Семья Майклов в Африке

Осмотрев гнездо орла, я выбрал место у подножия большой скалы, где рос густой кустарник, за которым легко было укрыться. Клетку с зайцем мы поставили на небольшой бугорок на открытом месте, так, чтобы орел мог сразу ее увидеть. Я старательно разложил петлю по верху клетки, проверил, хорошо ли она скользит, затем все мы спрятались за кустами. Расставив кинокамеры, мы расположились поудобнее, насколько это было возможно, и стали терпеливо ждать.

Если вы сидите притаившись в африканских зарослях, сначала они кажутся вам безмолвными, но потом до вас начинают доходить приглушенные голоса джунглей. Слабые, почти неуловимые звуки, которые может различить лишь тренированное человеческое ухо. Постепенно ваше восприятие становится более острым и тонким, и вы уже можете улавливать такие непривычные звуки, как отдаленный свист птицы у-двения, отрывистое карканье вороны, стрекот кузнечиков и жужжание диких пчел и жуков. Мы старались не курить и не разговаривать и даже боялись вынуть носовой платок, чтобы стереть со лба капли пота. Зной усиливался. Мы ждали в полной тишине, внимательно прислушиваясь. Я слегка толкнул Марджори локтем и показал на узкий уступ неподалеку от нас, где резвились два горных крольчонка, как будто играя в прятки. Мы наблюдали за ними с большим интересом и так увлеклись их игрой, что не заметили бы крошечной черной точки, кружившей высоко в небе, если бы кролики вдруг не всполошились, подняв мордочки кверху.

Черная точка постепенно росла и приближалась. Застыв, словно бронзовые изваяния, кролики не сводили с нее глаз. Я посмотрел на клетку, стоявшую ярдах в тридцати от нас, и прикинул, достаточно ли бросается в глаза наша приманка. Заяц, видимо, пригрелся на солнце и крепко спал.

Вдруг оба кролика вышли из оцепенения, мигом перескочили уступ и скрылись среди скал.

— Орел! Приближается! — прошептал Пенга.

Мы приникли к траве, не смея шелохнуться, хотя руки и ноги у нас сводило от напряжения. Мы боялись, что орел может заметить нас своими зоркими глазами и, почуяв опасность, скрыться. Всякий раз, как он проносился у нас над головой, мы видели его тень на земле прямо перед собой.

Должно быть, заяц казался орлу странным и непонятным существом. Он без конца подлетал к самой клетке, как бы желая рассмотреть ее получше, а затем красиво взмывал ввысь, чтобы через секунду снова сердито пронестись над дремлющим зайцем.

— Как же это заяц может так спокойно спать? — спросила Марджори.

— Джордж дал ему хорошую порцию бренди, когда сажал в клетку, иначе при появлении орла заяц мог бы до смерти испугаться и вырваться из клетки, — объяснил за меня Джон.

Наконец орел опустился на землю рядом с клеткой. Заяц зашевелился и поднял одно ухо. Перья на голове и шее орла взъерошились, он приготовился к атаке. В первый момент я испугался, что орел унесет зайца вместе с клеткой. Мы затаили дыхание. Я потуже намотал веревку на руку. Орел был в нерешительности. Ему никогда не приходилось встречать зайца, который бы его не боялся, и он никогда не видел этого зверька под такой странной защитой. Орел недоумевал. Он сделал три или четыре неуклюжих шага к клетке, склонил голову набок и несколько секунд смотрел на зайца, потом подпрыгнул и сел прямо на клетку.

Я стал лихорадочно тянуть за веревку и увидел, как орел перевернулся и с легким стуком упал на землю. В этот решающий момент я не мог сказать, сработала ли петля как полагается или, проскользнув под когтями орла, просто лишила его равновесия. Вдобавок ко всему веревка в моих руках ослабела. Нельзя было терять ни секунды. Я вскочил с места и помчался к птице. Испугавшись, она расправила свои широкие крылья и взлетела вверх. Веревка, туго натянувшись, рванулась из моих рук, а орел как будто застыл в воздухе. Я продолжал тянуть веревку. В это время ко мне подскочил Пенга, размахивая мешками. Он был возбужден и громким голосом подавал команду всем, кто его слушал.

— Мисси Кэрол, мисси Джун, ступайте отсюда, ступайте. Мадам, не подходите, пожалуйста, близко.

