Жизнь и необыкновенные приключения капитан-лейтенанта Головнина, путешественника и мореходца

— Прости, батюшка Василий Михайлович, — повинился Тишка, глубоко раскаиваясь в своем страхе. — Каждый о своей жизни печалуется.

Тишка охотно отсидел положенное время. Но это было не единственное наказание для него. Его ждала и вторая неприятность: поев сваренного из черепахи супа, он заболел и несколько дней ходил скрючившись и держась за живот.

— Черепаха эта еще, прости господи!.. — говорил он матросам. — Ежели бы мать узнала, что ел такое непотребство, то и за стол не пустила бы.

Головнин отправил Тишку к лекарю.

Лекарь Богдан Иванович, скучавший без пациентов, так как никто на шлюпе не болел, обрадовался Тишке необыкновенно, напоил его каким-то декоктом, каплями и хотел даже бросить кровь. Но Тихон отказался, боясь, как бы его немец не зарезал вовсе.

Тогда Богдан Иванович усадил его на койку у себя в каюте, дал ему, сверх всего прочего, рюмочку водки, настоенной на душистых кореньях, и начал рассказывать о своей семье. Он показал ему портреты своей жены Амальхен, своего сына Фрицхен и своих родственников до третьего колена. Тишке стало скучно, и он хотел уйти. Но лекарь не пускал его, продолжая рассказывать о своих родных, затем начал показывать всякие мелкие вещицы, которые ему были подарены перед отъездом: вышитую шелком закладку для книги — от жены, зубочистку в бисерном футлярчике — от кого-то другого. Но тут Тишка уже не выдержал и, нарочно схватившись за живот, убежал на бак, где гардемарины Филатов и Якушкин забрасывали на ходу шлюпа удочки, пытаясь ловить рыбу.

— Кит слева по носу! — крикнул вдруг матрос, сидевший в смотровом гнезде на бушприте.

Действительно, в указанном направлении показался кит.

— А что ж это такое? — удивился Тихон.

И когда ему Филатов разъяснил, что это огромное животное, которое тоже можно поймать, он сказал:

— Нет, брат, более Тишку и жомкой на лодку не заманишь. Такой и с лодкой слопает.

Однажды на рассвете открылся остров Порто-Санто.

Отсюда Головнин решил держать курс прямо на восток, на оконечность острова Мадейры, а оттуда к Канарским островам.

Но, торопясь выйти из области переменных ветров, он положил не заходить не только на Мадейру, а и на Канарские острова, хотя там предполагалось взять запас виноградного вина для команды, и итти прямо к берегам Бразилии.

Тропик Рака прошли поутру 23 ноября.

Переход был скучный. Нелюдимый мичман Мур просидел все время в каюте, и даже всегда восторженный Рудаков в свободные от вахты часы молча стоял на корме, наблюдая за летучими рыбами, которые стайками шныряли над поверхностью воды.

Но скоро плавание стало снова беспокойным: начались быстро менявшиеся ветры, и это заставляло каждый час менять курс и ворочать паруса. Третью ночь гремели грозы, лил дождь. Тучи предвещали бурю.

Головнин держал команду все время наготове у парусов. Люди по суткам не меняли мокрой одежды, и когда всходило солнце, от них шел пар.

Затем наступила мучительная жара.

— У нас об ату пору рождественские морозы стоят, — говорили матросы. — Тринадцать ден, братцы, толчея валяет с боку - на бок, с носа на корму, как баба тесто.

Казалось, что все бежит от такого климата: птиц, почти не было видно, а из рыб поймали с кормы на крюк одну акулу весом более двух пудов. От постоянной сырости все кожаное на шлюпе зацвело, платье и белье намокло, металлические вещи начали ржаветь.

— Ну и сторонка! — жаловался Тишка Головнину, не зная, куда укрыться от жары. — А у нас в Гульёнках теперь на ледышках с гор катаются. И куда это мы с тобою, батюшка Василии Михайлович, заблудили? В ту ли сторону мы попали, куда с твоею милостью на дощанике плыть собирались?..

Головнин только рассмеялся в ответ.

Глава шестая

ПОД ЗВЕЗДАМИ ЭКВАТОРА

«Диана» приближалась к экватору.

