Золотое рандеву

— Что за чертовщина, старший? — Буллен сжал кулаки. — Ведь доктор сказал, что…

— Я не врач, — прервал его Макилрой, — но чувствую, что в обоих случаях симптомы практически одни и те же. Старину Марстона не в чем винить, — Буллен проигнорировал эти слова, смерив меня строгим начальственным взглядом.

— Слушайте, мистер, — задумчиво сказал он. — Вы что, переменили мнение? Когда я там был, вы же согласились с доктором Марстоном. Вы даже сами выдвинули предположение о сердечном приступе. Вы не показывали вида…

— Там были мисс Бересфорд и мистер Каррерас. Не хотел, чтобы они что-нибудь заподозрили. Если по кораблю пройдет слух, что мы подозреваем убийство, тогда убийцы окажутся вынужденными срочно принять меры, чтобы нанести нам упреждающий удар. Не знаю уж, что бы там они сделали, но, судя по прежним их действиям, предполагаю, что это нечто чертовски малоприятное.

— Мисс Бересфорд? Мистер Каррерас? — Буллен прекратил сжимать кулаки, но было видно, что в любой момент он может возобновить свое занятие. — Мисс Бересфорд вне всяких подозрений. Но Каррерас? И сын его? Только сегодня взошли на борт и при столь необычных обстоятельствах. Тут может быть какая-то связь.

— Нет ее. Я проверял. Каррерасы, и старший и младший, все два часа до того, как мы нашли Броунелла, провели сначала в салоне, а потом в телеграфном салоне. У них железное алиби.

— Кроме того, это было бы уж слишком очевидно, — согласился Макилрой. — Мне кажется, капитан, пришло время нам снять фуражки перед мистером Картером. Пока мы тут рассиживались и били баклуши, он бегал по всему кораблю и, кроме того, работал головой.

— Бенсон, — сказал капитан Буллен, не продемонстрировав желания снять фуражку. — Причем здесь Бенсон? Тут какая связь?

— Вот какая, — я подпихнул к нему лежавший на столе блокнот с бланками радиограмм. — Я проверил последнюю радиограмму, дошедшую до мостика. Обычное сообщение о погоде. Время 20.07. Но позже в этом блокноте было записано еще одно послание, как обычно — через копирку. Текст неразличим, но людям с современным криминалистическим оборудованием прочесть его — детская забава. Различим только отпечаток двух последних цифр. Поглядите сами. Совершенно ясный. Тридцать три. Это означает 20.33. В этот момент пришло сообщение настолько срочное, что Броунелл не стал ждать, как положено, вестового с мостика, а решил сам передать его по телефону. Вот почему он тянулся рукой к трубке, а не потому, что внезапно почувствовал себя плохо. И тут его убили. Кто бы это ни был, ясно, что он должен был убить. Просто оглушить Броунелла и выкрасть радиограмму он не мог, поскольку, придя в себя, тот немедленно передал бы ее содержание на мостик. Следовательно, это было, — добавил я задумчиво, — чертовски важное сообщение.

— Бенсон, — нетерпеливо повторил Буллен. — Как насчет Бенсона?

— Бенсон оказался жертвой собственной привычки. Хью тут говорил, как Бенсон непременно выходил покурить на палубу между половиной девятого и без двадцати девять, пока пассажиры обедают. Обычное место его прогулки как раз под радиорубкой. Радиограмма пришла, и Броунелл был убит как раз в течение этих минут. Должно быть, Бенсон услышал или увидел что-то странное и пошел проверить. Возможно, он даже стал свидетелем убийства. Поэтому тоже должен был умереть.

— Но почему? — возмутился Буллен. — Он все еще не верил ни единому моему слову. — Почему, почему, почему? Почему его убили? Почему это сообщение было так отчаянно важно? Вся эта история — бред сумасшедшего. И что, в конце концов, могло быть в этой радиограмме?

— Чтобы выяснить это, нам и надо идти в Нассау, сэр.

Буллен посмотрел на меня, потом на стакан, решил, очевидно, что предпочитает его содержимое мне, вернее тем дурным новостям, что я принес, и в два глотка с ним расправился.

Макилрой к своему не притронулся. Целую минуту, наверно, он крутил его в руках, рассматривал и наконец сказал:

— Ты немногое упустил, Джонни. Но об одном все же не подумал. Сейчас на вахте в радиорубке Питерс, не так ли? Откуда тебе известно, что то же сообщение не придет снова? Может быть, оно требовало подтверждения о приеме. Если это так и подтверждения не было, наверняка оно придет еще раз. Где в таком случае гарантия, что с Питерсом обойдутся повежливее?

