Остров Медвежий

Или вы забыли, что с тех пор, как сделали ей укол, прошло около двенадцати часов?

Он был прав. Уже давно отношение Лонни Гилберта к Джудит Хейнс привлекало мое внимание. Решив, что будет полезно узнать, что за вина угнетает Лонни Гилберта и что именно намерен он сообщить бедной женщине, я произнес:

— Позвольте, я схожу и взгляну на нее. Если она не спит и в состоянии с вами беседовать, то пожалуйста.

Лонни кивнул. В спальню мисс. Хейнс я вошел без стука. Ярко горела керосиновая лампа. Джудит лежала с открытыми глазами, почти с головой закрывшись одеялами. Вид у нее был ужасный, а бронзовые волосы лишь подчеркивали худобу и бледность ее лица. Обычно пронзительные зеленые глаза были словно подернуты пеленой, на щеках следы слез. Безразлично взглянула она на меня, когда я подвинул к ее кровати табурет, затем со столь же безразличным видом отвернулась.

— Надеюсь, вы хорошо спали, мисс Хейнс, — сказал я. — Как вы себя чувствуете?

— Вы всегда посещаете своих пациентов глубокой ночью? — спросила она бесцветным голосом.

— Нет, не всегда. Мы начали дежурить по ночам. Сегодня мой черед дежурить. Вам нужно что-нибудь?

— Нет. Вы узнали, кто убил моего мужа? — Она произнесла эти слова настолько спокойным и твердым тоном, что у меня возникло опасение, уж не прелюдия ли это к новому приступу истерики.

— Не узнал. Следует ли понимать, мисс Хейнс, что вы более не считаете Аллена виновным?

— Не думаю, что это сделал он. Я лежу без сна уже много часов, обо всем размышляя, и пришла к такому выводу. — По ее безразличному голосу и лицу можно было определить, что она все еще находится под действием успокоительного препарата. — Вы поймаете его, верно? Того, кто убил Майкла?

Майкл был совсем не такой плохой, каким его считали, доктор Марлоу. Нет, совсем не такой. — Впервые на ее лице мелькнуло бледное отражение улыбки. Не хочу сказать, что он был добрым или образцовым человеком, вовсе нет. Но он был мне нужен.

— Я знаю, — ответил я, хотя только теперь начал это осознавать. Надеюсь, мы доберемся до преступника. Найдем его. У вас нет на этот счет никаких соображений?

— Мои собственные соображения мало чего стоят, доктор. У меня-в голове еще туман.

— С вами нельзя было бы поговорить, мисс Хейнс? Для вас это не будет утомительно?

— Я и так говорю.

— Не со мной. С Лонни Гилбертом. Он хочет сообщить вам что-то важное.

— Мне? — В усталом голосе ее прозвучало удивление, но не протест. — Что же такое Лонни Гилберт намерен мне сообщить?

— Не знаю. Похоже на то, что докторам Лонни не доверяет. Я понял только одно: он причинил вам большое зло и хочет перед вами покаяться. Так мне кажется.

— Лонни хочет передо мною покаяться? — с изумлением произнесла Джудит Хейнс. — Нет, этого не может быть. — Помолчав какое-то время, она проговорила:

— Что ж, мне бы очень хотелось увидеть его.

С трудом скрыв собственное изумление, я вернулся в кают-компанию и сообщил не менее удивленному Лонни, что мисс Хейнс охотно встретится с ним.

Посмотрев ему вслед, я взглянул на Люка. Юноша спал как убитый, на устах его блуждала счастливая улыбка. Ему, видно, снились золотые диски. Потом я неслышным шагом подошел к комнате Джудит: клятва Гиппократа не запрещает доктору стоять у закрытой двери.

Мне стало ясно, что придется напрячь слух: хотя дверь была из бакелитовой фанеры, собеседники говорили вполголоса. Опустившись на колени, я прижал ухо к замочной скважине. Слышимость значительно улучшилась.

— Вы! — воскликнула Джудит Хейнс удивленно. — Вы хотите просить у меня прощения?

— Я, дорогая моя, я. Столько лет, столько лет я хотел это сделать. Голос старика стал не слышен. Затем он произнес:

— Как это гадко! Жить, питая неприязнь, какое там, ненависть... -Лонни замолчал. Спустя некоторое время продолжил:

— Нет мне прощения. Я знаю, он не мог быть настолько дурным человеком и вообще дурным. Вы же любили его, а разве можно любить безнадежно дурного человека? Но даже если бы его душа была чернее ночи...

