Нгоньяма желтогривый

Нгоньяма раздувал ноздри, но с призрачного озера не веяло прохладой и влагой; по-прежнему воздух был сухим и горячим. И вдруг берега начинали таять, исчезали развесистые деревья, а пруд переносился на другое место - туда, где несколько секунд назад рос терновый куст с длинными, очень острыми колючками. И куст превращался в пальмовую рощу, дремлющую на берегу синего пруда, но пруд оставался мертвым - не слышалось радостного кваканья лягушек, пения птиц, шелеста крыльев.

Лев пристально смотрел на пальмовую рощу; и на его глазах она снова превращалась в колючий куст. Потом он поворачивал морду в другую сторону и видел несущийся по равнине столб песка, подхваченный двумя встречными течениями воздуха. Через минуту песчаный столб бесшумно падал на землю.

Эти тайны жизни лев постигнуть не мог; они не приковывали к себе его внимания и в памяти не оставались. Но вот по земле скользнула тень, и лев насторожился и посмотрел на небо. Это было ему понятно: высоко над его головой летел гриф, изредка взмахивая гигантскими крыльями. За ним показался второй, третий. Растянувшись длинной вереницей, плыли по небу птицы-хищники. Отлетев на большое расстояние, птица-вожак застыла в воздухе, а солнце серебрило ее распростертые крылья. И тогда начался зловещий танец смерти: двадцать громадных птиц, кружась над землей, стали медленно по спирали опускаться вниз на распростертых, неподвижных крыльях.

Нгоньяма встал и побежал в ту сторону, где кружились птицы. Бывают такие времена, когда и лев не брезгует падалью, если ему удастся ее найти. А сейчас такой момент настал. Грифы нашли мясо. Откуда они прилетели? Быть может, с гор, находящихся за сотни километров отсюда, а может быть, парили в небе на такой высоте, что с земли самый зоркий глаз не мог бы их разглядеть, тогда как им видно было все, что делалось на земле.

Большие прозрачные глаза страуса пронизывают далекие пространства, поразительной дальнозоркостью отличается орел, но глаза грифа - самый удивительный инструмент. Словно драгоценные камни, вставлены они в лысую голову. С головокружительной высоты они замечают лежащую на земле падаль.

Нгоньяма рысцой бежал в ту сторону, где кружились хищные птицы. Раскаленная земля обжигала ступни его лап. Наконец услышал он пронзительные крики птиц, терзавших падаль и ссорившихся друг с другом над окровавленными ребрами издохшего животного. Но огромные птицы своими крыльями заслоняли от него добычу. Громко каркали вороны, прыгая вокруг пировавших грифов, которые отняли у них лакомое блюдо.

Когда Нгоньяма подошел ближе, вороны с громким карканьем отскочили в сторону, а грифы вытянули длинные голые шеи. Увидев льва, они, переваливаясь, отошли, распростерли крылья и, оторвавшись от земли, стали кружить над падалью.

Вороны оживленно закаркали над его головой и, отлетев в сторону, уселись на дерево, которое росло неподалеку. Стая гиеновых собак неслась по равнине, и появление ее на сцене было чревато последствиями. Согласится ли лев добровольно уступить добычу?

Собаки бежали, навострив уши, высунув язык. Местонахождение падали указали им грифы, кружившие над разлагающейся тушей. Заметив льва, вся стая остановилась.

Нгоньяма высокомерно посмотрел на каркающих ворон и с самым независимым видом направился к туше. Это была мертвая зебра. Мясо издавало резкий запах, но было еще съедобно. Лев долго обнюхивал зебру, потом обошел вокруг и приблизился к ней с другой стороны - ему не хотелось стоять спиной к собачьей стае.

Вороны еще громче закаркали, словно поняли этот маневр, но собаки не хотели спешить. Они изучали позицию и выжидали. Когда лев прилег возле туши, они перешли на другое место, откуда им было его видно, и стали смотреть на него в упор.

Нгоньяма проглотил несколько кусков сильно разложившегося мяса и тогда только почувствовал на себе взгляд всей стаи. Резко подняв голову, он сразу заметил, что собаки настроены враждебно. Они придвинулись ближе, глаза их сверкали. Впрочем, когда он поднял голову, они прикинулись равнодушными. Одни собаки сидели, высунув язык, и можно было подумать, что они любезно улыбаются. Другие растянулись на земле и ловили мух, и только самые молодые, не скрывая своего волнения, бегали вокруг.

