Мясной рулет. ВСТРЕЧИ С ЖИВОТНЫМИ

В Греции, где прошло мое детство, я, бывало, часами бродил по берегу, разыскивая гнезда пауков-немезий. Эти гнезда - наиболее поразительные и прекрасные из всех шедевров архитектуры. Сам паук с расправленными лапками уместится на двухшиллинговой монете, и кажется, что он покрыт блестящей шоколадной глазурью. У него крепко сбитое тельце и сравнительно короткие лапы; с первого взгляда вы ни за что не признаете в нем мастера тончайшей, филигранной работы. Однако неуклюжие на вид пауки копают в прибрежной земле норы глубиной около шести дюймов, диаметром с шиллинг. Норки тщательно выстилаются паутиной и после окончательной отделки выглядят как туннели из чистого шелка. Но самая главная достопримечательность всего сооружения - шарнирная крышечка, "откидная дверца" норки. Она круглая, с аккуратно скошенным краем и плотно прилегает к краю норки. "Дверца" держится на шелковой "пружинке", а снаружи замаскирована кусочками мха или лишайника, поэтому закрытая норка абсолютно незаметна на земле. Если хозяина нет дома, и вы откинете крышечку, то увидите на ее шелковой обивке аккуратные черные точечки. Это, так сказать, ручки, в которые паучиха запускает коготки, чтобы накрепко запереть дверь от непрошеных гостей. Единственное существо, которое не придет в восторг от красоты дворца немезии, - это самец-паук: когда он, приподняв откидную дверцу, входит в шелковый туннель, для него этот дом становится не только свадебным чертогом, но и гробницей. Проникнув в темную глубину и совершив свою миссию, бедняга обречен на съедение.

Впервые я наблюдал за животными-строителями, когда мне было лет десять. Я тогда страстно увлекался жизнью пресных вод и все свободное время бродил по мелким прудам и ручейкам, вылавливая сачком массу всякой мелкой живности и расселяя ее по банкам из-под варенья в своей комнате. В одной из банок у меня жили многочисленные личинки ручейников. Эти занятные, похожие на гусениц существа окутывают себя шелковистым чехлом вроде кокона, открытого с одной стороны, а снаружи покрывают его разным подручным материалом, который, как они полагают, наилучшим образом подходит для камуфляжа. Мои ручейники выглядели скучными замарашками - я выловил их из довольно грязной лужи. Их домики были облицованы снаружи убогими клочками мертвых водорослей.

Но меня уверяли, что, если я выгоню ручейников из их чехлов и посажу в банку с чистой водой, они спрядут себе новые чехлики и украсят их любым материалом, который им подложат. Я не очень-то этому верил, но решил провести эксперимент. Взял четырех личинок ручейника и вытурил возмущенно извивающихся хозяев из их домиков. Затем я поместил их в банку с чистой водой и бросил на дно горсть крохотных выцветших морских ракушек. Я был поражен и восхищен, когда личинки поступили точно так, как предсказывал мой друг, и выстроили себе домики, похожие на филигранные игрушки из морских ракушек.

Я пришел в неописуемый восторг и, признаюсь, заставил несчастных личинок потрудиться. Я снова и снова вынуждал их строить домики, облицованные все более и более невероятными материалами. Вершиной моих достижений стало вот какое открытие: если личинок пересадить в новую банку с другим дном, когда их кокон еще не закончен, можно заставить их строить домик с полосатым покрытием! Я получил довольно странное сочетание. Одна личинка, например, жила в домике, наполовину облицованном великолепными морскими ракушками, а наполовину - кусочками угля. Но самых сногсшибательных результатов я добился, заставив трех личинок украсить свои домики кусочками голубого стекла, красного кирпича и белыми ракушками. Мало того, эти цвета были расположены полосами - признаюсь, довольно неровными, - но как-никак это были отчетливые полосы!

С тех пор прошло много лет, и у меня перебывало множество животных, которыми я мог гордиться, но не припомню случая, когда бы я так раздувался от гордости, как в то лето, показывая друзьям своих красно-бело-голубых личинок ручейника. Пожалуй, бедные существа, вылупившись, с глубоким облегчением вылетели из своих домиков, чтобы навсегда забыть о квартирных мытарствах.

ВОЙНЫ У ЖИВОТНЫХ

Помню, в Греции я лежал на залитом солнцем, поросшем причудливыми оливами и миртовым кустарником склоне холма, наблюдая за долгим и кровопролитным сражением, разыгравшимся у самых моих ног. Собственно говоря, мне сказочно повезло: я стал военным корреспондентом - свидетелем великой битвы. Мне довелось наблюдать такую битву всего раз в жизни, и я ни за что на свете не согласился бы ее пропустить.

