Черный фрегат

Худой продолжал улыбаться, а Мартин все еще злился, но на него никто не обращал внимания.

— Я составлю вам компанию, но… — В его голову начали закрадываться сомнения: протрезвев они могли изменить решение.

— Нет, никаких «но».

— У меня нет ни денег, ни вещей для дороги.

— У нас тоже. Нет, нет не думай — я не настолько пьян, чтобы не знать, что я говорю, — он довольно хмыкнул, когда увидел, что его проницательность помогла Филу побороть сомнения.

Фил встал и посмотрел на них. Он был одного с ними роста, разве что постройнее. Толстяк Мартин, как оказалось, был настолько пьян, что едва владел собой. Второй же сохранял ясность рассудка.

— Так как же насчет того, что у меня нет денег?

— Значит, у нас много общего.

Они вернулись на главную дорогу. Мартин и худой взяли бочонок за ручки, и втроем они двинулись в путь. Бочонок был тяжелый и шли они медленно.

Денек сегодня жаркий, да и дорога пыльная.

— Я должен сделать глоток, — сказал наконец Мартин.

Они остановились и поставили бочонок на землю.

— Ты должен заплатить, — ответил худой. Мартин вытащил из кармана монету и протянул ее худому, налил себе полную кружку и залпом осушил ее. Потом он потряс бочонок. По звуку было ясно, что там почти ничего не осталось.

Они прошли еще немного, и вот худой остановился:

— Я тоже, пожалуй, выпью. — Он достал монету, отдал ее Мартину, наполнил кружку и осушил ее.

Оба посмотрели на Фила.

— Два пенса за чашку, — сказал худой. — У тебя есть два пенса?

Фил покачал головой и они пошли дальше. По дороге они останавливались еще три раза. Монета переходила из рук в руки и они попеременно пили. Речь Мартина становилась бессвязной, лицо его спутника раскраснелось.

— Ни о ком из нас, — заговорил худой, размахивая рукой, — нельзя сказать, что он пьяница. В этот раз для этого есть основания. Если любой болван, сказал я себе, может купить хорошее вино по полкроны за бочонок и продать его с выручкой по два пенса за кружку, то почему мы не можем так сделать? Мы сложили наши деньги, купили вино и отправились в путь, чтобы его продать. Тут на Мартина напала жажда и уже не отпускала его. Тогда я сказал: «С любого из нас — по пенсу за кружку». «Ну что ж», — ответил он…

Здесь худой понизил голос и прошептал Филу на ухо: «Временами он на редкость глуп». «Ну что ж», — он опять заговорил громко, — сказал Мартин. «Вот тебе пенс». Потом я ему дал этот пенс за вино, которое я выпил. Не успели мы далеко уйти, как меня осенила гениальная мысль — чем больше мы пьем, тем больше мы зарабатываем.

Он опять понизил голос и оттащил Фила в сторону.

— Несколько кружек просветлили мой ум, и я понял, что он не так уж и глуп. — Худой заговорил в полный голос: — Поэтому ничего удивительного в том, что многие хотят обзавестись пивной или таверной.

Никогда вы не встретите более яркого примера одурманенной головы! Они передавали друг другу одну единственную монету, выпили весь запас вина, который намеревались продать, и пребывали в полной уверенности, что получили огромную прибыль от своего предприятия. Бочонок уже был почти пуст, и Фил с нетерпением ждал, чем все это закончится.

Они снова остановились. Мартин достал пенс, протянул его худому и налил вино в кружку. В бочонке булькнуло в последний раз. Теперь он был пуст. Кружка наполнилась наполовину.

— Здесь не хватает, — пробормотал он. — Ну ладно. Он опорожнил кружку и вытер мокрые усы.

— А теперь, — сказал худой, — покажи-ка свое серебро. Посчитай и раздели.

— Оно все у тебя.

Глаза Мартина закрылись, голова опустилась на грудь. Тяжело дыша, он сел на обочину.

— Да ты пьян. Давай сюда свой кошелек, разделим все пополам. — Своим затуманенным рассудком худой мог ухватить только то, что Мартин скрывает от него их общую прибыль от торговли. У него был острый ум и сильная воля. Его рассудок долго сопротивлялся винному дурману, но вино — хитрый и опасный враг и его не так легко одолеть. Медленно подтачивая фундамент, оно может сломить самую высокую крепость. Худой еще держался на ногах, но был пьян также, как и его товарищ, и поэтому не мог найти ошибку в своих рассуждениях.

