Приключения долговязого Джона Сильвера

— Аминь, — резко ответил Дюбуа, внимательно наблюдая за выражением лица Сильвера. Потом вышел, прошел мимо двух свиней Жан-Пьера, которые рылись под деревом, и его поглотил фиолетовый мрак.

В роли надзирателя на плантации Сильвер почувствовал себя, как рыба в воде. Облаченный в старое платье Дюбуа, с почерневшим от солнца лицом, в нахлобученной на голову соломенной шляпе, обутый в крепкие кожаные сапоги, с тяжелой плетью, заткнутой за пояс, он был внушительным представителем хозяйской власти — солиден, но зорок и проворен.

Он обрел положение, которое подобало белому человеку, вынужденному жить среди чернокожих. Его самолюбие было удовлетворено, и он стремился поддерживать на плантации образцовый порядок. Сам испытавший ужасы рабства, он не мог не сочувствовать тем, кому судьба не оставила никакой надежды, кому предстояло жить и умереть в неволе. Может быть, поэтому Джон скоро понял, что бесполезно заставлять рабов до изнеможения работать, истязать их, лишать еды, гораздо большего результата можно добиться справедливостью, разумной требовательностью, а иногда и просто шуткой. Рабы, в свою очередь, не злоупотребляли добрым отношением Сильвера, не пытались использовать его хорошее настроение или личную благосклонность для получения поблажек. Да и Джон умел, когда надо, проявить суровость, а его огромный рост и необыкновенная сила внушали уважение и не позволяли проявлять своеволие. Так безошибочный расчет, упорство, железная воля и красноречие позволили Сильверу добиться больших успехов.

Дюбуа благословлял счастливую свою судьбу за то, что догадался купить Сильвера. Рассчитывая на острый ум и сообразительность своего нового управляющего, он даже обсуждал с ним ряд вопросов, касающихся ведения хозяйства.

Жан-Пьер, со своей стороны, явно был недоволен возвышением Сильвера, и, хотя не произнес ни слова по этому поводу, Джон чувствовал, что, утрать он свое положение, старый негр был бы очень доволен и постарался бы сделать все для этого.

Такая возможность представилась Жан-Пьеру примерно через два года после продажи Сильвера в рабство. Тут надо отметить, что Джон отчасти сам был виноват в своих злоключениях. Не больно-то охотно говорил он со мной об этом, но стало ясно, что Сильвер страстно полюбил Аннет Дюбуа и нашел у нее взаимность, хотя для меня так и осталось тайной, кто из них сделал первый шаг. У Джона была любовница, негритянка по имени Шарлотта, связь эта тяготила его, но Шарлотта была горничной Аннет; видимо, это обстоятельство способствовало сближению Сильвера с дочерью плантатора. Как бы там ни было, однажды ночью состоялось свидание, на котором влюбленные дали клятву хранить верность друг другу до самой смерти, хотя эта связь и была вопиющим нарушением законов и обычаев.

Разумеется, не могло быть и речи о том, чтобы обнаружить свою любовь перед другими. Тайные их свидания, как бы умело они ни скрывались, рано или поздно должны были открыться, и Сильвер, несмотря на любовь к Аннет, ежеминутно опасался предательства или собственной оплошности.

Дурные предчувствия нашего героя оправдались внезапно в одно холодное сырое утро перед восходом солнца. Не успел Джон проснуться, как четверо дюжих негров, выполнявших обычно самую тяжелую работу на плантации, набросились на него и стали связывать. Сопротивляясь сразу четверым, Сильвер увидал мрачного и полного злорадства Жан-Пьера, руководившего арестом.

Через несколько минут Сильвера отволокли в карцер на плантации — низкую каменную постройку, куда запирали провинившихся рабов. Со связанными за спиной руками Джон предстал перед Дюбуа, чьи глаза гневно блестели, а лицо побледнело и скривилось от гнева и злобы.

— Ты, — крикнул Дюбуа, — ты соблазнил мою дочь! Осквернил мой дом, опозорил мое имя! Не пытайся отрицать, негодяй. Жан-Пьер видел все, все ваши тайные встречи! Я все знаю!

— Боже мой, господин Дюбуа, — закричал Сильвер, отчаянно подыскивая подходящие слова. — Вы заблуждаетесь: ваша дочь столь же невинна, какой была, когда родилась! Чтоб я ее соблазнил! Господи! Да разве такая важная особа может взглянуть на меня, жалкого раба, иначе, чем на вещь? Да вы мне льстите, сэр, ей-богу!