— Лонни? — резко оборвала его Джудит. — Я знаю, муж мой не был ангелом, но и дьяволом не был.

— Знаю, дорогая моя, знаю. Я только хотел сказать...

— Да выслушайте же меня! Лонни, в тот вечер Майкла не было в машине.

Его и рядом с ней не было.

Я напряг внимание, но ничего не услышал. Джудит Хейнс прибавила:

— Меня тоже в машине не было. Наступило продолжительное молчание. Потом Лонни сказал почти шепотом:

— А мне дело представили совсем иначе.

— Я в этом уверена, Лонни. Машина была моя. Но не я ее вела. И не Майкл.

— Но вы не станете отрицать, что мои дочери были... не в себе в тот вечер. И вы тоже. И что вы сделали их такими.

— Я не отрицаю ничего. Мы все тогда перепились. Вот почему с тех пор я капли в рот не беру. Не знаю, кто виновен в случившемся. Знаю лишь одно: ни Майкл, ни я не выходили из дому. Господи, неужели я стала бы лгать, когда Майкла нет в живых?

— Нет, конечно нет. Но кто... кто же вел вашу машину?

— Два посторонних человека. Двое мужчин.

— Двое мужчин? И все это время вы скрывали их имена?

— Скрывали? Я бы так не сказала. Если мы это делали, то невольно.

Главное заключалось в ином. Всем известно, что мы с Майклом... Словом, преступниками мы не были, но готовы были взять от жизни свое.

— Двое мужчин, — машинально повторил Лонни, не слушая ее. — Двое мужчин. Вы должны их знать. Снова молчание, затем Джудит вымолвила:

— Конечно.

И снова тишина, приводящая в бешенство. Я даже дышать перестал, боясь пропустить хоть слово. Но услышать, что было сказано дальше, мне не удалось.

Сзади раздался резкий и враждебный голос:

— Черт побери, чем это вы тут занимаетесь, сударь? Я с трудом сдержался, чтобы не ответить достаточно резко, и, повернувшись, увидел массивную груше-подобную фигуру Отто, возвышающуюся надо мной. Весь красный, он угрожающе сжимал кулаки.

— Вы, я вижу, расстроены, мистер Джерран, — ответил я. — Я подслушивал.

— Встав на ноги, я отряхнул пыль с колен. — Могу все объяснить.

— Жду ваших объяснений, — чуть побледнел Отто. — Это будет интересно.

— Я только сказал, что могу все объяснить. Это отнюдь не значит, что я намерен перед вами отчитываться. Если уж на то пошло, что вы сами тут делаете?

— Что я... что я?.. — Он не мог больше выговорить ни слова. Казалось, еще минута, и он лопнет от злости. — Что за наглость, черт побери! Я собираюсь на дежурство. Что вы делаете у двери в спальню моей дочери? Почему вы не подсматриваете, Марлоу, а подслушиваете?

— Мне незачем подсматривать, — назидательно произнес я. — Мисс Хейнс моя пациентка, а я врач. И если я захочу увидеть, я открою дверь и войду.

Что ж, раз вы приступили к дежурству, я пойду спать. А то я устал.

— Спать? Ей-Богу, Марлоу, — вы еще пожалеете, клянусь. Кто там у нее?

— Лонни Гилберт.

— Лонни Гилберт? Какого черта! Отойдите в сторону! Пустите!

Я преградил ему путь. Отто кинулся на меня точно танк, но сантиметрах в тридцати от двери все же остановился.

— На вашем месте я не стал бы врываться. У них очень важная беседа.

Оба, можно сказать, погружены в отнюдь не радостные воспоминания.

— Что вы там еще несете, черт вас побери? Что хотите этим сказать, вы, любитель чужих секретов?

— Ничего я вам не хочу сказать. Может быть, вы сами мне кое-что сообщите? Может быть, расскажете об автомобильной катастрофе, которая, насколько мне известно, произошла в Калифорнии много лет назад? Катастрофа, в которой погибли жена Лонни и две его дочери?

Лицо Отто было уже не серым и не багровым, как всегда. Краска исчезла с его щек, на них появились безобразные свинцовые пятна.

— Автомобильная катастрофа? — Голос его был спокоен. — Что еще за автомобильная катастрофа?

— Не знаю, потому-то вас и спрашиваю. Я слышал, как Лонни говорил об аварии, кончившейся для его семьи трагически. Поскольку ваша дочь знает о ней, я решил, что знаете и вы.