Король абордажа

С округлившимися от ужаса глазами Карлотта судорожно дернулась, почувствовав, как крепкая рука схватила ее за волосы. Неожиданный рывок свалил ее на пол, и она почувствовала, как ее придавило тяжелое колено.

— Не надо! Не надо! — завизжала она и задергалась под весом его тела. Карлотта с трудом могла дышать и почти не ощутила, как он крепко схватил ее за правое запястье.

Вдруг все закрутилось вокруг, и она ощутила пронзительную боль в правой руке. В агонии она посмотрела вниз и увидела, что кинжал Моргана изобразил грубую, но вполне различимую букву «О» на тыльной стороне ее руки.

— Теперь, по крайней мере, — крикнул Морган, — другие будут знать, что имеют дело с отравительницей.

Глава 10

ВСТРЕЧА

Вокруг бухты Порт-Ройяла вздымались Голубые горы. Они ярко блестели на восходе и покрывались тенями на закате. Бухта Порт-Ройяла смотрелась столь великолепно, сколь только мог пожелать любой моряк. Она была глубока и отгорожена от открытого моря длинной песчаной косой, которую испанцы назвали Лас-Палисадас. Размеры бухты впечатляли: длиной более шести миль, а шириной в три мили. И вдобавок проникнуть в нее можно было только сквозь узкий проход, который находился под прицелом батарей на мысе Мейфилд слева и мысе Пеликан справа по борту от входящего судна.

Короче, Порт-Ройял был расположен так, что главенствовал над узким проливом, по которому должен проходить любой корабль, чтобы из открытого моря попасть в спокойные воды гавани.

Здесь Палисадас заканчивался изогнутым мысом, направленным к центру острова. Таким образом внутри гавани образовывалась еще одна маленькая гавань. Другим преимуществом Порт-Ройяла оказывалось то, что берег обрывался почти отвесно, и вода сразу была такой глубины, что самые крупные суда могли стоять у берега словно привязанные к пирсу.

Вскоре после восхода солнца приветственный залп батареи в форте Чарльз дал три выстрела в знак того, что на входе в пролив стоит корабль.

Отчаянно зевая, рабы выползли из крохотных хижин-конурок, в которых они влачили жалкое существование, и неспешно двинулись, чтобы отворить двери лавок, которые все еще осаждали участники неимоверно успешного набега адмирала Эдварда Мэнсфилда на Кампече.

Часовой на башне форта Чарльз мог с первого взгляда заметить, что Порт-Ройяя стремительно строился и расширялся. Везде виднелись новые, хотя и грубые на вид здания и сооружения; некоторые из них были выстроены в такой опасной близости к воде, что опирались на сваи, вбитые глубоко в песок, который, без сомнения, расползется при первом же землетрясении. А такое, по рассказам индейцев, ранее здесь случалось.

На перекладине виселицы, с которой свисала дюжина тел в различной степени разложения, в неимоверном количестве сидели жирные стервятники. Птицы терпеливо ждали того чудесного момента, когда шея трупа настолько сгниет, что тело жертвы свалится на землю, где его легче будет клевать.

Лестница, приставленная к одному из помостов, свидетельствовала о том, что сегодня удлинится шея еще одного невезучего бродяги, потому что новый губернатор его английского величества, сэр Томас Модифорд, больше всего был обеспокоен тем, чтобы угодить лордам Торговой палаты [48] и хозяевам плантаций, озабоченным сохранностью доставляемых грузов.

Часовой лениво обвел взглядом море и остановился на трех кораблях у входа в гавань, скорее всего пиратских, поскольку на них не было видно национальных флагов, только частный желто-зеленый флаг.

— Клянусь Богом, этих мерзавцев ждет сюрприз, -пробормотал он и передвинул мушкет в более удобную позицию.

В этот момент солнце поднялось над Голубыми горами и залило белый и красный город потоком золотого света; оно также позолотило паруса трех входящих кораблей, которые сейчас проплывали мимо форта Чарльз.

Скучающий в ожидании смены часовой прочел их названия: «Вольный дар», «Белое сердце». В их кильватере плелась большая, неуклюжая посудина, скорее всего голландская. Похоже, ей здорово досталось. На дыры в борту были набиты свежие планки, а на парусах сияли заплаты, и без того укороченная мачта оказалась надставлена в двух местах.