В сражении принимали участие две армии - армии муравьев. Одна - блестящие кроваво-красные муравьи - наступала, а другая - муравьи угольно-черного цвета - оборонялась. Может быть, я так и не стал бы свидетелем боевых действий, если бы в один прекрасный день не наткнулся на муравейник, который показался мне чрезвычайно странным. В нем обитали два вида муравьев - красные и черные, которые, судя по всему, прекрасно уживались друг с другом. Раньше я таких муравейников не видывал и тут решил побольше разузнать о муравьях. Оказалось, что красные - настоящие хозяева муравейника - носят звучное имя "кровавые муравьи-рабовладельцы", а черные - "рабы", которых первые захватили и поработили еще в виде "яичек", точнее, куколок. Прочитав о привычках "рабовладельцев", я стал внимательно наблюдать за гнездом в надежде увидеть, как они отправляются в грабительский набег за "рабами". Прошло несколько месяцев, и я пришел к выводу, что в этом муравейнике или слишком ленивые хозяева, или "рабов" более чем достаточно для всеобщего благоденствия.

Замок "рабовладельцев" высился среди корней оливы, а футов на тридцать ниже по склону холма было расположено жилище черных. Однажды утром, проходя мимо муравейника черных, я заметил, что группы красных бродят всего в тридцати сантиметрах от чужого дома, и остановился посмотреть. Красных муравьев было десятка три-четыре, и они, рассыпавшись, ползали на большой площади вокруг муравейника. Было сразу видно, что они не разыскивают пищу - в их движениях не было обычной стремительности и деловитости.

Они бродили вокруг, иногда взбираясь на стебелек травы и застывая в задумчивости - только усики шевелятся. То и дело двое сталкивались и затевали, судя по всему, оживленную беседу, скрещивая усики-антенны. Мне пришлось довольно долго наблюдать за ними, чтобы догадаться, что они тут делают. Красные вовсе не слонялись без дела; как стая гончих, они тщательно обследовали окружающую местность, изучая каждый клочок земли, по которому предстояло пройти их армии. Черные муравьи явно были обеспокоены. Случалось, что один из них подбегал к красному муравью, а затем удирал со всех ног и присоединялся к одной из многочисленных групп своих сородичей - они собрались кучками тут и там, по всей видимости, держали военный совет. Красные муравьи производили глубокую разведку местности целых два дня, и я уже было решил, что они сочли город черных муравьев слишком неприступным. Но однажды утром я заметил, что военные действия уже начались.

Разведчики красных в сопровождении нескольких небольших отрядов подступили под самые стены муравейника черных, и в двух-трех футах от него уже завязывались небольшие потасовки. Черные муравьи бросались в бой, очертя голову, а красные продвигались вперед медленно, но неуклонно, хватая каждого подвернувшегося черного муравья и мгновенно прокусывая его голову или грудь мощными смертоносными челюстями.

С холма спускалась целая армия "рабовладельцев" - ее главные силы были уже на полдороге между муравейниками. Примерно через час они подошли на метр к жилищу черных и разделились на три колонны с такой великолепной военной точностью, что я был просто потрясен. Одна колонна продолжала маршировать прямо, а две другие развернулись и обошли муравейник с флангов, захватывая его в "клещи". Мне казалось, что я чудесным образом вознесся на громадную высоту и наблюдаю оттуда за полем какой-то исторической битвы - битвы при Ватерлоо, например. Я мог одним взглядом окинуть расположение армий - агрессоров и защитников муравьиного города, видел, как резервные когорты спешно подтягиваются, прячась в высокой траве; видел, как две штурмовые колонны обходят муравейник с флангов, пока черные муравьи, ничего не подозревая, бросили всю живую силу навстречу средней колонне. Было яснее ясного, что, если черные муравьи в считанные минуты не обнаружат, что их обходят и вот-вот возьмут в кольцо, для них все будет кончено. Мою душу раздирали противоречивые чувства - конечно, хотелось прийти на помощь черным, но куда сильнее было желание наблюдать за естественным ходом событий, не вмешиваясь. Все же, пытаясь помочь, я взял одного черного муравья и перенес поближе к одной из обтекавших муравейник колонн, но его прикончили в мгновение ока, и меня охватило тягостное чувство вины.