Первая встречная

На полпути к Хаджоу выглянуло солнце, разогнало тучи, дождь перестал, но через мгновение со склона, по низине потянуло дымкой, ее накрыл туман, снова заморосило. Густая сетка закрыла горы и небо. Дорога по-прежнему была пуста. Только раз мимо прогремела полуторка, доверху набитая мокнущими, прыгающими на ухабах пустыми ящиками…

Состав стоял на пути, когда они вышли на привокзальную площадь. Зуйков взял два билета до Белореченской, и они вошли в вагон.

Показалось – все опасности позади.

VIII

Они встретились в воскресенье утром, бродили по залитым солнцем, пока полупустым и прохладным, праздничным улицам, потом Ирине захотелось в зоопарк, и они поехали туда.

Сергей, все время наблюдавший за Ириной, поддался ее жизнерадостному настроению. Они смеялись, бросали животным хлеб и сахар, предусмотрительно купленный в киоске, и были похожи на окружавших их детей. Только раз она изменила себе. Пройдя мимо клетки, в глубине которой лежала рысь, Ирина остановилась. Рысь поднялась и, лениво потягиваясь, медленно подошла к железным прутьям. Женщину и животное разделяло узкое пространство.

Сергей предостерегающе взял Ирину за руку, потянул назад. Она остановилась, продолжая смотреть на животное… Марков бросил взгляд на зверя – сильные ноги застыли на месте, тело спружинилось для прыжка, точно между ним и людьми не существовало решетки. Круглые, большие, под цвет шерсти, золотистые глаза не мигая смотрела на женщину, будто вокруг не было ни толпы, ни неумолкаемого шума – криков, смеха. Рысь застыла в неподвижности, только на кончиках настороженных ушей вздрагивали смешные рыжеватые кисточки. Ирина сжала руками шершавый прут барьера и, не отрываясь, смотрела на животное. С ее лица медленно сходил румянец, она бледнела и, забыв об окружающих, не отрывала глаз от зверя.

Сергею стало не по себе.

– Ирина! – крикнул он, нагнулся, шагнул и встал между женщиной и животным. Рысь оскалилась, зарычала и, словно нехотя, ушла в глубину клетки..

Сергей обернулся – женщина завороженно смотрела на клетку. Марков осторожно отнял от барьера ее руки, обнял сразу обмякшее тело и медленно повел к скамейке. Когда они сели, Ирина закрыла лицо руками, плечи ее начали вздрагивать. Ничего не понимая, Сергей пытался ее успокоить и, боясь привлечь внимание проходившей публики, оглянулся.

По ту сторону клетку из-за прутьев на них внимательно смотрел высокий, немолодой, но подтянутый человек в сером спортивном костюме.

Встретившись взглядом с Марковым, он, прикрыв рукой грудь, резко отвернулся и быстро пошел прочь… Сергею показалось, что на груди незнакомца, в распахнувшихся полах пиджака, блеснуло стекло объектива. «Фотографирует рысь», – подумал Марков и взглянул на Ирину. – Она смотрела вслед уходившему, и в ее глазах была такая пустота, такая тоска, что ему стало страшно.

Светило солнце, кругом шумели и смеялись люди, а Сергею показалось, что рядом с ним огромное, человеческое, непонятное ему горе. Он почувствовал себя страшно одиноким, старым, много пережившим и… глупым.

– Ну успокойтесь, Ирина, – попросил он и пошутил: – Неужели вас испугала эта большая кошка?

Женщина отсутствующими глазами посмотрела на Сергея, медленно перевела взгляд на клетку с распластавшимся зверем, за которой зеленела листва кустарника, встряхнула головой, точно отгоняя от себя какие-то мысли, улыбнулась и доверчиво прижалась к своему спутнику.

Может быть, ей все это приснилось и ничего не было, – подумала она, – ни вбирающих в себя, страшных по своей пустоте глаз зверя, напоминавших о других глазах, глазах человека, только что стоявшего за этой решеткой. «Вот бы его туда, в клетку!» – мелькнула мысль. Вот, значит, для чего он сказал, чтобы она приехала с Марковым в зоопарк. А она в своей радости забыла об этом. Значит, теперь он захочет, чтобы она привела Сергея в какой-то ресторан, потребует познакомить с ним… «Нет, не отдам, – решила она, – не отдам!» И попросила:

– Уедем отсюда. Поедем в парк Горького.

Как ему захотелось защитить ее от горя, от какой-то опасности… От чего, он не знал сам. Возможно, от прошлого…

– Вот она, наша аллея… Скамейка… Милая моя скамейка, – Ирина наклонилась и погладила планки сидения.

Марков хотел сесть, но она удержала его:

– Подождите… Посмотрите на нее со стороны. Вы узнали ее, Сережа? – она подняла голову, улыбнулась. Взяла за руку.

– Давайте сядем, Ирина.

