Неведомый Памир

Покуда я растолковывал ему причину своей неудачи (неясную и мне самому), он, рассеянно кивая головой, внимательно осматривал озеро. «А что это,- вдруг спросил он,- чайка?» Я оглянулся. Надо заметить, что до этого момента я смотрел на озеро только лежа, даже на колени не вставал. И сейчас метрах в ста от берега я увидел что-то белое, но на чайку совершенно непохожее. Внезапная догадка заставила меня схватиться за бинокль. Так и есть - гусь, убитый мною гусь, потихоньку дрейфовал к берегу. Видно, я сильно ранил его, но он успел отлететь на несколько десятков метров, прежде чем испустить дух. В следующую секунду, на ходу скидывая одежду, я устремился в озеро. У берега было неглубоко, и, когда я добрался до гуся, вода доходила только до бедер.

Мы сидели с Леонидом на зеленой травке и рассматривали мой трофей. Это был старый самец в свежем осеннем пере. Стальной серый верх, белоснежное брюхо, ярко-желтые клюв и лапы и, наконец, красивый черный узор на голове и шее делали его похожим на какую-то экзотическую птицу тропиков. Горные гуси не отличаются большими размерами, и редкие экземпляры достигают веса более трех с половиной килограммов. Зато они очень легки на ходу, быстры и ловки в полете. В этом мы вскоре смогли убедиться.

Покуда мы сидели у моей засады, обсуждая дальнейшие планы, послышался отдаленный шум, какой обычно издает порожний грузовик, идущий по каменистому бездорожью. Это нас удивило, поскольку наша машина должна была прийти не ранее как через десять дней, а других машин здесь быть не могло: мы были довольно далеко от дороги. Потом шум смолк. Мы уже склонны были принять все это за акустический мираж, но через несколько минут шум повторился, уже гораздо ближе и отчетливее. Сомнений быть не могло - шла порожняя автомашина, но с каких же это пор автомашины стали ездить по небесам! Тем не менее, характерный шум раздавался уже над самой головой. Округлив от изумления глаза, мы уставились в безмятежную синь... и сразу же обнаружили источник шума. Над озером снижалась стая гусей, возвращавшихся с ночной кормежки. Но как снижалась! Стая подходила к озеру на довольно большой высоте, и в определенный момент птицы начинали стремительно падать, да-да, именно падать вниз. Птицы валились вниз, поджимая крылья, и, когда скорость падения становилась слишком большой, тормозили, резко расправляя крылья. В этот момент и раздавался звонкий удар крыла о воздух. А следующие друг за другом удары создавали иллюзию приближения порожней машины. Гуси падали беспорядочно, наискось, то в одну, то в другую сторону. Все происходило настолько стремительно, что подробностей этого высшего пилотажа, его технику разглядеть никак не удавалось. Разобраться здесь помогла бы только скоростная киносъемка.

Вообще горный гусь - отличный летун, Николай Михайлович Пржевальский видел, как гусаки во время брачных игр на полном ходу делали в воздухе сальто. А Петр Кузьмич Козлов, работая в узких ущельях Кама, наблюдал высокое мастерство полета гусей в скалах. Там, в ущельях Кама, озер нет, и гуси гнездятся в скалах рядом со скалистыми голубями, орлами и соколами. Между хищниками и гусями нередко происходили стычки в воздухе, из которых гуси всегда выходили победителями.

Леонид уехал. Я остался, решив еще сутки посидеть в засаде: авось удастся подбить еще одного гуся! Однако оказалось, что, напуганное выстрелами, гусиное общество перебралось в другое место. Я нашел их только дня через три, пройдя километров восемь северным берегом...

