Залив

В пивной лежала большая грязная рыбина, которую кто-то выловил в реке. Ее принесли, чтобы показать всем, и бросили на пол, так как никто не знал толком, что с ней делать. Такой большой рыбы я еще никогда не видел. Она весила больше двухсот фунтов и к нашему приезду начала соответственно вонять. Рыба тоскливо лежала посередине комнаты, облепленная со всех сторон черной тучей мух. Зловоние было почти осязаемым. Хозяин пивной сказал, что подрядил Стоунбола Джексона убрать ее куда-нибудь, но тот еще не появлялся.

Стоунбол Джексон был старым золотоискателем, который время от времени отправлял себя на пенсию за счет горняцкого фонда и устраивался ненадолго в «Дымке», как он называл Ялогинду. После этого он снова на год уходил в горы. Говорили, что он нашел такие богатые жилы, что мог бы прожить остаток жизни в роскоши, но не хотел менять своих привычек и придерживал золотишко. Он много говорил о том, что хочет обеспечить свою старость, но, учитывая, что ему уже было за шестьдесят, в это никто не верил. Иногда он бывал невыносим — то выпьет чужое пиво, то затеет драку с людьми вдвое моложе и вдвое сильнее себя, но ему невольно симпатизировали. Приезжая в город, он селился в кузове автомобиля, стоявшего в кустарнике примерно в полумиле от пивной. Вдоль всей дороги от своего «дома» он вбил колышки, чтобы не заблудиться утром по дороге в пивную.

В то утро он прибыл на два часа позднее обычного, и сразу стало ясно, что он выжидал, пока не поднимется цена за избавление от рыбы. И цена росла с каждой минутой, если считать, что мерилом ее было зловоние.

— Стоунбол, когда ты собираешься убрать отсюда эту рыбу? — спросил хозяин пивной.

Стоунбол Джексон поднял пару пустых банок из-под нива, потряс их, чтобы узнать, осталось ли там что-нибудь, и сказал:

— Дай-ка, хозяин, еще одну банку в долг.

— А как насчет рыбы?

— А как насчет банки? — терпеливо спросил Стоун-бол Джексон.

Трактирщик открыл банку и швырнул ее на стойку.

— Заберешь ты наконец эту рыбу или нет? Стоунбол Джексон долго тянул пиво из банки, а потом

обернулся и посмотрел на рыбу, лежавшую на полу.

— Кажется, она уже немного пахнет, — заметил он.

— Я без тебя знаю, что проклятая рыба воняет, — сказал трактирщик. — Ты должен был забрать ее отсюда еще вчера. Я уже заплатил тебе за это тридцать шиллингов.

— Заплатил, — сказал Стоунбол Джексон, снова прикладываясь к банке. — Мне кажется, хозяин, что ты меня обжулил. Кто тебе потащит эту вонючую дрянь за какие-то паршивые тридцать шиллингов?

Трактирщик почуял что-то неладное.

— Послушай, Стоунбол, — сказал он, — заберешь ты ее отсюда или нет? Ты же знаешь, черт тебя побери, что она не воняла, когда я тебе платил деньги.

— Да, верно, — сказал Стоунбол Джексон, — но мы совсем не учли, что я еще должен найти место, куда ее девать. А на это нужно время… и деньги.

— Брось ее в реку, закопай, сожги. Мне все равно, что ты с ней сделаешь после того, как уберешь ее отсюда. Обещал — сделай. А куда ее девать — это твое дело.

— Я нашел, куда ее девать, — терпеливо объяснил Стоунбол Джексон. — Но пока я все устраивал, улаживал, работки тут немного прибавилось.

Он легонько пнул сапогом рыбу, и вокруг поднялся рой рассерженных мух, а трактирщик скорчил рожу.

— Бьюсь об заклад, что меньше чем за три фунта тебе не найти никого, кто бы теперь убрал ее отсюда. Времена нынче тяжелые, — добавил он торжественно.

Трактирщик в конце концов согласился уплатить деньги, обозвав Стоунбола Джексона старым ворюгой. Стоун-бол принес брезент, расстелил его на полу, вкатил на него мокрую коричневую рыбью тушу и вытащил за дверь.

— Еще немного, и она бы совсем расползлась, — сказал он простодушно.

Мы вышли на улицу, чтобы посмотреть, что он собирается с ней делать дальше. Он перетащил рыбу через дорогу к дому сержанта полиции и скинул ее с брезента в огород. Потом он вернулся и забросил брезент обратно на грузовик Дарси. Он предложил помыть пол в пивной за десять шиллингов, но хозяин, решив, наверное, что и так потратил в тот день слишком много, помыл его сам.

