Роза и лилия

– Что у тебя случилось?

– Моих родителей зарезали.

Исаак подался вперед и посмотрел на Жанну так, что ей стало боязно:

– Когда?

– Пять дней назад.

Мужчина склонился над ней, и Жанне стало еще страшнее. То, что он сделал затем, повергло ее в смятение. Исаак взял ее за руку и поцеловал в ладонь.

– Англичане… – пробормотала Жанна. – Почему? Мой отец сам был англичанином.

Исаак быстро объяснил ей, что значит для всех битва при Форминьи и откуда взялись эти разбойничьи шайки. Ее поразило, как много он знает. Исаак улыбнулся.

Трактирщик принес каплуна, нож и вилку.

Не отойдя еще от поцелуя Исаака, Жанна в восторге смотрела на каплуна. Ни разу еще не доводилось ей видеть такой упитанной, так хорошо зажаренной птицы, из которой сочился пахнущий розмарином и шалфеем жир. Жанна вытаращила глаза.

Исаак воткнул вилку в птицу и стал резать ее на куски. В миску Жанны он положил кусок бедра, а потом взял мяса себе. Трактирщик с восхищением наблюдал за ловкостью Исаака. Тот заказал ему еще кувшин вина.

Жанна была очарована.

Исаак подал ей нож, чтобы отрезать нижнюю часть ножки, долил вина и подал пример: впился зубами в мясо.

Жанна принялась за свою порцию.

– Я бы оставила половину на завтра, – сказала она. Исаак рассмеялся.

– Ешь сейчас, пока не забрали, – сказал он. Она принялась за третий стакан вина. Боже, до чего вкусно!

В качестве освежающей закуски трактирщик подал им сливы в масле и уксусе.

– Отчего ты так добр ко мне? – спросила Жанна Исаака.

– Ты думаешь, для этого нужна причина? Этим вопросом она никогда не задавалась!

– А может быть, я вовсе и не добр, – сказал Исаак. – Как знать, не потому ли ты здесь, что просто мне нравишься?

Жанна удивилась и даже перестала жевать.

– А я ведь нравлюсь тебе? – спросил Исаак.

– Да. Твои глаза. Твой голос. Твоя доброта.

– Ты хочешь сказать, что мое удовольствие доставляет тебе удовольствие? – сказал он, смеясь.

Не понимая толком, в чем дело, Жанна тоже расхохоталась.

Она доела мясо и посмотрела на две косточки в своей миске.

– Что это значит – «Пражанин»?

– Что я из Праги.

– Это такой город?

– Далеко отсюда. Очень далеко. В Богемии.

– Он красивый?

– Очень красивый.

– Такой же, как Париж?

Он рассмеялся:

– Да, такой же красивый.

– Там тоже есть король?

– Да. Фридрих Третий.

– У тебя нет никакого другого имени? Только Исаак?

– Нет, отчего же. Есть. Штерн.

– Штерн, – повторила за ним Жанна.

– По-немецки это значит «звезда».

– Ты немец?

– Нет, – ответил мужчина, по-прежнему смеясь. – Я из Богемии. Я еврей.

Про евреев она слыхала однажды от отца Годфруа. В незапамятные времена евреи распяли Иисуса. Но в самом Ла-Кудрэ евреев никто никогда не видел. Для отца Годфруа евреи были худшими из рода человеческого, а вот Жанне вовсе не показалось, что Исаак достоин лишь ненависти. Совсем наоборот. Она вздохнула. Тяжело, когда приходится все время в чем-то разбираться. Больно уж много всего на свете надо узнать и понять. Жанна откинула голову. Она захмелела, и ей было хорошо.

– Где ты собралась провести ночь?

– Не знаю. В конюшне.

– У меня есть флигелек. Там потеплее, чем в дырявой конюшне.

Точь-в-точь как днем, Жанна почувствовала волнение. Но ведь флигелек и вправду лучше конюшни…

Исаак расплатился. Жанна наблюдала, как серебряные монетки ложатся на деревянную столешницу. Потом они встали и прошли сквозь толпу гуляк, которые с каждой минутой гомонили все громче. Двор все так же поливал дождь и продувал ветер. Сделав пару шагов, они оказались в том помещении, что Исаак называл «флигельком». На деле это была просторная комната. В очаге пылал огонь. На сундуке Жанна увидела зеркальце. Она не решалась даже смотреть на него. Ее сердце могло не выдержать. Жанна едва стояла на ногах от усталости и хмеля. Она поняла, что зеркало больше не имеет для нее значения. Оно свою роль сыграло. Оно открыло ей ее лицо. Жанна смотрела на тюфяк, мечтая лишь об одном – улечься.

