Остров надежды

— И белые медведи придут, — добавил Тагью.

Казалось, что ночью так никто и не покидал берег. Здесь ели, пили чай из принесенных из яранг закопченных чайников, спали, просто лежали на гальке, отдыхая от работы и нескончаемого жевания мантака. Даже маленький Георгий с перепачканным сажей и салом лицом держал во рту внушительный кусок китовой кожи с салом.

— А не вредно ему? — спросил Ушаков Нанехак.

— Очень полезно! Мантак еще никому не повредил. На, попробуй вот этот кусок.

И хотя Ушаков не испытывал никакого восторга от эскимосского лакомства, он все же взял протянутый ему кусок, чтобы не обижать Нанехак.

К вечеру уже порядком ободранную тушу перевернули и принялись разделывать дальше. Работа продолжалась без остановки, но вместе с этим в ритме ее появилось что-то новое. Теперь кита разделывали те, кому нужен был дополнительный жир на зиму, мясо для собачьего корма. Главная и самая ценная часть добычи — мантак — был снят и распределен согласно обычаю.

Снова вспыхнули костры на берегу, и со стороны яранг показалась необычная процессия во главе с Таяном. Когда она поравнялась с Ушаковым, Таян виновато сказал:

— Это старинный обычай — благодарение морским богам…

Ушаков молча кивнул и, побуждаемый любопытством, последовал за охотниками. Позади всех шел Апар, он нес два больших бубна.

Ушаков заметил, что в ритуале жертвоприношений особых различий не было. И на этот раз главная часть, обращаемая к морским богам, ниспославшим людям такую богатую и редкую добычу, состояла в «кормлении» богов кусками тюленьего жира и мяса, сахаром, лепешками, табаком. Ушаков углядел на священном деревянном блюде две шоколадные конфеты.

— Жаль, что нет оленьего мяса, — сказал Апар. — По-настоящему морских богов за такую добычу следовало бы угостить олениной.

— У нас на складе есть свинина, может, подойдет? — спросил Ушаков.

Апар немного подумал и ответил:

— Наверное, нет… Уж очень грязный зверь, эта ваша свинья… Как только вы отваживаетесь ее есть?

В какой-то степени Апар был прав: все, что ели чукчи и эскимосы, либо росло в чистой, нетронутой тундре, либо купалось в море.

После торжественного жертвоприношения охотники окружили самый большой костер, и Тагью, взяв в руки бубен, затянул песню благодарения морским богам, китовому племени, которое поделилось мясом со своими братьями.

Ушаков смотрел, как танцевали Таян, Апар, женщины, среди которых выделялись сестры Нанехак и Таслехак, и вспоминал легенду о происхождении племени морских охотников, рассказанную ему покойным Иероком. Согласно ей люди, промышляющие морского зверя, родились от Первой Женщины земли и Кита, полюбившего ее. Поэтому они считали себя родичами самого большого морского зверя, и добыча кита — это братание, соединение с родственниками.

Гремели бубны, пылали костры, и чувство всеобщей радости охватывало Ушакова, оттесняя тревожную мысль о том, что с каждым днем надежды на пароход тают и реальность четвертой зимовки на острове Врангеля неумолимо встает перед ним.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Однажды, проснувшись поутру, Ушаков увидел за окном кружащиеся в воздухе снежинки. Они окончательно рассеяли надежды на смену зимовщиков. Тем более что ледовая обстановка вокруг острова была исключительно неблагоприятной. Досадно было терять время на безуспешное ожидание, вместо того чтобы использовать его на дальнейшие исследования острова.

Итак, пора всерьез браться за подготовку к зиме, к будущим далеким нартовым путешествиям.

Хотя солнце вставало теперь гораздо позже, Ушаков не изменял своему обычаю: после чашки горячего и крепкого чая он вышел прогуляться по утреннему холодку, чтобы насладиться тишиной и чистотой окружающей его природы.

Снежинки растаяли. Это еще далеко не зимний снег. На острове Врангеля снегопады случались и в самый разгар арктического лета.