Полчаса спустя пришло известие, что Стоунбола Джексона немедленно требуют к сержанту. Из окна бара мы наблюдали, как бедный Стоунбол закапывал дохлую рыбу в огороде у сержанта. На это у него ушло больше часа. Трактирщик был в восторге. Наконец-то Стоунбол Джексон наказал самого себя!

Но вернувшийся в пивную Стоунбол Джексон был не очень похож на человека, понесшего наказание. Он взял банку пива и с очень довольным видом уселся за стол.

— Ну что, на этот раз погорел? — смеясь, спросил хозяин пивной.

— Погорел? — сказал Стоунбол Джексон. — О чем ты говоришь?

— Мы видели, как ты закапывал рыбу в огороде у сер-жакта, — издевался трактирщик, — Надо было послушаться моего совета и бросить ее в реку.

— Черта с два, — сказал Стоунбол Джексон. — Вчера я продал ее сержанту за десять шиллингов на удобрение для его тыкв. И не брал ее отсюда, чтобы она протухла как следует. К тому же меня наняли закапывать ее. За час работы он заплатил мне фунт, посмотри!

В доказательство он вынул деньги и показал их.

Дарси это так позабавило, что он даже не стал ругаться из-за своего брезента, который был совершенно вымазан. Впрочем, брезент был старый и рваный. Дарси забросил его за пивную, потому что от него провонял бы весь грузовик, а Стоунбол Джексон выстирал брезент в реке и выкроил себе из него новый чехол для спального мешка. Для такого человека, как Стоунбол Джексон, иметь много денег значило лишиться всех радостей жизни.

Дня два спустя я видел, как трактирщик одолжил Стоунболу Джексону пять фунтов, потому что у того кончились наличные. В сущности они были добрыми приятелями, а постоянные их перепалки заменяли им дружескую беседу.

Так как известие, которое ожидал Дарси до половины второго, не пришло (хотя я не видел, чтобы он ходил на почту или узнавал об этом через кого-нибудь), я вернулся в лагерь, чтобы проведать, все ли в порядке у Фиф. Она развела большой костер, пекла хлеб и кипятила наше грязное белье. Она была очень занята, и я пожалел, что не остался в баре с Дарси. Однако я не стал возвращаться, а занялся лендровером. Когда стемнело, показался грузовик, выписывавший пьяные кренделя, и Дарси чуть было не свалился в костер, а потом в реку. Я завернул его в одеяло и оставил под присмотром Прушковица. Мы с Фиф проговорили допоздна.

На следующее утро мы с Дарси поехали в город узнать, не пришло ли его известие, и увидели большую толпу людей. На пятитонном грузовике прибыл бродячий цирк. Гвоздем программы был, по-видимому, боксер, который за пять фунтов дрался с любым желающим помериться с ним силой. Больше, кажется, ничего не было, разве что в киоске продавали сласти, прохладительные напитки и прочее. Для Ялогинды и это было настоящим событием. Представление начиналось в восемь вечера, и в пивной собралось много народу, готовившегося к нему.

Боксер и хозяин цирка разглагольствовали о том, какое великолепное представление они собираются дать, и громко заказывали себе все новые банки пива. Боксер с виду был настоящий головорез. Он пытался подыскать себе противника на вечер, но с ним не то чтобы драться, разговаривать никто не хотел.

Вид у циркачей был жуликоватый. Стоунбол Джексон вызвал их тут же на бой обоих сразу, но они только посмеивались, называли его папочкой и дедушкой. Тогда он выбил из руки боксера банку с пивом и ретировался в дальний угол пивной, где рассказывал всем, какими трусливыми собаками оказались приезжие.

Мы с Дарси вернулись на лендровере в лагерь за Фиф. Дарси, описывая Фиф вечернюю программу, ввел ее в небольшое заблуждение, и нам пришлось целый час дожидаться, пока она выбирала платье и наводила красоту, готовясь к тому, что она твердо считала цирковым представлением.

Когда мы вернулись в город, там уже возник выгоревший полосатый шатер, слабо натянутый между пивной и лавкой, рядом с цирковым грузовиком, а на самом грузовике были разложены разноцветные коробки с шоколадом, конфетами и прочим. («А где все звери?» — спросила Фиф). Мы вошли в пивную и увидели, что главная часть представления уже окончилась. Стоунбол Джексон трахнул боксера стулом, сломал ему нос и разбил бровь. Номер с боксером откладывался, но «остальная часть представления все равно состоится». Самая большая со времен основания Ялогинды распродажа конфет, шоколада, прохладительных напитков, шаров, леденцов, свистков, кукол, сластей, игрушек и жевательной резинки начнется в большом киоске ровно в восемь!