Сокровище Чингисхана

Они подошли к краю траншеи и заглянули внутрь. Земле­коп, не переставая болтать, взволнованно указал совком себе под ноги. Подошли другие рабочие. В земле у ног нашедшего виднелся край большой пластины желтого цвета, похожей на поднос для кушаний.

— Цендинь, прикажите им продолжать раскопки! — рявк­нул Хант, жестом отгоняя рабочих.

Монгол спрыгнул втраншею и принялся осторожно совком и щеткой удалять грязь с находки. Хант вытащил блокнот и ка­рандаш. Сделал набросок места, зарисовал выступавший из зем­ли предмет. Перевернув лист, начал зарисовывать находку по мере того, как Цендинь вытягивал ее из земли.

Когда находка была извлечена и очищена от грязи, Хант обнаружил, что это большой деревянный, покрытый лаком ла­рец. Его поверхность сплошь покрывали мелкие изящные изоб­ражения животных и деревьев. Все детали были выписаны с уди­вительным тщанием. Изображения были инкрустированы перламутром. Крышку ларца, как с любопытством отметил Хант, украшало крупное изображение слона. Стараясь не повредить рисунки, Хант смахнул с днища ларца комочки грязи, Цендинь извлек ларец и положил на плоский камень у края траншеи.

Землекопы, побросав совки, во все глаза глядели на богато украшенный ларец. Подавляющая часть находок экспедиции Ханта не имела большого значения — то были в основном фар­форовые черепки. Изредка попадались резные изделия из не­фрита. За последние тридцать лет обнаруженный им ларец являлся единственным по-настоящему ценным предметом.

Хант внимательно осмотрел его. Внутри находилось что-то тяжелое и при движении перекатывалось по дну ларца. Ногтя­ми больших пальцев Хант попробовал найти щель между кор­пусом и крышкой, а когда нашел, попытался открыть ларец. Поначалу крышка не поддавалась — за восемьсот лет она проч­но срослась с корпусом, — но в конце концов уступила и слегка приподнялась. Хант снова поставил ларец на камень, сунул пальцы в зазор между корпусом и крышкой, надавив посиль­нее. Крышка со скрипом поползла вверх. Хант снял ее и поло­жил рядом с камнем. Цендинь и остальные рабочие, вытянув шеи, как болельщики на футбольном матче, старались разгля­деть содержимое ларца.

Внутри его оказались два предмета. Хант вытащил их и по­казал столпившимся вокруг рабочим. Это были свитки из шку­ры какого-то животного, с черными и желтыми пятнами — ле­опарда или гепарда, перевязанные кожаными полосками и свя­занные между собой. Помимо них в ларце находилась потемневшая бронзовая трубка, с одной стороны запечатанная, а с другой — закрытая колпачком. Китайцы заулыбались и захи­хикали. Они понимали важность находок, но совсем не пред­ставляли их значимости.

Хант отложил в сторону свитки и занялся трубкой. От вре­мени она стала темно-зеленой, что лишь делало ярче искусно выполненное по всей ее длине изображение дракона, хвост ко­торого завивался на колпачке как нитка на катушке.

— Давайте же, открывайте, — проговорил Цендинь взвол­нованным нетерпеливым голосом.

Хант легко снял колпачок, поднял трубку к глазам, посмот­рел внутрь. Затем повернул ее открытым концом вниз и, под­ставив под нее ладонь, осторожно потряс.

Из трубки выпал туго смотанный кусок шелка бледно-голу­бого цвета. Цендинь схватил одеяло, встряхнул его и разложил на земле у ног Ханта. Археолог подождал, когда осядет пыль, за­тем опустился на колени и, положив шелк на одеяло, принялся разворачивать его. Он оказался довольно большим, не менее пяти футов в длину. Цендинь заметил, как дрожат руки обычно не­возмутимого археолога, разглаживавшего складки на шелке.

Глазам их открылся живописнейший пейзаж, тщательно вы­писанный в мельчайших деталях, — горная вершина с глубоки­ми ущельями, долинами и ручьями. Однако картина явно пред­ставляла собой не только произведение искусства. Полевому ее краю шла надпись, выполненная уйгурской вязью — самой ран­ней монгольской письменностью, привнесенной тюркскими пе­реселенцами в азиатские степи. С левой стороны, за рамкой кар­тины, ясно виднелись изображения помельче — группа женщин, явно чей-то гарем, табун лошадей и стадо других животных, во­оруженные люди, окружавшие большие деревянные сундуки. Безжизненный пейзаж оживляла одинокая фигура, изображен­ная в самом центре. Это был верблюд, стоящий на невысоком холме, украшенный попоной с выписанными на ней двумя сло­вами. Странно, но верблюд плакал, из глаз его лились и падали на землю преувеличенно крупные слезы.