– Ложись, – сказал ей Исаак. – Тебе надо поспать.

Вот уж верно. С самого… короче, за эти пять дней она спала всего одну ночь в сарае в Фалезе. Жанна сбросила башмаки и улеглась. Господи, тут в изголовье даже была подушка, а на тюфяке простыня! Спустя мгновение она уже спала.

Было еще темно, когда она проснулась от непонятного и не испытанного доселе чувства наслаждения во всем теле.

Правую грудь ласкали чьи-то губы. На левой лежала рука.

– О! – простонала она, выгибаясь.

Никогда в жизни она не ощущала ничего более сладостного. Груди ее напряглись. Она подставила их жадным губам. Загадочные губы коснулись левого соска и стали его сосать.

– О! – повторила она громче.

Что это, сон?

«Исаак!» – вдруг осенило ее, она протянула руку и нащупала голову с шелковистыми волосами. Рука скользнула по затылку. Ниже. У него теплая и гладкая кожа. Голое плечо.

Жанна села, стянула рубаху и сорочку, потом снова легла и отдалась удовольствию.

Оно все полнее овладевало ее телом.

– Исаак, – прошептала она.

Его рука гладила ее бедра, живот и руки, потом спустилась ниже, скользнула по правой ягодице.

Жанна притянула его тело к себе, прижала и заключила в объятья. Она обнимала его с такой страстью, какой и не подозревала в себе. Она сжала руками его голову, и он, не ожидавший такого бурного порыва, обнял ее еще крепче.

– Что это? – спросила она, удивленная тем, что неведомая часть тела Исаака уперлась ей в живот.

– Это всего лишь я, – усмехнулся Исаак.

Ей уже приходилось видеть эту часть тела мужчины, когда братик ее, Дени, умывался, спал голым подле нее. Между тем ей бы и в голову не пришло, что она может быть такой большой. Она потрогала член Исаака, погладила его. Вдруг Исаак опустился ниже, стянул с Жанны штаны и стал целовать низ ее живота.

– О! – простонала она, задыхаясь и выгибаясь еще сильнее.

Исаак ласкал Жанну языком и руками, словно пробуя ее на вкус.

Его член, который она едва видела в темноте, был совсем близко от ее губ.

Жанна чувствовала, что близится развязка драмы. Она только не знала, какой она будет. Скоро она просто не выдержит того напряжения, которое ощущала в каждой клеточке своего тела.

Исаак раздел ее полностью, и она подставила губы плоти, дарившей ей это безумие. Она поняла, что отдает долг наслаждения, которым сама охвачена, но не смогла длить его столько, сколько бы ей хотелось. Развязка неумолимо приближалась, и Жанна словно лишалась разума. Ласкавший ее язык Исаака доводил ее до исступления. Она вытянула ноги и замерла.

Случившееся дальше было подобно удару грома. Жанна взвыла и сжала плоть Исаака. Мозг ее плавился, по телу прошли судороги. Исаак не желал умерить свой пыл. Жанна глухо вскрикнула и стиснула его плоть. Она извергла из себя семя. Жанна положила руку на бедро Исаака, чувствуя, что нечто похожее случилось и с ней.

Водовороты ночи успокоились, она превратилась в темное озеро, в котором отражались лишь звезды.

Жанну вдруг охватило неведомое ей прежде чувство освобождения. Исаак опустился на ее подушку. Она сжала его в объятьях и стала искать его губы. Как сможет она оторваться от них?

– Исаак?

Он покрыл ее лицо поцелуями.

– Исаак.

Мир вокруг, казалось, родился заново. На соседней колокольне зазвонили. Жанна очнулась от сна. Исаак встал, пошевелил кочергой угли и зажег свечу.

– Вставай, Жанна, одевайся и уходи, пока никто не видит.

Она поглядела на обнаженное тело любимого, изумившее ее белизной кожи, села на кровати и спросила:

– Но почему?

Он сделал шаг к ней и сказал с грустью:

– Не дело, чтобы тебя видели выходящей из комнаты еврея. Тебя станут поносить, бить или сделают еще чего похуже.

– Но почему?

– Ты что, и вправду не знаешь, что такое еврей? Ты не заметила, что даже в зале мы сидели отдельно от всех? Что комната у меня на отшибе? Меня тут терпят, но никто не позволит, чтобы христианка или, если угодно, христианский парнишка, провел ночь в комнате еврея.