Еще ни разу не приходилось Нгоньяме иметь дело со стаей гиеновых собак, но эти настороженные уши и злые глаза словно предупреждали его о грозящей опасности. Проглотив несколько кусков мяса, он снова поднял голову и убедился, что стая придвинулась еще ближе. Сомнений быть не могло: собаки объявили ему войну, и Нгоньяма, не задумываясь, принял вызов. Он встал и, низко опустив голову, двинулся навстречу стае.

Собаки отступили, и этим моментом лев воспользовался. Выпустив когти, ощетинившись и грозно рыча, он прыгнул вперед. Стая рассеялась, но через несколько секунд было уже трудно решить, лев ли преследует стаю, стая ли преследует льва!

Нгоньяма не мог уследить за тридцатью собаками. Одни бежали впереди, другие наступали на него справа и слева, острые зубы вонзились ему в задние лапы. Нгоньяма позорно поджал хвост и закружился на одном месте, а собаки отступили: их маневр удался - они заняли позицию между львом и падалью.

Теперь преимущество было на стороне стаи.

Собаки выжидали, рассчитывая, что лев удалится. Победа была обеспечена, но в их намерение не входило преследовать льва. Неизвестно, как поступил бы на его месте старый лев, но Нгоньяма был молод, неопытен и вдобавок сильно проголодался. Он не знал, что игра проиграна, и, надеясь застигнуть стаю врасплох, сделал два гигантских прыжка. Раздался лай, рычание, треск сломанных костей. А затем стая проучила льва. Собаки нападали на него и спереди, и с тыла, и с флангов; куснув его, они отскакивали, а их место занимали другие. Лев, не ожидавший такого отпора, выбрал из стаи одну собаку и гнался за ней на протяжении полукилометра. Но стая его преследовала, и он должен был забраться в колючие кусты, откуда высовывалась только его голова.

И снова преимущество было на стороне стаи. Правда, одна собака погибла, но зато им удалось отогнать льва на полкилометра от гниющей туши. Собаки сомкнулись кольцом вокруг кустов и терпеливо ждали дальнейших событий. Но вскоре до слуха их донеслось хлопанье гигантских крыльев: грифы опустились на землю и присоединились к воронам, клевавшим падаль. Это зрелище заставило стаю галопом помчаться назад; малейшее промедление могло привести к тому, что от зебры остался бы один скелет. Грифы едва успели разлететься, когда собаки завладели добычей.

Нгоньяма встал, вылез из кустов и рысцой побежал прочь. Пробежав с километр, он оглянулся, так как до слуха его донеслись подозрительные звуки. Вдали он разглядел буро-черные пятнышки, быстро к нему приближавшиеся. Собачья стая! Он забился в заросли колючих кустов. Ну, что же! Если собаки думают продолжать войну, он встретит их и сведет счеты с каждой по очереди.

По-видимому, стая склонялась к той же точке зрения. Выследив льва, собаки повертелись вокруг зарослей, но не посмели перейти в наступление. С визгом и воем они понеслись дальше.

Зализав свои раны, Нгоньяма заснул и спал долго, Проснулся он ночью и, сердито ворча, тронулся в путь. Его мучила жажда, и вообще чувствовал он себя прескверно. Должно быть, съеденное им разложившееся мясо не пошло ему на пользу. Он разжевал и с трудом проглотил несколько сочных стебельков целебной травы, которая росла на дне высохшего ручья. Началась рвота. После этого он почувствовал облегчение, но жажда по-прежнему его мучила. Зализав шершавым языком раны, нанесенные собаками, он долго жевал траву. Потом его охватила странная слабость.

Двое суток провел Нгоньяма возле русла высохшего ручья. Какой-то яд проник в его кровь. Быть может, виной тому была съеденная им падаль или укусы собак отравили кровь. Его спасла целебная трава; сильный организм поборол болезнь. За эти два дня Нгоньяма сильно похудел и, казалось, еще крупнее стала его голова, обрамленная длинной гривой. На третий день, с трудом передвигая тяжелые лапы, он поплелся дальше.