Хант изучающее смотрел на картину, и лоб его покрывался потом. Он вдруг почувствовал, как у него перехватило дыхание, а сердце забилось сильнее. Хант заставил себя сделать несколько глотков воздуха. «Не может быть», — подумал он.

—  Цендинь... Цендинь, — пробормотал археолог и, словно напуганный картиной, тихо сказал: — Это уйгурское письмо. Можешь прочитать его?

От изумления глаза помощника распахнулись до размеров серебряного доллара. Он, очевидно, тоже разгадал смысл изоб­раженного пейзажа.

Заикаясь и стуча зубами, он начал переводить текст, време­нами сбиваясь на пересказ:

—  На левой стороне говорится о некоем горном районе... «В жилище на вершине горы Бурхан-Халдун, что находится в горах Хэнтэй, спит наш император. Река Онон утоляет его жаж­ду, между долин погребенных».

—  А что написано на верблюжьей попоне? — прошептал Хант, тыкая дрожащим пальцем в центр картины.

—  Темучин-каган, — задыхаясь и понизив голос до почти­тельного, почти беззвучного шепота, ответил Цендинь.

—  Темучин, — будто в забытьи, повторил Хант.

Хант и Цендинь вдруг осознали, что рабочие-китайцы хотя и не понимали истинного значения находки, но все-таки дога­дывались — обнаружено нечто в высшей степени ценное. Вол­на чувств нахлынула на Ханта, когда он постиг всю значимость шелковой картины. Как ни старался он мысленно усомниться в ее содержании, поразительная точность и сила изображения подавляли его скептицизм. Плачущий верблюд, дары, деталь­ное описание местности, надпись на попоне. Темучин. Имен­но так звали когда-то мальчишку, ставшего впоследствии величайшим завоевателем. История человечества знает его noд другим, царским, именем — Чингисхан. Старинное шелковое полотно, обнаруженное Хантом и развернутое на неприглядном одеяле, являлось не чем иным, как картой, указывавшее место его захоронения.

Когда Хант наконец понял, что открыл тайну тайн, то рухнул на колени как подкошенный. Археологи всего мира десятилетиями мечтали о подобной находке. В жестоком противоборстве Чингисхану удалось одолеть своих противников, объединить рассеянные по степи монгольские племена и начать победоносный поход, равного которому не знала история. Е период между 1206 и 1223 годами он во главе своих орд захва­тил все земли от Египта на юге до Литвы на севере. Умер Чин­гисхан в 1227 году, на вершине своего могущества, и, как знали историки, был тайно погребен в горах Хэнтэй, на территории Монголии, недалеко от того места, где родился. Гробницу его скрыли от посторонних глаз. Согласно монгольскому преданию вместе с ним похоронили сорок наложниц, а в гробницу поло­жили несметные сокровища. Простых воинов, свидетелей по­гребения, убили сразу, а с командиров взяли клятву под страхом смерти не выдавать местонахождения гробницы.

Всякие намеки на местоположение усыпальницы исчезали по мере ухода свидетелей, ни один из которых не нарушил дан­ной клятвы, унеся ее с собой. Лишь верблюдица, согласно ле­генде, спустя примерно десять лет выболтала тайну. Как гласит старинное поверье, двугорбая верблюдица, мать верблюда, пре­данного земле вместе с великим вождем, пришла в горы Хэн­тэй, на всеми забытое место, оплакать своего сына. Хозяин вер­блюдицы догадался о причине ее горя и предположил, что там, где она стоит, должно быть, и находится усыпальница Чингисхана. Однако на этом сказание заканчивается, место упокое­ния Чингисхана, расположенное неподалеку от его родного стойбища, веками оставалось нетронутым.

Теперь же благодаря найденной Хантом и лежащей перед ним шелковой картине легенда обрела реальность.

—  Это величайшая, священная находка, — прошептал Цен­динь. — Она приведет нас к гробнице Чингисхана.