С крыльца Ушаков глянул на берег, ожидая увидеть там Анакуля, но не обнаружил его. А на спокойной глади бухты, совсем недалеко от берега…

Нет, в это невозможно было поверить! На якоре, чуточку повернувшись бортом к поселку, стоял пароход, и можно было даже прочитать название — «ЛИТКЕ». Не веря себе, Ушаков несколько раз протер глаза, и тут до него донесся крик бегущего к дому Анакуля:

— Умилык! Пароход пришел! Большой пароход!

Ушаков побежал навстречу, крича в ответ:

— Да, Анакуль, я вижу! Я вижу пароход!

— Когда я пришел на берег, я даже не посмотрел вдаль, — рассказывал Анакуль. — Уселся и стал ждать, когда вынырнет лахтак. Потом чувствую, что-то не так на море. Глянул — а там пароход!

— И я, Анакуль, тоже сначала засомневался, — улыбнулся Ушаков. — Боялся, что померещилось. Ведь в последние дни только об этом и думал.

Пока Ушаков и Анакуль шли к берегу, новость распространялась, переходя от яранги к яранге, перекинулась на деревянный дом, откуда к морю уже бежали Скурихины и доктор Савенко с женой.

Таян и Апар сняли с высоких подставок байдару и спустили ее на воду.

Вглядываясь в незнакомые лица толпившихся на палубе людей, Ушаков испытывал противоречивые чувства. Ему показалось, что он не сможет выдержать этой встречи, его сковала какая-то робость, и даже возникло желание попросить Таяна повернуть байдару назад к берегу и подождать, собраться с силами. Но он превозмог это желание, взял себя в руки.

По мере приближения к черному борту ледореза, кое-где поцарапанного до красного сурика льдами и от этого казавшегося израненным зверем. Ушаков успокаивался, обретая обычную твердость и уверенность в себе.

— Здравствуйте, товарищи! — крикнул Ушаков с байдары.

— Здравствуйте, товарищ Ушаков! Здравствуйте, Георгий Алексеевич!

— Ура товарищу Ушакову! — раздалось на борту ледореза.

Над тихой бухтой пронеслось раскатистое «ура» в честь первого начальника острова Врангеля.

— Да что вы, товарищи, — смущенно повторял Ушаков, пожимая бесчисленное количество протянутых рук, отвечая на приветствия, кого-то обнимая, с кем-то целуясь. — Да что вы… Все нормально, все живы, здоровы.

Он еще не избавился окончательно от чувства нереальности всего происходящего здесь, порой ему казалось, что все это сон, и он боялся проснуться.

Так Ушаков познакомился со своими сменщиками, капитаном, пил кофе у него в каюте и, только когда добрался до газет и писем, наконец осознал: да, это не сон, это действительность — долгожданный пароход пришел, и через несколько дней он покинет остров Врангеля, с которым сроднился, который три долгих года был ему родным домом.

Спутники Ушакова тоже поднялись на борт и оказались в окружении новых зимовщиков. Их жадно спрашивали об острове, о будущей зиме, а кто-то, показав на торчащий у берега ободранный скелет кита, спросил:

— Это что, динозавр?

Павлов объяснил, что это остатки недавно убитого кита.

— О, здесь охотятся на китов?

— Охотятся, — скромно ответил Таян, хотя пока это был первый кит, добытый островитянами.

Быстро промелькнули последние дни, заполненные передачей имущества, остатков продовольствия, выгрузкой нового снаряжения, школьного дома, угля. Теперь на берегу, на старом месте, снова выросла черная высокая гора.

В день отъезда Ушаков обошел все яранги. Расставание было грустным и тягостным. Ушаков понимал неизбежность прощания с островом и друзьями, с которыми столько довелось пережить и радостного и печального — ведь впереди его ждали новые, не изведанные пока земли, архипелаги… И все же он чувствовал себя… словно предателем…

Тагью сказал ему:

— Мы благодарны судьбе за то, что она послала нам тебя. И если все большевики такие, как ты, то мы можем быть спокойны за будущее.

— Спасибо, Тагью… — И крепко пожал ему руку. А Нанауну Ушаков напомнил: — Не забудь, ты обещал писать мне письма… Я тебе желаю большого счастья и удачи.

Прощались с ним Кивьяна, приехавший с севера Аналько, Анъялык, Таян, словоохотливая и добрая Инкали, Клю, Етувги… Все, кто жил на своих становищах, прибыли в бухту Роджерс проводить умилыка.