Маленькие труженики пустыни

Пробираюсь через заросли к красным горам и, вспугнув несколько фазанов и прытких зайцев, исцарапанный добираюсь до скал. Вот эфедра с красными ягодами, а вот и с оранжевыми. Еще несколько минут возни в зарослях и я кладу горстку разноцветных ягод на муравейник. Мой подарок вызывает переполох. Толпы муравьев бросаются на ягоды, ощупывают их и растаскивают по своим квартирам. Но только… оранжевые, красные же остаются без внимания.

Зачем муравью-хищнику ягоды эфедры? Если он их съедает, то, наверное, неспроста!

Пустыня еще спит по-зимнему, хотя и пригревает солнце. Застыли тугаи. Но муравьи пратензисы пробудились, копошатся на гнезде. Им что! Пусть возвращаются холода, пусть даже выпадут снега и ударят морозы, дом рядом, есть куда спрятаться.

Муравьям еще не на кого охотиться. Но недалеко от муравейника по зеленому стволику ивы уже кто-то ползет, чем-то занят. Здесь, оказывается, совершаются важные дела. Несколько десятков муравьев крутятся возле крошечного скопления тлей. Они принесли их сюда из муравейника, теперь лелеют, стерегут. Скоро (лишь бы тепло!) коровушки подрастут, расплодятся и тогда побегут по зеленому стволику с раздувшимися брюшками муравьи-молочницы, все будут напоены и сыты. Как муравьи постигли сложное искусство «скотоводства», кто их этому научил?

Проходит месяц. Весна уже ушла, отцвела пустыня, в тугаях воцарилось жаркое лето. Теперь муравьи владеют отличной тлевой колонией на стволике ивы. Ее окружили кольцом рослые сторожа, а маленькие тщедушные доильщики собирают сладкие выделения. Мне захотелось сфотографировать компанию толстых тлей в окружении почетного караула, но осуществить затею не так-то просто. Ретивые «скотоводы» заметили фотоаппарат, тотчас направили в его сторону кончики животиков, и я, оберегая объектив от брызг кислоты, меняю тактику. Поспешно срезаю кусочек коры с частью колонии и кладу на самое оживленное место муравейника. Как всегда незнакомый предмет вызывает любопытство, волнение. Возле тлей суматоха, но недолго. Вскоре кусочек коры окружает плотным кольцом верная охрана. Муравьи не сходят с места, не сводят глаз со своих подопечных тлюшек, гладят их усиками. Иногда кто-либо из охраны отлучается, но его места сразу занимает другой муравей. Кто установил это дежурство, зачем оно в самом центре муравейника? Видимо, какова бы ни была обстановка, раз есть тли, их полагается охранять.

Проходит несколько часов. Среди тлей смятение: в коре исчез сок, нечем питаться. Кусочек коры сперва покидают самые большие, потом и поменьше тли. Но некоторые упрямы и не желают никуда отлучаться. Таких немало, целая кучка. Но с ними творится что-то неладное. Среди тлей появляются странные серенькие тельца. Да это личинки мух-сирфид — злейших врагов тлей! С каждым часом они все крупней и крупней. Зато тлей все меньше. Муравьи же по-прежнему их сторожат, не подозревая о творящемся на их глазах разбое. Иногда они поколачивают усиками личинок сирфид, так же как и своих кормилиц — «коровушек»… Может быть, бдительную охрану берут сомнения? Но приподняв заостренную и подвижную переднюю часть тела с поедаемой тлей и размахивая ею из стороны в сторону, личинка-обжора задает несколько тумаков любознательному стражнику. Тот проворно отступает на почтительное расстояние…

На второй день кусочек коры совсем засох, скрутился трубочкой, от тлей остались одни шкурки. Среди остатков этого пиршества голодные, в окружении все той же охраны, личинки сирфид. Когда к личинке-хищнице подступает кто-либо из охраны, она, схватив шкурку тли, размахивает ею перед «бдительным» муравьем, как бы доказывая свое право на попечение и охрану. Видимо, для муравья этого достаточно для продолжения охраны давно уже не существующего стада…

Постепенно, одна за другой, расползаются и личинки сирфид. Кусочек коры пустеет, охране нечего делать и она тоже исчезает. Но как личинки мух ловко обманывают бдительных сторожей! А еще говорят, что муравей умен. Впрочем, ум и глупость нередко сопутствуют друг другу!

