равновесия, которым весьма дорожили оба хозяина. — Ко мне сегодня Пашка, Степанов истопник, забегал. Говорит, приболел тот немного и на Рождество к нам не придёт. Тут я ему гостинца к столу собрал, будь добр, Коля, отнеси да передай, чтоб не вздумал расхвораться совсем. Вот и лекарство для поправки, — добавил он, показывая закупоренную бутылку с настойкой первача. — И чем закусить тоже есть. Снеси сейчас и проведай, как он там.