Пираты Карибского моря. Проклятие капитана

По возвращении Эскадры Наветренных Островов в Веракрус отважных моряков ждала приятная новость. Король Филипп V всерьез решил положить конец грабежу англичанами и голландцами его заокеанских земель. Из Кадиса вышли курсом в Вест-Индию девять новейших кораблей. Во главе их значились многопушечный линейный корабль «Непорочное Зачатие» в полторы тысячи тонн водоизмещения и с экипажем в тысячу человек; «Святая Троица» в тысячу шестьсот тонн водоизмещения и с экипажем в тысячу сто человек и «Св. Франсиск» в тысячу двести тонн водоизмещения. В то время как наилучшие пиратские Корабли лишь редко превышали шестьсот тонн водоизмещения. При этом Филипп V распорядился никого не брать в плен, а судить на месте и казнить на виселице. Эта новость дошла до слуха пиратов прежде, чем до Вест-Индии доплыла столь грозная королевская флотилия, и пираты вместе с рубщиками леса в панике бежали кто куда, значительно очистив Карибское море, Мексиканский и Дарьенский (Колумбия и Панама) заливы. Ситуация сложилась такой, что даже губернатор Ямайки объявил остров свободным от пиратов. Однако не все были в состоянии бросить столь привычное и доходное занятие. Потому многие и подались в английские порты Северной Америки.

Наиболее известными из них по-прежнему были Джон Куэлч, Эдвард Лоу, Уильям Луис, Бартоломей Роберте и Эдвард Тич по прозвищу Чернобородый, которому особенно потворствовал губернатор Багамских островов. Однако они никак не шли в сравнение с пиратами прошлого века. Действовали в одиночку, богатые города и поселения не грабили, от крупных испанских судов старались уходить. Промышляли больше контрабандой, смело нападали лишь на малые, незащищенные суда. Верно — и испанский народ так считает — что голь на выдумки хитра. Наибольший след в истории из таких «выдумщиков» оставил по себе капитан Уильям Кидд. Многие из бывших карибских пиратов принялись пересекать Атлантику и обирать полные дорогих товаров торговые суда в водах Африки и Азии и сбывать награбленное добро в баснословно быстро растущих английских городах Северной Америки.

На пути домой, в Тринидад, оставив уже позади мыс Сан-Антонио, «Андрес II» повстречал три рыбачьих одномачтовых баркаса. Рыбаки их промышляли ловлей акул. Кто-то узнал фрегат корсара, и с баркасов дали понять, что желают с ним переговорить. Оказалось, что неделю назад, чтобы пополнить свои съестные запасы черепаховым мясом, они хотели было зайти в заливчик небольшого островка, находившегося неподалеку от Кайман-Брака, одного из трех Каймановых островов. Однако вовремя увидели, что на пляже заливчика лежит корабль, который килюют. «Раз килюют в этом месте, — сказал старший из рыбаков, — значит, это пираты».

Де ла Крус поблагодарил и изменил курс. На подходе к заливчику Педро, неожиданно для самого себя, залюбовался буйной растительностью. Она, омытая ночным дождем, сплошь покрывавшая каменистую почву, сверкала на солнце сочными изумрудными красками. Кое-где среди сплошной зеленой стены проглядывали обширные поляны. На них возвышались, как верные сторожевые, головы бутылочных пальм, зонтичные шапки акаций, плотные кроны анона, небольшие, со скудной листвой, но толстой и колючей корой деревца кротона. Все это густо прикрывал обильный подлесок из вечнозеленого испанского дрока, мимоз, молочая, кактусов, алоэ и «ковыля.

Как только Добрая Душа увидел стоявший уже на якоре корабль, на который с берега завозили артиллерийские орудия, тут и заявил:

— Старый английский пират Джон Пикард, прозванный за глаза пиратской братией Мокрый Порох. Прежде плавал на бриге «Ласточка». Теперь вижу фрегат «Ласточку».

— Да, и не менее сорока пушек, — добавил Меркурий.

— Капитан толковый. Раньше не пил, не играл в карты. Запрещал и членам экипажа. Колоды карт и игральные кости, обнаруженные им на борту, выбрасывал в море. Тех, кто нарушал это правило, наказывал.