У рыжего лесного муравья, как только няньки начинают выбрасывать рубашки от куколок, происходят вечные недоразумения. Охотники и разведчики, наткнувшись возле жилища на остатки куколочных оболочек и уловив в них родной запах, не пытаются разобраться, в чем дело, и волокут их обратно в муравейник, причиняя излишние хлопоты и себе и нянькам. Много дней происходит это нелепое соревнование нянек и охотников: первые без устали выбрасывают рубашки, вторые упрямо заносят назад. Наконец, приходит время, когда рубашки то ли теряют родной запах, то ли охотники уразумевают, в чем дело, и бесцельный спор прекращается.

С южного склона хребта Алтын-Эмель видна вся обширная пустыня, ограниченная с юга красно-черными горами Катутау и Калкан. В небольшом распадке, среди выгоревшей от солнца растительности, полоска ярко-зеленой травы с обеих сторон прозрачного ручейка. В одном месте зеленой полоски среди зарослей мяты возле кустика таволги приютился муравейник формика пратензис. От него идут кверху тропинки на охотничьи угодья.

Возле муравейника лежат камни. Случайно я приподнимаю один из них и вижу необычное: под ним масса скомканных оболочек новорожденных. Сюда муравьям нелегко было затащить этот груз. Под другим камнем то же. Все до единой оболочки куколок надежно спрятали няньки. Здесь в укрытии они не привлекают ничьего внимания, не отрывают занятых охотников от важных дел. С таким обычаем я сталкиваюсь впервые.

Но как муравьи догадались до такого оригинального выхода?

«Будет удачным бивак!» — подумал я, увидев тропинку, по которой сновали рыжие тугайные муравьи.

Но тропинка тропинкой, а надо искать муравейник. Сделать это не так просто в густых зарослях колючего лоха, чингиля и шиповника. К счастью, муравейник близко, при помощи топорика и секатора я быстро прокладываю к нему путь. Здесь я вижу волосатую самку тугайного муравья. Слегка сгорбившись, она деловито заглядывает в щелки и норки, видимо, после брачного полета ищет убежище. А еще через минуту к машине подползает другая самка, с одним крылом, уцелевшим после свадебного путешествия, но на ней нет золотистых волос.

У муравья формика пратензис встречается два вида самок — волосатые и безволосые. Почему существуют две формы и что они собой представляют — неизвестно. Хорошо бы определить отношение муравьев к разным самкам. Теперь как будто предоставилась возможность, и мы осторожно, чтобы не обратить на себя внимание бдительных защитников, располагаемся вокруг муравейника, затем вытряхиваем на него из пробирки волосатую самку. Несколько секунд она в замешательстве, потом, очнувшись, бросается наутек. Но легко ли скрыться от столь бдительной стражи! На нее бросается толпа, самку валят на землю, хватают за ноги, усики. Один грызет острыми челюстями ее тонкую талию, другой безжалостно подогнул брюхо к голове жертвы, собирается брызнуть ей в рот яд. Пропала самка. Сейчас отравят ее кислотой, разорвут на части…

Но она, собрав все силы, разбрасывает в стороны нападающих, стремительно, отбиваясь на ходу, бежит из этого скопища недругов.

— Самка чужая, а муравьи, наверное, потомки безволосой родительницы, — решаем мы. — Посмотрим, что будет со второй нашей пленницей…

Она также напугана неожиданной толпой любопытных собратьев, также пытается бежать, но быстро смиряется, замирает, размахивая длинными усиками, будто просительно поглаживает ими хозяев. А они? Они совсем не такие неприветливые, не хватают за усики, не грызут талию. Им только непременно надо как можно лучше обследовать гостью, узнать, кто она такая. И толпа любопытных не уменьшается.

Вот самый бойкий ощупал со всех сторон незнакомку и, растолкав в стороны тех, кто оказался на его пути, помчался по муравейнику, быстро-быстро размахивая брюшком из стороны в сторону. Это был знакомый мне сигнал: «Самка! На нашем муравейнике появилась самка!»