Глаза загорелого часового блеснули. Хей! Да это же захваченное торговое судно «Бреда» из Эдама. Возле ее поручней сгрудились несколько матросов, которые махали руками и весело вопили какие-то проклятья.

— Посмотрим, как вы потом закричите; вряд ли у вас найдется повод для смеха. — Часовой ухмыльнулся и помахал плоской, широкополой соломенной шляпой.

Энох Джекмен с повязкой на левой руке — результат последнего отчаянного выстрела из пушек «Бреды», с мрачной улыбкой наблюдал за тем, как баржа с плеском бросила якорь и любопытные коричневые пеликаны в панике метнулись врассыпную.

— Значит, Гарри еще нет, — хмыкнул Джекмен, обращаясь к Джереми Денту, теперь первому помощнику «Вольного дара».

— Действительно, барка не видно.

Не обнаружив корабля Моргана в гавани, Джекмен почувствовал тревогу и какое-то смутное нехорошее предчувствие. Может, он узнает о нем в порту?

Задолго до того, как уроженец Новой Англии, еще более худой и угловатый, чем прежде, сошел в шлюпку, на берегу начали собираться люди. Не осталось ни одного лавочника, который мигом бы не сообразил, что этот незнакомец привез новую партию рабов из Африки. Все купцы в городе мгновенно собрались, потому что рабы требовались на обширных табачных и сахарных плантациях, которые росли словно грибы на всем протяжении от Саванны-ла-Мар до северного побережья.

«Да, Морган будет доволен, — сказал себе Джекмен. — Рабы — ценный товар. Будь я проклят, если выручу за них меньше десяти тысяч фунтов!» Пират задумался над тем, где ему спрятать запасы золота, которое медленно, но неуклонно накапливалось у него в шкатулке под кроватью. Еще пара тысяч, и тогда, будь что будет, он может завязать и отправиться просить руки Люси Уаттс.

А как же Морган? Неужели эта рыжая шлюшка, наполовину француженка, так заморочила ему голову, что он по-прежнему валяется на берегу Кайоны? Все может быть, Гарри всегда был падок на девочек. В тысячный раз он попытался и снова не смог найти объяснение его внезапному охлаждению к мисс Сьюзан Уаттс.

Джекмен был очень опечален этим, потому что однажды теплым вечером Люси позволила ему поцеловать ее и обещала свое сердце, и, если бы не поспешное отплытие Моргана с Тортуги, она бы вышла за него замуж, поверив его твердому обещанию выйти «из дела», как только он накопит сумму, равную цене плантации в Виргинии или Каролине.

Когда он закрыл глаза, то ему почудился ее тихий голос, который жалобно произнес:

«О Энох, дорогой, поторопись увезти меня. К счастью, я еще так молода, что могу упросить отца подождать несколько лет, и буду ждать тебя».

Он никогда не забудет, как Люси подняла нежное лицо для прощального поцелуя. Может, теперь она стала похожа на свою сестру Сьюзан. Где он найдет ее? Не в Кайоне. До него уже дошли слухи, что Элиас Уаттс, убедившись, что ему не продержаться без значительной поддержки из Лондона, погрузил свою семью, рабов и все состояние на корабль и отплыл в колонию Массачусетс.

С берега подошла лодка, гребцы споро работали веслами.

— Я Исидор Молинас, — пропищал тоненький голосок. — Я предлагаю за ваших рабов лучшую цену во всей Вест-Индии. Сойдемте на берег, капитан, и обсудим условия у меня дома.

Но под носом у «Вольного дара» уже покачивалась лодка другого торговца живым товаром. Говоря по-английски с французским акцентом, он сложил руки и прокричал:

— Оле! Не слушайте проклятого жида. Он последнюю рубашку с вас снимет. Имейте дело с Франсуа Дюпре, и вы никогда об этом не пожалеете.

Джекмен расхохотался. Похоже, денек будет хлопотным — и доходным.

Сэр Томас Модифорд потянулся за тяжелой, украшенной золотым шитьем шляпой и неловко нацепил ее на пурпурный платок, повязанный на его бритой голове, а потом бросил нетерпеливый взгляд на своего сотоварища, крупного, с красной физиономией мужчину лет шестидесяти.