— И все-таки пират, — сказал де ла Крус и приказал: — Поднять флаги: «Не оказывать сопротивления!», «Оружие сложить на берегу!».

Ближе к вечеру под наблюдением и при помощи корсаров последние орудия были подняты и установлены на свои места, личное вооружение и порох свезены на борт «Андреса II», наиболее строптивые пираты загнаны в трюмы. Хорхе и Аугустин с частью матросов переместились на «Ласточку». Решено было переночевать в заливчике и на рассвете отправиться в Сантьяго.

В разговоре один на один Педро поинтересовался у уже достаточно пожилого Пикарда, почему собратья прозвали его именно Мокрым Порохом. Пикард прежде всего сообщил, что килевал фрегат, с тем чтобы уйти в Лондон и покончить с пиратством. Затем поведал о том, что с детства страдал недугом недержания мочи по ночам. С возрастом, однако, как это обычно бывает, эта хворь не прошла. Скрыть ее от моряков не было возможности.

Утром — берега острова Кайман-Брак были видны без подзорной трубы — де ла Крус приказал спустить с «Ласточки» лодку. Усадил в нее Джона Пикарда с его личным сундучком, лекаря и двух отобранных английским капитаном матросов и пожелал Пикарду счастливо добраться до Лондона.

Глава 7

ГОДИНА БЕДСТВИЙ И УТРАТ

Невероятно нежное чувство охватило душу Педро, когда он увидел на пристани Каталину, Андреса и маленькую Иннес. Сердце готово было вырваться наружу, чтобы немедля долететь до его любимых. В первую минуту встречи ни у него, ни у Каталины не находилось нужных слов. Ликовал Андрес, который отплясывал на досках пристани одному ему известный танец. Успех не успокоился, пока по-своему не расцеловал Каталину и детей.

Донья Кончита, встретив своего Хорхе, подошла поприветствовать и Педро и тихо сказала ему:

— Слава богу! И постарайтесь теперь, умоляю вас, задержаться здесь как можно дольше! Педро, жизнь ведь очень коротка!

Педро еще на подходе к Тринидаду решил, что на этот раз он задержится в городе на несколько месяцев. Потому, распустив на отдых, что называется, «иноземную» часть экипажа до наступления Нового, 1712 года, Педро прежде всего принялся оказывать помощь Каталине в ведении хозяйства их большого ранчо. Необходимо было поднять племенной уровень скота, обновить семенной фонд табачных плантаций, проверить, честно ли ведут себя администраторы, навести порядок с поступлением денег в кассу дома. Оказалось, что двое из пяти администраторов жульничали, присваивали себе часть хозяйских денег.

Губернатор высказал глубокую благодарность Педро де ла Крусу, который, когда узнал, что город собирает средства на постройку больницы на двадцать коек, внес в городскую кассу солидную сумму денег.

Потом начались поездки на лошади с Андресом, общие походы в горы, выезды на экскурсии. Сильнейшее впечатление на Андреса произвел спуск в подземную пещеру «Ла-Маравильоса» — «Чудесная», где он, при свете факелов увидев множество причудливых сталактитов и сталагмитов, вначале испугался:

— Папа, это чужие люди. Они нас съедят! Уходим скорее!

Когда отец и мать объяснили сыну суть этого природного явления, Андрес принялся делать смешные сравнения с тем, что он уже познал в жизни.

Отец водил сына — и не раз — на окраины города, где проживал простой люд, но где нежные женские руки — мужчинам это так не удавалось — плели из мясистых сложных пальчатых листьев редчайшей пальмы жарей несравненные сомбреро. Эти пальмы по своим особым законам природы произрастают лишь в отдельных районах Кубы и Пуэрто-Рико, а сомбреро из соломки жарея и до сих пор считаются лучшими в мире. Поскольку Педро обнаружил махинации администратора, который скупал сомбреро из жарея по дешевке, отвозил партии в Гавану и там продавал их по цене, которую не сообщал Каталине, Педро уволил администратора и повысил, к радости тружениц, закупочную стоимость продукта их труда. Бартоло не уставал изобретать и сооружать Андресу замысловатые игрушки и стал его лучшим другом. Иннес, которая смешно радовалась тому, что с каждым новым днем произносила вслух все новые слова, настойчиво бегала за Андресом и стремилась во всем ему подражать.