И потом обращался ко мне:

— Баас, тяните ее. Вот мешок. Я принес мешок. Тяните, тяните.

Тащить к земле такую птицу — все равно что заарканить смерч.

В ее крыльях была фантастическая сила, веревка глубоко врезалась мне в руку. Этот удивительный поединок длился несколько минут, потом, несмотря на страшную боль, мне все-таки удалось притянуть гигантскую птицу к земле, и она лежала в десяти футах от меня, будто выброшенная на берег рыба.

Я крикнул Пенге, чтобы он накинул на нее мешок, но он замешкался, и птица поднялась и ринулась на меня, словно пикирующий бомбардировщик. Я отпрыгнул в сторону и рванул за веревку. Орел перевернулся в воздухе, упал на землю, но тут же взлетел снова и снова помчался прямо на меня. Я опять быстро отскочил в сторону, дернул за веревку, и орел опять очутился на земле. Все это время Пенга бегал вокруг нас, стараясь набросить на орла мешок, но птица каждый раз увертывалась, и я боялся, что Пенга в конце концов запутается в веревке и испортит мне все дело. Марджори и девочки стояли в стороне, но и они вносили в общую сумятицу свою долю, выкрикивая предостережения и советы. Отвлекшись на мгновение от всей этой кутерьмы, я увидел, что Джон Лимбери, совершенно невозмутимый среди гама и пыли, спокойно снимает нас с разных точек и под разными углами.

Теперь я подтянул орла к себе фута на четыре. Он лежал на спине, и я не давал ему перевернуться, дергая за веревку всякий раз, как только он пытался встать на ноги и броситься на меня.

Вдруг веревка ослабела, и я сразу сообразил, что она оборвалась на узле, однако почти в то же мгновение я понял, что орел этого еще не подозревает. Он лежал на боку, почти не двигаясь.

— Пенга, мешок, живо! — отчаянно закричал я.

Пенга подлетел с мешком и бросил его на птицу, но промахнулся. Не дожидаясь, пока он набросит мешок второй раз, я схватил орла за крыло и крепко его сжал, но орел тут же перевернулся и с остервенением вонзил мне в запястье свои острые когти. Словно обруч из раскаленной стали стиснул мне руку, и только тут я понял, какая мощь таится в этих лапах и как безнадежно для любой жертвы орла пытаться вырваться из его объятий.

В это время подбежал Пенга и набросил-таки на птицу мешок, но она продолжала сжимать мне руку с прежним остервенением. Я повернулся к Джону, который стоял в нескольких ярдах от нас, снимая эту сцену, и крикнул:

— Сними крупным планом когти на моем запястье! Я могу потерпеть еще немного.

Джон мгновенно установил камеру у меня за спиной и стал снимать через плечо. Многие люди, видевшие потом это место в фильме, говорили:

— Как вам удалось все это снять, черт побери, если только тут нет надувательства?

Но тут не было надувательства. Несколько минут терпел я ужаснейшую боль, чтобы получить эти замечательные кадры.

Лишь с большим трудом Марджори и Пенге удалось наконец разжать когти орла. Я перевязал запястье и принялся обследовать зайца. По всей видимости, он уже оправился от бренди, и мы с Марджори выпустили его на свободу. Дети уговаривали меня выпустить на волю и орла, который так доблестно сражался. Но здесь я был неумолим.

Орел до сих пор живет с нами, приручать его пришлось почти целый год. Обращаемся мы с ним осторожно и почтительно и нередко задаем себе вопрос, вернется ли он теперь в свою скалистую обитель в горах Серетс Кама, если мы его отпустим?

Глава четвертая

Горонгоза

Месяца через два после нашего возвращения из страны Кама моя приятельница Элис Хеннинг, молодая вдова, жившая со своим братом на большой ферме близ Претории, познакомила меня с одним португальцем. Он слышал и читал о «Семье Майклов в Африке» и предложил нам снять один из наших фильмов в знаменитом заповеднике Горонгоза в Португальской Восточной Африке. Звали его сеньор Альмейда. Он сказал нам, что у него прекрасная ферма близ Умтали, почти на границе Северной Родезии и Португальской Восточной Африки, и усиленно приглашал нас заехать к нему на несколько дней по пути в Горонгозу.