Следующей осенью мне повезло больше. Мы работали тогда на озере Зоркуль. Оно гораздо больше Яшилькуля и не в пример суровее, поскольку расположено почти на полкилометра выше. Долина, в которой лежит Зоркуль, такая же широкая и холодная, как долина Аличура,- та же аэродинамическая труба, по которой день и ночь сквозит ледяной ветер. Был сентябрь. Ночные морозы делались все сильнее, и по утрам лед на лужах и отмелях становился все толще, оттаивая только к полудню. Палатки наши стояли у восточного берега озера, изобилующего мелями, косами и островами. Днем гуси, которых здесь было не меньше, чем на Яшилькуле, держались на островах далеко от берега, а на закате тянулись вверх, в заваленную древними моренами долину, на кормежку. Сначала я не мог понять, куда они летают, и специально целый день потратил на разведку.

Вверх вниз, вверх вниз, морена за мореной, отличающиеся одна от другой только размерами,- все это было довольно утомительно. Единственное, что меня развлекало сначала,- это зайцы. Такого обилия их до сих пор мне нигде не приходилось видеть. По два, по три, по четыре они разбегались по каменистым склонам, как только я оказывался над ними на гребне. На Памире вообще много зайцев. Они принадлежат к тому же виду, что и зайцы предгорий: это заяц-толай, небольшой и длинноногий.

Вскоре стали попадаться небольшие озерки, метров по сто в диаметре. Было ясно, что гуси жируют ночью именно здесь,- об этом красноречиво говорили кучи вылинявших перьев и помета, нередко окружавшие озера сплошным кольцом. Недолго думая, я соорудил засаду из камней у одного озерка, где помета и перьев было особенно много. Когда стало смеркаться, гуси посыпались сюда стая за стаей, и я за несколько минут застрелил четырех. Этого было больше чем достаточно. С трудом подавив вспыхнувший было безрассудный охотничий азарт, я собрал добычу и, сгибаясь под тяжестью ноши, поздней ночью вернулся в лагерь.

Казалось бы, горных гусей на Памире не так уж мало. Однако количество их уменьшается прямо на глазах. Темпы сокращения гусиного поголовья становятся просто катастрофическими. Если в конце прошлого века горные гуси гнездились буквально по всем озерам и озеркам нагорья, то в 50-х годах нашего века колонии горных гусей остались только на трех из них: на Зоркуле, Каракуле и Рангкуле. На Яшилькуле гуси бывают только осенью, после того как выведутся птенцы, поскольку там нет ни островов, ни удобных для гнездования прибрежных скал. Колонии гусей на Рангкуле и Каракуле находятся на грани истребления, на Зоркуле дела обстоят немногим лучше.

Главный бич - разорение колоний с целью сбора яиц, осуществляемое браконьерствующими шоферами и членами различных экспедиций. Примечательно, что местные жители киргизы никогда не трогали колоний.

Второе - истребление линных гусей. Как известно, в период бурно протекающей линьки у гусей разом выпадают все маховые перья, и на значительный срок они теряют способность к полету. Этим бессовестно пользуются некоторые хапуги. На Каракуле, например, линных гусей загоняли и истребляли массами, используя для этого моторную лодку метеостанции!

Из массовой птицы Памирских гор на наших глазах горный гусь превратился в исчезающий вид. Это тем более обидно, что в нашей стране горный гусь гнездится кроме Памира только в немногих местах: на Тянь-Шане, Алтае - вот и все. Да и в этих горных областях положение с поголовьем гусей не лучше. На Тянь-Шане, например, по последним данным, общее ежегодное поголовье не превышает тысячи штук. Похоже, что в один непрекрасный день, если все останется по-старому, мы предстанем перед печальным фактом: еще один вид исчезнет из фауны нашей страны...

Это потеря не только для науки, но и для хозяйства.

Из всех гусей только горный гусь, обитатель высокогорий Центральной Азии, да еще белый гусь - житель Крайнего Севера - гнездятся колониями. Такие колонии обычно располагаются на небольших островах озер; в местах, где птиц не беспокоят люди, колонии могут достигать огромных размеров. Мне как-то довелось прочитать описание такой колонии, расположенной на одном из тибетских озер. Колония насчитывала несколько тысяч пар гусей, а гнезда на островах были построены настолько близко друг к другу, что буквально ногу некуда было поставить.