Время терпеливых (Мария Ростовская)

Беседа стала неразборчивой, всадники удалялись. Последними проехали двое здоровенных мужчин в чёрном, которых можно было бы издали принять за монахов, если бы не отсвечивала кольчуга. Они мельком, но цепко оглядели согнутую фигуру близ дороги, и Никита ощутил лёгкий холодок меж лопаток — так смотрят заплечных дел мастера. Разогнувшись наконец, он проводил взглядом удаляющийся отряд. Да, дела… Ладно. Дела то княжьи. Его же дело землю пахать.

…

Где-то совсем недалеко куковала кукушка. Савва, замерев, слушал и считал. Раз… два… три… четыре…

Кукушка замолкла внезапно, точно чем-то напуганная. Подождав несколько мгновений, Савва вздохнул. Четыре года, выходит, жить ему осталось. Маловато, конечно. Только-только третий десяток разменял… Однако, по нынешним временам и четыре года, пожалуй, срок изрядный. Тут никто не знает, будет ли завтра жив.

Утренний туман полз языками, еле двигаясь. На кольчуге и шеломе оседали мелкие капельки росы, и вся воротная башня потемнела от сырости. Надо же, какой туман… А впрочем, здесь, во Пскове, туманы летом дело обычное. А осенью дожди серые, беспросветные… Суровая тут земля. Вот в Киеве, там летом даже ночью тепло, без рубахи можно ходить и не замёрзнешь. А в греческой земле, купцы говорят, так и зимой снега не бывает. У нас тут снега по грудь лежат, а там всё зелёное, и сено на зиму не заготавливают греки… Красота…

Из тумана донёсся невнятный звук, скрипели колёса и фыркали кони. Ещё чуть, и вот уже из седых полотнищ проявляются тёмные пятна, на глазах обретая плоть.

— Эй, на башне! — хорошо поставленный зычный голос огласил окрестности. — Пустите гостей погреться!

— Кто такие? — стараясь придать голосу не меньшую зычность, прокричал Савва, чуть наклонясь вперёд. Обоз из дюжины телег остановился перед самыми воротами, и с передней повозки спрыгнул человек, одетый в немецкое платье.

— Торговые люди мы, из Риги едем! — человек говорил почти без акцента. — Товары немецкие везём в Новгород, да и ко Псковскому торгу кое-что припасёно у нас!

— А чего рано так? Ворота закрыты покуда!

— Кто рано встаёт, тому и Бог подаёт! Кто-то же должен в торгу первый оказаться, так почему не мы?

Действительно, ворота должны были вот-вот отпереть. Время, однако…

— Ждите, сейчас старшого позову! — Савва повернулся и пошёл к люку, из которого торчала деревянная лестница с окованными сталью тетивами.

В караулке уже проснулись. Старший стражник сидел на лавке, перематывая портянки.

— Слышь, Олекса Жданыч, там купцы…

— Купцы-то купцы, а кто это тебе велел караул оставлять? Устав забыл?! А ну, марш наверх! Брячко, Степан, Онфим — с ним вместе!

Действительно, устав не дозволял оставлять сторожевую площадку на верху башни безнадзорной. Обычно дежурили по двое, но сегодня Сёмка, напарник Саввы по караулу, так маялся животом, что не столько в карауле стоял, сколько внизу, в нужнике сидел… Вот и сейчас там отдыхает.

Трое окликнутых ратников уже брали луки и тулы со стрелами, напяливали шлемы поверх холстинных летних подшлемников.

— Веди нас, великий воевода! — подмигнул пожилой, кряжистый Степан, и вся караулка загоготала. Савва был самым младшим среди воротной стражи, и оттого караулить ему чаще всего выпадало под утро.

Поднявшись наверх, ратники заняли места согласно уставу — каждый у своей бойницы. Четверо хороших стрелков наверху — сила грозная. Случись в обозе лихие люди, или, не дай Бог, лазутчики вражьи…

Окованные железом ворота со скрежетом разошлись, но задняя решётка оставалась покуда опущенной. Хозяин обоза махнул рукой, и первая повозка вползла в разверстый зев башни. Из калитки выбрались сам Олекса Жданыч с мытарем, пошли вдоль обоза, знаком приказывая откинуть укрывавшие товар грубые холстины. Савва улыбнулся. Первым в торгу возжелал быть купчина… Первого-то обыщут как раз до нитки. Потом уже, когда подустанут стражники, да телеги пойдут одна за одной, так и беспошлинно какой-нибудь товар провезти нетрудно. А сейчас — знай плати, купец, за нетерпенье своё.