Продолжить он не успел, так как Дюбуа, подскочив от ярости, ударил его плетью по лицу. Кожа на щеке лопнула, и жгучая боль пронзила Джона, по лицу которого потекла горячая жидкость.

— Ты смеешь так со мною говорить! — взревел Дюбуа. — Вор, преступник и лжец! — и с большим усилием овладев собой, продолжал спокойным, но полным злобы голосом: — Ты пытался похитить мою дочь, единственное любимое мною существо. Этого ты не добился, но своей грязной попыткой ты осквернил ее чистоту, чему у меня есть свидетели. И теперь, раскрыв твои планы, я тебе отомщу. — Дюбуа отошел к окну, забранному крепкой решеткой, и поглядел наружу, где уже светало. — Вот там, — сказал он почти устало, — стоит мой дом. В комнате на верхнем этаже моя дочь, несомненно, еще плачет от ударов плетью по спине и пониже. Дверь заперта, и ее стережет снаружи верный старый раб из домашней прислуги. Аннет еще долго будет видеть мир только из окошка своей комнаты, а ты, — Дюбуа приблизился, глядя Сильверу в глаза, — ты больше ничего не увидишь. Хочешь знать почему? Потому что я тебя убью. Тут суд не нужен. Как я тебя убью, спрашиваешь? Повесить тебя — умрешь слишком легко и быстро, а сжигать на медленном огне можно, на мой взгляд, только негров. Но может быть, тебе довелось слышать, во Франции привязывают человека к колесу и палач перебивает ему ломом конечности, а жертва тем временем вопит и наконец умирает от боли. Нелегкая смерть ждет тебя, так что думай о ней те несколько часов, что тебе остаются.

— Жан-Пьер, — резко сказал он, повернувшись к выходу, — стереги его, отвечаешь головой. Если что-то будет не так, вместо палача станешь жертвой.

С этими словами Дюбуа вышел из карцера, Жан-Пьер поклонился ему вслед и сел, а Сильвер, потерявший от страха разум и дар речи, наклонился вперед, и его вырвало на пол.

12. НАПАДЕНИЕ ПИРАТОВ

Издевательский голос Жан-Пьера нарушил молчание и вывел Сильвера из тупого безразличия.

— До чего же красивая картинка, как ты сидишь в собственной блевотине. Высоко целишь, белая свинья. Решил заполучить Аннет и стать господином? Выше головы не прыгнешь. Тебе конец, малыш, понятно? И это я тебе его устроил. Я тебя видел первый раз с мисс Аннет в складе, потом еще много раз. И Шарлотта тоже руку сюда приложила — она вдвое больше, чем я, ненавидит и тебя, и твою шлюшку.

Старик сплюнул на пол.

Сильвер почувствовал, как его окатило горячей волной бешенства. Куда только девались тяжкие безнадежные мысли.

— Жан-Пьер, — сказал он мрачно, — как только со мной это произойдет, тебе перережут глотку от уха до уха и забьют эту дыру твоими же кишками, так что лучше для тебя помочь мне.

— Ну-ну, ничего со мной не случится, мальчик мой, — отозвался Жан-Пьер. — Завтра утром в это время ты будешь уже подыхать на колесе, а мисс Аннет наверху слушать твои вопли.

Сильвер опустил голову. Что предпринять, чтобы избежать этой ужасной смерти? Молить Дюбуа о пощаде? Немыслимо. Хозяин переполнен одним навязчивым желанием отомстить за свое воображаемое оскорбление, а влияние на него Аннет исчезло, по крайней мере сейчас. Из карцера не убежишь — Жан-Пьер не спускает с него жесткого взгляда, да и снаружи для охраны приставлена пара дюжих негров. При этом Сильвер знал, что каменное строение карцера сделано на совесть: тяжелая дверь окована массивными железными полосами, а решетка на окне сделана из прутьев толщиной в человеческую руку.

Возможно ли хотя бы освободиться от пут и после того справиться с Жан-Пьером? Он осторожно попробовал натянуть веревку, которая спутывала его руки, затем напрягся изо всех сил: веревка затрещала, но не поддалась. Сильвер понял, что этим путем ничего не добьется. Вот и пришел конец земной его жизни. Многие опасности пережил он на борту «Ястреба»; сумел спасти голову в самых неблагоприятных условиях, когда в судебной палате в Бриджтауне вспомнил вдруг древнее полузабытое право церковного суда; избавился от положения обыкновенного раба на плантации Дюбуа и получил значительную власть.