Есть в жизни каждого мореходца, будь то простои матрос, или молодой мичман, или даже сам капитан, совершающий уже не в первый раз свое дальнее плавание, торжественные минуты, которые наполняют сердце волнением, знакомым только морякам.

Это минуты, когда, покидая берег, каждый из них глядит на него в последний раз, это минуты, когда он снова ступает на землю и идет в свой дом, езде не зная, найдет ли там по-прежнему свою жену и детей. Это первая буря, первое боевое крещение. Наконец, это те минуты, когда он впервые пересекает экватор.

Моряками старого парусного флота это событие отмечалось особенно торжественно и сопровождалось шумным и веселым праздником бога морей Нептуна, праздником, который справлялся обыкновенно по старому, давно установленному обычаю.

Головины не в первый раз пересекал экватор, но и для него и для всей команды «Дианы» это событие имело на сей раз особый, радостный смысл.

Впервые корабль — целиком русский, от бушприта до руля — пересекал незримую линию, делящую Землю пополам.

Поэтому Василии Михайлович не удивился, когда однажды в дверях его каюты появились с таинственным видом трое матросов, попросивших разрешения войти.

То были Михаила Шкаев, Спиридон Макаров и Дмитрий Симанов.

Все трое молча поклонились и стали в свободно-почтительных позах, — на шлюпе не было показной муштры, которая заставляла бы зря тянуться людей.

— Вам что, братцы? — спросил Головнин, уже наперед зная, в чем дело.

— До тебя, Василий Михайлович, — сказал выступивший вперед Шкаев. — Люди бают, днями будем переходить экватор.

— Да, сие верно, — подтвердил Головнин.

— Просим дозволения отпраздновать переход, как полагается по морскому уставу.

— По уставу вовсе не полагается, — засмеялся случившийся при этом Рикорд.

— Ну, так уж говорится.

— Обычай такой, — вставил свое слово Макаров.

— Одним словом, Нептунов праздник просим разрешить,— пояснил Симанов.

— Празднуйте, — отвечал Головнин. — Это и впрямь праздник для нашего российского корабля. Только ведь вам придется перекупать, почитай, всю команду. Много ли у нас народу-то ходило через экватор?

— Где уж всех купать... — заметил Шкаев.

— А кто у вас на примете? — спросил, улыбнувшись, Головнин.

— Это как ребята решат, — уклончиво отвечал Макаров, глядя куда-то в сторону.

— Ну что ж, купайте, — согласился Василий Михайлович. — Только вот что: брать выкуп водкой я запрещаю. Заместо того всей команде будет угощение от меня.

И на корабле начались приготовления к празднику бога морей Нептуна. Приготовления велись в таинственной и волнующей обстановке.

В кубрике при помощи паруса был отгорожен угол, куда пропускались только избранные. Из-за этого импровизированного занавеса слышались горячие споры, временами громкие взрывы смеха. Туда таскали паклю, ведерки с краской, тряпье, цветную бумагу. У выглядывавшего оттуда Макарова на большом пальце всегда сидел огромный наперсток в виде кольца. Гардемарины Филатов и Якушкин были особенно возбуждены. У себя в каюте они что-то резали и клеили из цветной бумаги, делали венки из фантастических цветов, сооружали из ярко раскрашенного картона чудовищных рыб, тритонов, клянчили у капитана то бус, то бисера из запасов, сделанных для обмена с островитянами.

Что делалось за таинственной занавеской в кубрике, большинство команды не знало. Тишка сунулся было туда, но был тотчас же изгнан, получив при этом от Макарова увесистый щелчок железным наперстком в лоб.

Среди команды только и было разговоров, что о предстоящем празднестве.

Наконец 20 декабря 1807 года, в два часа дня, пересекли экватор в долготе 20° 11' при умеренном ветре и прекрасной погоде.

К этому времени Нептун, которого изображал Шкаев, его божественная супруга Амфитрида и сын их Тритон, в сопровождении свиты морских чудовищ, собрались на баке. В Амфитриде все узнали матроса Макарова, а в Тритоне — матроса Симанова, хотя он и был с хвостом из парусины, набитой сеном, и в маске, изображавшей голову чудовищной ящерицы.