Нгоньяма желтогривый

Случалось, что засуха охватывала целые области. Тогда переселяющиеся стада часто сливались в одно стадо и отправлялись на поиски тучных пастбищ. Не находя в обожженной солнцем степи ни корма, ни воды, животные, обезумевшие от голода и жажды, галопом мчались вперед, сметая на своем пути все живое. И бешеная их скачка не прекращалась, пока стада, уйдя от засухи, не добирались до тучных пастбищ.

В засуху львам жилось нелегко, и Нгоньяме большого труда стоило добывать себе пропитание. Часто проходил он десятки километров в поисках дичи, а долгая ходьба по сухой раскаленной земле раздражала мягкие подушечки на ступнях лап.

Как-то в знойный полдень он лежал под кустом, в обожженной солнцем степи. Подняв голову и прищурив желтые глаза, болевшие от яркого света, он всматривался в даль. От жары его клонило в сон, но, когда ухо его коснулось земли, он насторожился: казалось, земля дрожит и вибрирует, и дрожь эта вызвана топотом копыт.

Он встал и долго озирался по сторонам, но нигде не видно было ни одного живого существа. Над задыхающейся землей стлалась сероватая дымка. Нгоньяма прилег в тени, положив морду на вытянутые лапы. По сухой траве пробежал ветерок, поднимая завитки пыли. Сейчас вибрировала не только земля, но и воздух, словно где-то вдали проносились глухие раскаты грома. Гул нарастал, а вместе с ним нарастало и какое-то смутное беспокойство у льва.

Встревоженный лев встал и начал бродить по лугу, раздувая ноздри и озираясь по сторонам. Среди насекомых, ящериц и змей заметно было необычное оживление: прыгали огромные кузнечики, жуки забивались в свои норки, ящерицы прятались в кустах, гадюка заползла под камень и свернулась кольцами. Вдруг словно из-под земли вырос шакал. Навострив широкие уши, он долго смотрел на северо-запад, потом стрелой понесся на восток.

Нгоньяма остановился у куста и, наморщив лоб, прислушивался к нарастающему гулу. Наконец вдали показалось облако пыли; оно быстро приближалось. Припав к земле, он следил за этим облаком. Оно неслось прямо на него, а шум, какого никогда в жизни не слышал Нгоньяма, все усиливался. Теперь можно было отчетливо расслышать резкий стук копыт. Но Нгоньяма не был испуган. Он знал, что идет большое стадо, а чем больше стадо, тем легче охотиться.

Внезапно из-за каменной гряды, в полукилометре от куста, показался авангард приближающего стада, и лев с изумлением поднял голову. Он ждал появления газелей, но это были не газели, а хищники!

Невиданное зрелище: хищные звери убегали от травоядных животных! Можно было подумать, что из охотников они превратились в преследуемых. Он разглядел двух гиен, увидел рысью бегущих шакалов и стаю каких-то желто-черных животных - должно быть гиеновых собак. И все они бежали на восток, все были одержимы паническим страхом. Быть может, эта паника была вызвана появлением человека? Быть может, человек гнал стада? Широкие ноздри Нгоньямы раздувались, он втягивал воздух, но ощущал только резкий запах газели. Ничто не указывало на приближение человека.

За хищниками следовали антилопы. Они тоже убегали от смерти. Нгоньяма широко раскрыл глаза и поджал задние лапы, готовясь к прыжку. Он загрызет антилопу и наестся досыта! Но в эту минуту через каменную гряду с грохотом и треском перекатилась какая-то лавина. Можно было только разглядеть сливающиеся пятна - белые, красные, бурые. Это были стада - стада гну, газелей, антилоп-канн, слившиеся в одно большое стадо. Мелькали белые животы газелей, перепрыгивающих через гряду камней, но через минуту завеса пыли затянула каменный хребет и только несмолкающий грохот свидетельствовал о том, что несметные полчища продолжают надвигаться.

Нгоньяма оставил всякую мысль об охоте. Он посмотрел направо, налево, но поздно было бежать от катящейся лавины. Припав к земле, он оскалил зубы и глухо зарычал, но рычание было заглушено грохотом и гулом.

