Судьба моряка

Неожиданно из моря вышла женщина. Собственно, он не видел, откуда она появилась. Женщина словно выросла из прибрежного песка или, быть может, спустилась с неба. Он решил, что это дочь моря, ненадолго покинувшая родную стихию, чтобы погулять по берегу.

На ней было тончайшее белое одеяние. Обнаженные плечи, ноги точно из мрамора, величественный стан, горделиво откинутая головка, украшенная пышными локонами, — женщина была так прекрасна, что, казалось, даже легчайшее прикосновение к ней может разрушить эту совершенную гармонию.

Она шла, босые ступни оставляли на влажном песке маленькие следы. Ветер играл ее покрывалом, обнажая упругую, цвета слоновой кости грудь. Полы покрывала трепетали на ветру, словно одежды райской гурии.

Сгорая от нетерпения, Саид слегка приподнялся. Женщина с изумлением посмотрела на него. Их взгляды встретились, и он шагнул навстречу ей. Он двигался словно во сне, протягивая ей руку. Казалось, еще шаг, и он коснется ее, но вдруг она стала отступать назад, пока не скрылась в море. Море забурлило, вода вспенилась, в волнах мелькнуло светлое пятно. Потом волны утихли, скрылась луна, и он остался один на пустынном берегу, окутанном предрассветной дымкой.

Машина мчалась вдоль берега. Девочка долго с любопытством разглядывала Саида, который словно погрузился в сон наяву, потом тронула его за плечо:

— Ты поймаешь мне красную рыбку?

— У меня нет удочки.

— А руками?

Он ласково потрепал ее кудрявую головку.

— Рыбу руками не ловят, малышка.

— Значит, ты не можешь поймать красную рыбку? — Девочка пригорюнилась и молчала всю дорогу, пока они не подъехали к морю.

Машины остановились, и Саид, как бывалый моряк, приготовился выполнять обязанности гида. Пассажиры вышли из машин.

Гарсон из ближайшего кафе помог им перенести багаж на берег, где Саид уже выбирал место для палаток.

Он хорошо знал свое дело. Железным прутиком очертил три квадрата для палаток своих спутников — свою он решил поставить поближе к воде, — затем принялся забивать палаточные колышки и устанавливать шесты. Мужчины помогли ему поставить палатки, затем, переодевшись, все спустились к морю, а Саид остался заканчивать работу.

Место было выбрано удачно, пологи палаток, заменявшие двери, оказались с подветренной стороны и не хлопали. Саид остался доволен собой и, продолжая возиться с колышками, подумал, что спутники должны оценить его сноровку. Он не только покоритель морей, он знает каждый камешек на этом берегу.

Саид снял рубашку и остался в одних брюках. Он снова ощущал себя моряком и был счастлив как ребенок. Вспоминал, как убирал паруса на швартующемся судне, приводил в порядок палубу, устранял неполадки, зажигал на мачте фонарь, лучи которого отражались в недвижной воде, как сходил на берег или стоял на вахте, когда подходил его черед. Но сейчас у него не было корабля — одни лишь палатки, словно суденышки, бросившие якорь на песке. Их свертывают и ставят, как паруса, но никогда не спускают на воду, и они не отчаливают от берега. Да и он уже не моряк. Это время миновало, он оставил свою профессию, и вместе с нею ушли настоящие радости. Порой ему кажется, что он все позабыл — или способен забыть… Но вернись он на море, возвратилась бы и любовь к морю, и он снова стал бы тем, кем был когда-то, — моряком.

Гарсон принес стол, стулья и поставил их перед палатками, разложил на столе посуду. Саид убрал вещи, зажег три фонаря, повесив их на шесты перед палатками, расставил бутылки с охлажденным пивом, слегка увязая босыми ногами в песке, он присел на корточки и закурил сигарету. Солнце клонилось к закату, ночь медленно опускала на землю черное покрывало.

Саид в эти мгновения был похож на садовника, сидящего на корточках перед своей лачугой и разглядывающего плоды своих трудов, или на феллаха, созерцающего землю, которую он вспахивал и засевал, одетую весенним зеленым покровом.

Возле палаток никого не было. Саид курил и думал. Он был доволен сделанной работой, как рыбак, закончивший все приготовления, перед тем как отправиться ранним утром на рыбную ловлю.

