Этология стадных животных

Еще одно излюбленное нами место — Алибек — отстояло от Фирюзы километров на десять, может быть, больше. Здесь и вовсе не было опасных ущелий, по крайней мере таких, как в Фирюзе или на Душахе. Довольно пологие и широкие склоны легко было осматривать, а в небольших западинках удавалось застать архаров врасплох, оказаться с ними лицом к лицу.

С конца ноября Копетдаг начал надевать снежный убор. Сначала побелели поднебесные гребни, те, что прятались в облаках. На высотах, где мы бывали, трава за ночь покрывалась инеем, днем все стаивало. Это было неприятно, мы работали в кедах и сильно мерзли по утрам, когда шагали по заиндевевшей, а потом влажноп траве.

В начале декабря ночной снегопад накрыл Фирюзу. Первое впечатление для нас, северян, было радостное, казалось, что-то родное пришло в южные долины. Но нет, даже под снегом горный аул с разбросанными там и сям домиками, свечками тополей оставался чужой, далекой стороной.

В первое снежное утро мы надели сапоги. Беспокоились, что будет тяжело ходить, обсуждали с Борей, не захватить, ли обувь полегче, прикидывали, как бы не подскользнуться на карнизах, не взять ли веревку. Впрочем, никто из нас не владел техникой альпинизма, работали по-кустарному, авось пронесет.

— Вам ходить скользко, о машине и не думаете, — вдруг ворчливо сказал Гаврилыч.

Я вспомнил его тревогу лишь на подъеме, когда наш грузовик в первый раз забуксовал по глине, по скользким камням, пошел юзом в сторону. На ближайшей ровной площадке Иван Гаврилыч остановился, обошел машину вокруг. Мы сидели у борта.

— Что, прыгать приготовились? — усмехнулся шофер.

Снова мы поползли вверх. Нередко Гарилычу приходилось по два, три раза сдавать взад-вперед, прежде чем удавалось вписаться в очередное колено дороги.

Наконец, мы на высоте. Вновь ведем наблюдения. Незадолго до нашей экспедиции канадец Гайст прислал мне свою книгу о горных баранах [15]. Не в пример нам Гайст ближе общался с дикими баранами. Они приходили под окна его избушки и лизали припасенную для них соль. Тем временем можно было, перегнувшись через подоконник, взять животное за ухо и прочитать на бирке номер. Понятно, что в таких условиях Гайст подсмотрел в жизни баранов немало интересного. Главное внимание он уделил боям, доказывая в книге, что нет более драчливых животных. Одновременно Гайст создал теорию о том, как совмещаются агрессивность и привязанность у этих животных. Ведь только благодаря устойчивости групп, постоянно следующих за одними и теми же вожаками, архары умудряются противостоять всем уловкам браконьеров. Если Гайст прав, бараны нападают лишь на соседей с такими же рогами. Поэтому молодые самцы и самки, у которых рожки сравнительно невелики, не вызывают агрессии больших баранов.

Драки между животными трудно не заметить, их интересно изучать. И я был сильно разочарован, что большей частью дело ограничивалось угрозами. Стоило большому барану кивнуть в сторону соперника или наклонить к нему рога, как тот поспешно ретировался. Конечно, случались и схватки. Красивая это картина. С разбегу, взлетeв наискось вверх, бараны с глухим, далеко слышным стуком сталкивались рогами в воздухе. Недаром зоологи называют их «трамбовщиками» в отличие от оленей, относимых к «борцам». Оттого и рога у оленей ветвистые, пригодные перехватывать рога соперника. Напирая друг на друга, поворачивая голову, олени и впрямь борются. А у баранов рога необыкновенного веса, толщины, упругости, подходят именно для лобовых ударов.

Как-то ко мне обратилась киногруппа, посоветоваться, где бы снять драку архаров. Как видно, моя консультация им не пригодилась. Они пошли по другому пути. В отснятом ими фильме бараны неистово теснили друг друга, неотрывно напирали, глубоко вспахивая землю ногами. Драка шла ожесточенная и ни на что не похожая. Довольные киноизобретатели пояснили мне, что не особенно затруднив себя выдумкой, связали рога баранов проволокой. Навряд ли многие зрители поняли, как далек был этот эпизод от настоящих повадок баранов..