На все это Мартин не обращал никакого внимания. Он прикрыл глаза рукой, глубоко вздохнул, и промычал, обращаясь, по-видимому, к Филу:

— Ты когда-нибудь видел, как человек танцует в воздухе? Да, виселица, это такое зрелище, от которого захватывает дух и холодеет в груди.

— Тьфу ты! — худой склонился над Мартином и запустил руку ему в карман. — Где ты его спрятал? — злобно прошептал он.

Мартин попытался встать, но не смог. Падая, он случайно задел худого по лицу. Тот тут же выхватил нож и приставил его к ребрам Мартина. На багровом лице Мартина проступила мертвенная бледность.

— Отпусти меня! — заорал он. — Убери нож, ты, безмозглый осел. Будь ты трижды проклят! У меня ничего нет. Ты, Том, так подло использовал меня! — Он развалился на спине и пытался увернуться от ножа, как жирный, неуклюжий боров.

На лице худого появилась улыбка. В этот момент он показался Филу похожим на дьявола с картинок из старинных книг. Он держал нож у самой груди толстяка. Тот лежал на земле, съежившись. Худой уже готов был всадить в него нож, но Мартин успел вовремя схватить его за руку. Он презрительно усмехнулся, освободил жертву и выпрямился. На ноже осталась кровь.

— Свинья! — прошептал он. — Посмотри! Тебя даже противно убивать. Твоя кровь только испачкает нож.

С этими словами он плюнул прямо в лицо толстяку, развернулся и пошел прочь.

Фил и Мартин молча смотрели ему вслед. Толстяк окончательно протрезвел, пережив опасность. Худой ни разу не оглянулся. Они видели только его спину, пока он совсем не скрылся из виду.

Мартин все еще был смертельно бледен. Он потер грудь, куда ткнулся нож и несколько раз жадно глотнул воздух. Затем тяжело вздохнул:

— Фу! Слава Богу, он ушел!

Он быстро перекрестился, как будто боясь, что Фил заметит это.

— Слава Богу, он ушел! У него злобный нрав. Он готов убить за одно только слово, если будет в плохом настроении. Я думал, что я уже покойник. Фу!

Его щеки снова порозовели, а глаза хитро и озорно заблестели.

— Мы встретимся с ним в Байдфорде и опять будем вместе. Он убьет за одно слово, даже мысль, но он никогда не держит зла — тем более на друга. Мы найдем крышу, чтобы переночевать сегодня, а с рассветом тронемся в путь.

ГЛАВА 4

ДЕВУШКА ИЗ ГОСТИНИЦЫ

К вечеру они подошли к гостинице. Здесь Мартин намеревался разузнать, куда им двигаться дальше. Мимо них по сельской улочке с грохотом проехала карета, запряженная двумя лошадьми, и остановилась у ворот. Раздались крики и возгласы. Конюхи из конюшни поспешили к лошадям. Сам хозяин вышел из дома и встал у дверей кареты, чтобы поприветствовать своих гостей. Слуги бросились разгружать чемоданы. Надо всей этой суетой, гордо скрестив на груди руки, восседал кучер в ливрее. Из кареты вышел пожилой господин и галантно подал руку своей даме. Вся процессия, состоящая из гостей, хозяина и слуг, проследовала в гостиную, где в камине мягко горел огонь. Конюхи взяли лошадей под уздцы, кучер натянул поводья и экипаж отправился в конюшни.

Все это наблюдали два утомленных долгой пешей дорогой путника. В суматохе и сутолоке их никто не заметил. Они молча направились к задней части дома. Когда они проходили мимо тускло освещенного окна, Мартин быстро огляделся по сторонам, подбежал к окну и заглянул в него. По-видимому, он не нашел того, что искал, потому что вернулся хмурый. Они направились в противоположную от конюшен сторону и опять их никто не заметил. Мартин повторил свой маневр и у второго окна, и у третьего, но опять остался недоволен. Он помрачнел еще больше. Наконец, они подошли к окну, в котором свет горел ярче. Мартин приблизился к нему с особой осторожностью. Он пригнулся к самой земле, потом медленно поднял голову и одним глазом заглянул в комнату. Внутри ярко горел свет. В комнате стоял шум, гам и суета. Мартин пробыл под окном довольно долго, то опуская голову, то вновь заглядывая внутрь. Когда он вернулся, мрачное выражение на его лице сменила улыбка.