– Хорошо, но вы садитесь первым. Я посмотрю на вас, вспомню, как было. – Она быстро прошла по аллее, повернулась и теперь уже медленно стала приближаться к Сергею.

Марков с нежностью наблюдал за подходившей к нему женщиной.

– Ну, а теперь садитесь. – Он протянул руку, но она снова отошла и остановилась в глубине аллеи.

Солнце залило парк. Золотистые полосы, пробивавшиеся сквозь густую листву, лежали на дорожке, посыпанной красным кирпичом.

– Вот так это было, – сказала она издали. – Вы сидели здесь… Нет, нет, подвиньтесь ближе к краю, вот так, закрыли руками голову и о чем-то думали… О чем вы думали, Сережа? – Она все чаще называла его по имени. Казалось, это доставляло ей удовольствие.

– О вас, – пошутил он, усаживаясь по-удобнее и доставая папиросы.

– Нет, серьезно. Мне показалось, что вы были чем-то встревожены… Неприятности?..

– Да, но теперь я рад им, иначе не пришел бы сюда… Вы сядете в конце концов?

Она покачала головой… и медленно направилась к нему.

– Вот так я шла. Было темно и немного страшно. И если бы не вы, я ни за что не осталась здесь… Хотя очень хотелось побыть одной, – она подошла к скамейке, села, закинула руки за голову. – Смотрите, как устроен человек. Никого не хотела видеть – я вообще не очень высокого мнения о своих ближних, – а без людей страшно.

Сергей с удивлением посмотрел на нее.

– Что с вами?

Она вскинула голову и резко сказала:

– А почему я должна их любить? Что они сделали мне хорошего?..

– Неужели развод с мужем так ожесточил вас, что вы о всех людях судите по нему?

– Какого мужа? – она запнулась, на мгновение задумалась, злобный огонек мелькнул у нее в глазах: – Ах, при чем тут он! А вы что, встречали хороших?.. Чутких, внимательных к чужому горю? – с раздражением спросила она. Резкость, с которой это было сказано, удивила Маркова.

– Встречал! – ответил он и твердо повторил: – Встречал! Да что там встречал, каждый день вижу, они вокруг меня…

– Хороших, отзывчивых? – запальчиво перебила его женщина.

– Конечно! – спокойно подтвердил он.

– Ну, знаете…

– Что знаете? Я-то знаю, а вот вы…

– И я хорошая?.. – с горечью, видимо думая о своем, спросила Ирина.

Сергей удивленно взглянул на нее – никак не мог привыкнуть к резким переходам от теплых, ласковых слов к ироническим репликам, обидным, а порой и злобным. Его пугало, когда улыбка сменялась горькой гримасой, смех – озлобленностью. Он заметил, что все время ждет этого перехода, взрыва. Так было и сейчас.

– И вы! Вы просто не представляете себе, какая вы замечательная!

Женщина улыбнулась, лицо стало ласковым и милым. Как будто не было только что тяжелых воспоминаний, злых мыслей, резких, обидных слов. Точно подменили человека. Такой, только такой он хотел ее видеть и уже простил и резкость, и оскорбительную отчужденность.

Из центральной аллеи выскочила девушка в белом платье и с громким смехом пробежала мимо. Ее нагнал юноша, обнял и они, не замечая сидящих, смеясь, медленно пошли по дорожке. В их бездумной радости было столько чистоты и света, что Сергей не удержался:

– И они вот тоже… плохие? – сказал он и пожалел.

– Не знаю! – снова нахмурившись и помрачнев, пробормотала Ирина и опять с иронией добавила: – Я не знакома с ними!..

День был скомкан. Воскресный, солнечный день, которого так ждал Серей, – думал, что он что-то решит, что-то изменит. «Что ее мучает, что сделало такой?» – подумал он и внезапно вспомнил, что поразило, испугало его, глаза, взгляд там, у клетки. Только один раз он видел такие же, с такой же пустотой и безысходностью, – у матери, когда она получила «похоронку» – извещение из военкомата о смерти мужа… Мгновение, согнувшее, превратившее ее в старуху. За несколько минут до звонка почтальона она смеялась весело и задорно, точно ей не было тридцати двух, а столько же, как ее сыну, ну может быть, на десять лет больше. Тогда он тоже плакал, прижимаясь к большому статному телу матери, теперь единственному близкому на свете человеку, а она молча, машинально гладила по голове своего восьмилетнего сына… С тех пор Сергей не видел на ее лице улыбки. Учился он на «отлично» и, приходя из школы, с гордостью показывал ей дневник. Мать гладила непослушные вихрастые волосы, подводила к обвитому черной креповой лентой портрету отца, висевшему над диваном, рассматривала, точно никогда не видела раньше. С портрета на них с улыбкой смотрел полный, веселый человек в военной форме с двумя кубиками на зеленых петлицах гимнастерки. Таким, как на фотографии, Сергей и запомнил своего отца.