Обезумев от жажды, убегая от смерти, надвигающейся сзади, и не думая об опасности, подстерегающей впереди, передовые животные-самцы вели стадо. Они видели льва, притаившегося под кустом и грозно скалившего клыки, но в сторону не свернули. Они шли напролом, прямо на куст, а бежавшие по бокам обошли льва справа и слева.

Находившиеся в авангарде развили предельную скорость, следующие за ними ряды подвигались медленнее, а вся масса трусила рысцой; но те что остались в тылу, настойчиво пробивались вперед, а бежавшие в авангарде отставали и переходили в тыл. Голод и жажда гнали стадо, и все время вожаки смертельно боялись тех, что за ними следовали. Стоило животному оступиться и упасть - и оно неминуемо погибало под острыми копытами задних рядов. Им грозила еще одна опасность: все время сотни газелей и гну делали прыжки. Взлетев на десять-двадцать футов в воздух, они опускались на чью-нибудь спину, так как животные бежали, касаясь друг друга, и не было свободного местечка между рядами.

Громко стучали копыта, резкое блеяние прорезывало насыщенный пылью воздух; хрипло дышали измученные животные, большие испуганные глаза смотрели в одну точку.

Все стадо было охвачено паникой. Животные забыли о всякой осторожности, обо всем, чему научила их жизнь. Тяга к воде увлекала их вперед, и никакие препятствия не могли остановить катившуюся лавину. Если бы путь перерезала река с крутыми берегами, животные продолжали бы бежать навстречу гибели.

Припав к земле, Нгоньяма рычал от испуга, а бешено мчавшийся авангард налетел на него и понесся дальше. Задыхаясь от пыли, лев из первого испытания вышел живым, но уже надвигались на него следующие ряды. Он вскочил и передними лапами стал наносить страшные удары, но его сбили с ног, ранили острыми копытами. Он поднялся и в бешенстве стал бросаться на пробегающих мимо животных, как вдруг из облака пыли ему на голову опустилась газель; он упал, в ноздри и рот забилась пыль, а лавина, не останавливаясь, катилась дальше.

Собрав последние силы, он встал и занял место в рядах бегущих животных. Об охоте он уже не думал и только смутно надеялся выпутаться из беды. Газели и антилопы его не замечали. Они бежали бок о бок с ним, толкали его, случайно задевали острыми рогами, ударяли копытами. Никто не обращал на него внимания. Вскоре он начал отставать. Он не мог бежать так быстро, как бежали газели; у него болели лапы, глаза были воспалены от пыли, он чувствовал мучительную жажду. Но гнев, овладевший им вначале, давно остыл, острые копыта научили его смирению.

Бежал он потому, что иного выхода не было: на него напирали сзади. Но наконец силы ему изменили, и он в изнеможении упал. Он находился уже в задних рядах, и это его спасло. Медленно прошли мимо животные, отстававшие от стада. Они брели, тяжело дыша и низко опустив голову. Глаза их казались стеклянными. Пока ноги не отказались им служить, они брели за стадом.

Пыль опускалась на льва и на отставших животных, но лавина уже пронеслась, и стук копыт замирал вдали.

Нгоньяма отдыхал, закрыв глаза и с трудом переводя дыхание. Такой мучительной усталости он никогда еще не испытывал. Когда улеглась пыль, выползли из своих норок насекомые и пресмыкающиеся, которым посчастливилось спастись. Армия муравьев двигалась по направлению к растоптанной копытами ядовитой змее. Умирал шакал со сломанным позвоночником, а примятые, искалеченные кусты уродливо торчали над взрытой копытами землей. С трудом передвигая ноги, брели последние отставшие животные.

Нгоньяма встал, и все повернулись в его сторону. В нескольких шагах от него лежала молоденькая газель. Поодаль стояла ее мать - она не в силах была пошевельнуться. А еще дальше брела, прихрамывая, антилопа. На нее обратил внимание лев. Проходя мимо маленькой газели, он едва не наступил на нее, а животное бессильно уткнулось мордой в песок. Антилопа пыталась убежать, но споткнулась и упала. Раньше чём успела она подняться, острые клыки вонзились ей в шею.