— Боцман — гарантия, стармех. Он сидит в укромном уголке в десяти ярдах от радиорубки со свайкой в руке и жаждой мести в сердце. Эти дети гор — весьма злопамятный народ. Вы знаете Макдональда. Упокой, господи, душу каждого, кто осмелится появиться невдалеке от радиорубки.

Буллен плеснул себе еще виски, устало улыбнулся и взглянул на широкую коммодорскую нашивку на рукаве своего кителя.

— Мистер Картер, мне сдается, нам пора меняться кителями, — в его устах это было самое глубокое извинение, на которое он мог отважиться. Обычно его не хватало и на это. — Как вам понравится с этой стороны моего стола?

— Подходяще, сэр, — согласился я. — Особенно если вы при этом возьмете на себя развлечение пассажиров.

— В таком случае, лучше останемся каждый при своем занятии, — легкая улыбка едва тронула его губы. — Кто на мостике? Джеймисон? Примите вахту, старший.

— Позднее, с вашего позволения, сэр. Мне осталось расследовать еще одно дело, самое важное. Но я не знаю даже, как подступиться.

— Только не вздумайте сообщить мне еще о каком-то происшествии, — мрачно сказал Буллен.

— Просто у меня было немного времени поразмыслить над этим, вот и все. К нам в радиорубку пришло сообщение настолько важное, что его надо было перехватить любой ценой. Но откуда кто-то мог знать, что оно должно прийти? Единственный путь радиограмме попасть на «Кампари» — через наушники на голове Броунелла. И все же кто-то принимал эту радиограмму в тот же момент, что и Броунелл. Обязан был принимать. Броунелл потянулся к телефону звонить на мостик сразу, как записал сообщение в блокнот, и сразу, как потянулся, был убит. Где-то на «Кампари» есть другой приемник, настроенный на ту же волну, и это где-то находится поблизости от радиорубки, поскольку подслушивающий успел добраться туда за считанные секунды. Проблема — найти приемник.

Буллен посмотрел на меня. Макилрой посмотрел на меня. Затем они посмотрели друг на друга. Макилрой возразил:

— Но радист же все время меняет длину волны. Откуда мог кто-нибудь знать, на какой волне он работает в данный момент?

— Откуда вообще может кто-нибудь что-нибудь знать? — вопросом на вопрос ответил я и кивнул на блокнот на столе. — До тех пор, пока это не прочитают.

— Текст, значит, нужен, — Буллен в раздумье уперся взглядом в блокнот и наконец решился: — Нассау. Полный ход, стармех, но прибавляйте постепенно, через полчаса, чтобы изменения оборотов никто не заметил.

Старший, вызовите мостик. Выясните наши координаты. — Пока я звонил, он достал карту, линейку, циркуль и кивнул мне, когда я повесил трубку. — Проложите кратчайший курс.

Это не отняло у меня много времени.

— Приблизительно 220 миль курсом 047, сэр, затем еще 250.

— Приход?

— Ход полный?

— Конечно.

— Завтра незадолго до полуночи. Он взял блокнот, царапал в нем что-то около минуты, а затем прочел:

— «Администрации. Порт Нассау. Теплоход «Кампари», координаты такие-то, приходит завтра в среду в 23.30. Просьба вызвать полицию для немедленного расследования. На борту один убитый, один пропал. Срочно. Буллен, капитан». Думаю, хватит, — он потянулся к телефону. Я дотронулся до его руки. — Тот, у кого этот приемник, может так же спокойно фиксировать исходящие радиограммы, как и приходящие. Тогда они узнают, что мы идем по следу. Одному богу известно, что тогда случится.

Буллен посмотрел на меня, неторопливо перевел взгляд на Макилроя, затем на Каммингса, так и не сказавшего ни единого слова со времени моего прихода, затем снова на меня. Затем он изорвал радиограмму на мелкие клочки и выбросил в корзину.

4. Вторник. 22.15. — Среда. 8.45

В эту ночь больших успехов в расследовании добиться не удалось. С чего начать, я продумал, тут все в порядке. Закавыка была в том, что начать-то я не мог, пока пассажиры не поднимутся и не выйдут из своих кают. Никто особенно не любит, когда его вытряхивают из постели посреди ночи, миллионеры больше всех.