На Алибеке нам довольно скоро примелькалась группа архаров, голов пятнадцать, включавшая четыре крупных рогача. При внимательном наблюдении оказалось, что особенно большие рога, закрученные на полный оборот, были у одного барана, у остальных немного меньше. Когда группа убегала, старик всегда держался последним, еще имел привычку поотстать, даже на несколько шагов вернуться, словно проверяя, далеко ли опасность.

Курбан эту повадку объяснил как сторожевую. Боря считал старика трусом и тихоходом. Мне же казалось, что такое поведение может возникнуть потому, что соперники чаще всего приходят сзади, по следу. Уже сформировавшаяся повадка могла служить и как оборонительная.

Не раз мы наблюдали за этой группой в минуты покоя и не могли не посочувствовать старику, сколь хлопотливой была его жизнь. Не часто мы заставали его самого ухаживающим за овцами. Облюбовав подругу, он неустанно следовал за ней, когда она паслась, стоял сзади, гордо подняв голову и время от времени напоминал о своем желании, поглаживая щекой круп овцы или легонько поддавая ей под живот передней ногой. Случалось, он делал и садки, так что отрицать его отцовство вовсе нельзя.

Однако чаще мы заставали его за бесплодными попытками унять прыть более молодых самцов, безбоязненно ухаживавших за овцами. Старик просто не успевал помешать им, бегая от одного к другому. Молодые не вступали с ним в ссору, отбегали, уступали дорогу, однако своего дерзкого поведения не прекращали. К сожалению, таких групп мы наблюдали немного, да и отрывочно, так что могли лишь задаться вопросом: самый ли сильный баран бывает подлинным отцом ягнят? Для проблем наследственности это немаловажно.

Довольно скоро мы познакомились с местечком, которое прозвали «Череп». В неприступных для человека, облизанных ветром, выпуклых скалах чернели издалека видные пещеры. Это было любимое убежище архаров, а Курбан уверял что и леопарда тоже. Не думаю, что мы нашли бы в этих пещерах что-либо, кроме слоя овечьего помета. И все же, имей мы хоть маленькое представление, как туда забраться, мы бы рискнули. Увы, ни у кого не хватало такого хладнокровия, с которым архары утром и вечером по узкому карнизу приходили в свою твердыню. Будь этот карниз на высоте метра, мы бы прошли по нему, но, когда предстояло лететь вниз метров триста, не хватало духа на такое путешествие.

Однако интерес к Черепу не остался для меня бесполезным. Сначала мы разведали тропы, которыми архары расходились с ночевки на выпас. Потом заметили, что сюда собираются одни и те же группы. Особенно приметной была «белоносая» овца, водившая группу из двенадцати архаров. В подзорную трубу было хорошо видно, что нос у нее вовсе не белый, а просто облезлый. Наверное, она была совсем старушкой, может быть, плохо вылиняла или шерсть вокруг носа вытерлась.

К тому времени у нас были и другие знакомые группы. Я упоминал о компании, включавшей четырех крупных баранов. В одной группе была приметная овца со сломанным рогом. Пересчитав архаров, учтя, все ли самцы, самки, молодняк на месте, мы с товарищами могли быть уверены, что действительно видим одну и ту же группу. Мы занялись картированием участка обитания каждой группы. Это оказалось занимательным делом: постараться понять, где у архаров дом, где место, куда они ходят пастись, и где пролегли их пути, кто соседи и каковы между ними отношения.

Приехали анатомы, и для нас началась охотничья пора. В конце января поднялись на Алибек. Уже хорошо знакомым логом поднялись до первого плато и, невысовываясь, внимательно осмотрелись. Я уже приобрел способность различать архаров издалека. Впрочем, на заснеженных склонах они были заметнее, да и я искал старательнее. Раньше только казалось, что внимательно смотришь в бинокль. Теперь, прижав окуляры к глазам, я словно проникал взглядом в панораму, старался оценить объем кустов, камней, ложбин. Смотря в бинокль, я словно бродил пешком по склонам, отстоявшим на километр-полтора, заглядывал во все закоулки. Пришло и ко мне умение видеть. Я первым воскликнул: «Архары!»