Расстилавшееся перед ним море было спокойным и приветливым, по его глади пробегали последние отблески солнечных лучей. Это его мир, его вселенная, его юность. В порту стояли суда, покачиваясь у причала, в полутьме вырисовывались их мачты, как качающиеся деревянные шпили. Некоторые шхуны не спускали парусов, у большинства же они были свернуты. Ветер играл парусами. Саид привык различать настроение ветра, угадывать его норов, особенно накануне выхода в море.

Вдалеке, у острова Арвад, виднелись корабли, шлюпки, моторные лодки, бегущие по морю, — их силуэты отчетливо вырисовывались на горизонте.

Искупавшись, спутники Саида вышли из моря. Они бегали наперегонки, подымая фонтаны брызг, и капли воды стекали по их порозовевшим телам. Люди спешили к Саиду, словно хотели рассказать ему об испытанном наслаждении. Некоторые из них ринулись к палаткам, чтобы умыться и переодеться до наступления полной темноты.

Солнце скрылось, купальщики разбежались, море опустело, и только ветер продолжал будоражить его, гоня волны к берегу. По ночам какой-то неведомый дух завладевает морем. Рождаясь из черной бездны, он спускается к гребням волн, размахивая невидимыми крыльями над своим водным царством, парит над его обитателями, над узниками кораллов и раковин, сердца которых поверяют звездам свои тайны и постепенно превращаются в белые жемчужины. Саид Хаззум знает о существовании этого духа, ощущает это всеми органами чувств, всеми своими клетками, которыми он дышит, как дышит морская трава, благоухающая в такие вечера, как этот.

Вспыхнули, осветив побережье, фонари; шум в палатках усилился — это возвращались последние купальщики, теперь Саид может покинуть свой пост и искупаться в море.

Как сладки мгновения, предшествующие погружению в воду. Он заплывает далеко-далеко и, оставшись наедине с морем, восклицает: «Любимое, о любимое, я вернулся к тебе!!!»

Медленно поднялся со своего места, затоптал ногой окурок, настиг крабика, выбравшегося из своей норы, неторопливо ползущего по песку. Крабы вылезают из нор с заходом солнца и разбредаются по влажному песку. Он всегда любил эти маленькие морские создания.

Саид стремительно побежал к воде, стрелой бросился в волны. Ударив ногами по воде, он нырнул в глубину и поплыл как рыба, погрузившись в ласковые объятия моря.

Ему кричали с берега:

— Саид!

— Саид! Са-ид!

— Вернись, Саид!

Он слышал голоса и радовался: его зовут, значит, за него боятся. Но чего они боятся? Моря?.. Как сказать им: «Не бойтесь моря»? Бесполезно: если он попытается объяснить это, слова замрут на его губах.

Любить надо молча. Безмолвно. Взгляни в глаза. Что они говорят? Кто переведет их речь? Язык беспомощен. Взгляд красноречивее слов.

— Саид!

— Эй, Саид! Са-ид!

— Вернись, Саид!

Саид продолжал плыть. Ему не хотелось возвращаться. Не только из любви к морю, которое манило его своей глубиной. Как заставить этих людей испытать волнение, тревогу, показать им разницу между человеком, для которого море всего лишь забава, и тем, кто в море влюблен?

Он заплыл так далеко, что пляжа не было видно, лишь светились окна домов, фонари на террасах да реклама на крыше кафе. Вода вокруг него стала свинцовой. Густая мгла обволакивала его. Внезапно Саид понял, что уплыл слишком далеко от берега и надо возвращаться, если он не хочет остаться в воде до утра. Он перевернулся на спину и, чувствуя душевный подъем, медленно поплыл обратно, считая звезды. Если бы он был в Басите, то развел бы костер. Какое удовольствие сидеть у костра на берегу в такой поздний час или резвиться вокруг огня, словно первобытные дикари, исполняющие ритуальные песни и танцы!

Там, в Басите, леса соседствуют с морем. Веет ароматом сосны, ночью кроны деревьев словно сливаются в огромный черный монолит. А когда светит луна, они, словно невесты духов, воздевают вверх ветви в священном экстазе.