Решётка наконец тоже со скрежетом поползла вверх, открывая дорогу в город — очевидно, досмотр первой повозки не обнаружил ничего подозрительного. Телега начала выкатываться наружу, и в этот момент лошадь вдруг заупрямилась, заржала, мотая головой, попятилась…

— Держи, да держи ты уже её, скотину свою безмозглую! — донёсся снизу голос Петра, стражника на воротах, именем своим заслуживший немало подтруниваний от товарищей.

Момент, когда обозники выхватили из повозок хитро укрытые самострелы, Савва пропустил, так слаженно и быстро всё произошло. Самострелы были уже взведены, и рой кованых арбалетных болтов разом скосил воротную стражу, стальной метлой прошёлся по бойницам. Стрела угодила Савве точно над грудинной костью, сбив с ног и прервав дыхание, и последнее, что он успел подумать: вот и верь этим кукушкам…

Решётка с грохотом рухнула вниз — кто-то из находившихся внутри башни успел освободить стопорный механизм. Однако высокая повозка помешала ей опуститься донизу и перекрыть проход. Лже-обозники уже ловко, как обезьяны, лезли по верёвкам наверх, на площадку, закинув кошки, и некому было сбить их наземь меткими стрелами… Кто-то рванул на себя окованную железом калитку с обратной стороны башни — калитка оказалась незапертой — и вражеские лазутчики один за другим ныряли внутрь с мечами наизготовку. А сквозь редеющие клочья тумана уже неслась от ближайшего леса колонна рыцарской конницы. Они скакали молча и страшно, без всяких боевых кличей, только земля гудела под копытами могучих немецких коней, привычных носить на себе добрый берковец железа…

— Отличная работа, фон Штольверт! — магистр осадил коня возле "хозяина обоза", вытиравшего меч.

— Рад стараться, мессир!

…

— Глянь, тато, тут не токмо воротная башня в камне, но и все прочие почти! А стены деревянные, однако…

— Это, Ростиша, не по деньгам покуда князю Даниилу, сплошь каменной стеной Галич огородить.

— А город красивый, а, тато? Глянь, как луковка-то на церкви вон той блестит!

Михаил Всеволодович усмехнулся. Мальчишка совсем ещё, даром что и в осаде жестокой побывал, и смерть видел… И девкам подолы задирает уже вполне привычно, кстати. Пора, пора женить парня, пока не избаловался…

Да при чём тут избаловался, одёрнул сам себя князь Михаил. Тут и сопливого женить не грех, при таком-то раскладе. Не в мужской силе и умении жениха дело, а в том, как спасти землю русскую.

Путь посольства в угорскую землю лежал мимо Галича, и не завернуть в гости к князю Даниилу Романовичу было просто немыслимо. Да и дел накопилось израдно, и не все те дела в переписке решить можно.

Город Галич вырастал перед ними по мере приближения во всей своей красе. Он и впрямь был красив, утопающий в яркой зелени, с белокаменными башнями и деревянными стенами, белёными известью, с позолоченным куполом главного храма…

— А всё же Киев наш красивее будет, да, тато?

— Ха! Сравнил! — князь Михаил покрутил головой. — Киев есмь мать городов русских! В нем двести с лишком тыщ народу одного, а в Галиче тридцать от силы.

— Ну вот и я про то!

От города уже скакал небольшой конный отряд, в богатых разноцветных плащах.

— А вот и князь Даниил, Ростиша. Самолично решил встретить, всё правильно…

Всадники приближались, и уже можно было разглядеть лица.

— Здрав будь, великий князь! И тебе привет, Ростислав Михайлович!

— Здрав будь и ты, Даниил Романович! Пустишь переночевать?

— Тебя да не пустить, как можно! Стены не сдюжат у Галича…

…

Кованые железные держатели для смоляных факелов, вбитые в стены, были выполнены в виде скрюченных железных рук, с длинными цепкими пальцами, и придавали главной зале довольно зловещий вид. Впрочем, вряд ли сидящие на скамьях люди обращали на эту зловещесть внимание. Биргер усмехнулся. Да, эти ребята не поморщатся, даже если во всех углах будут навалены груды человеческих черепов.