Шанхай. Книга 1. Предсказание императора

Кобра совершила прыжок, и нож глубоко вошел в грудь фань куэй, но взгляд мужчины оставался на удивление спокойным. Убийца дернул нож вверх, услышал, как хрустнула грудина, а затем, надавив на нож и опустив его вниз, вскрыл грудную клетку.

Убийца повернулся к залу. Он понимал, что зрители, должно быть, кричат, но не слышал их, вырезая сердце из груди рыжеволосого фань куэй. Он разрезал его пополам и вонзил зубы в одну половинку. А потом услышал голос. Прозвучавший сначала тихо, голос нарастал. Его друг, его двоюродный брат молил: «Не убивай меня, Лоа Вэй Фэнь! Не убивай меня!»

Он повернулся лицом к ошеломленным зрителям и поднял обе руки. Он не пытался ловить летевшие в него предметы и испытал огромное облегчение, когда пули застучали по его телу и швырнули его на пол, словно сломанную детскую игрушку.

Глава тридцать восьмая

ПРОРОЧЕСТВО

Виргиния, США, и Шанхай. 1864–1865 годы

В тот же день, когда Ричард узнал о смерти брата, в нескольких тысячах миль от Шанхая, в месте под названием Виргиния, отверженная, но не сломленная женщина по имени Рейчел Олифант вела белокожего и рыжеволосого сына по проходу маленькой епископальной церкви к первому причастию. Потом Рейчел сидела рядом с сыном Малахи и рассказывала ему об отце — сумасшедшем еврее с огненной шевелюрой, которого звали Макси.

— Моего папу зовут Макси, — проговорил мальчик. — Макси, — повторил он, — это хорошее имя. Хорошее имя для мужчины.

Женщина улыбнулась, глядя на рыжеволосого сына, в лице которого грубые черты Хордунов сглаживали тонкие линии самой Рейчел.

— Да, он был очень хорошим человеком.

— Он умер, мама?

— О нет, Малахи, он жив, — с уверенностью, удивившей ее саму, ответила Рейчел. — Я в этом уверена.

В лицо Сайласа дунуло холодом, и ему показалось, что кто-то назвал его по имени. Он находился на шестом этаже универсального магазина Хордунов на улице Кипящего ключа, который Ричард построил прямо напротив нового универмага Врассунов.

— Вы что-то сказали? — спросил он бухгалтера, с которым они вместе корпели над амбарными книгами.

— Нет, молодой хозяин.

— Здесь холодно, не правда ли?

— Мне так не кажется. Возможно, вы просто простудились.

А потом Сайлас увидел в конце прохода Майло. Его лицо было искажено гримасой боли, по щекам текли слезы. И тогда Сайлас понял с той же безусловной уверенностью, что и Рейчел: та сила природы, которая сошла на землю, чтобы принять человеческую форму Макси Хордуна, прекратила свое существование.

Сайлас посмотрел в окно, и на секунду ему показалось, что на крыше врассуновского магазина он увидел силуэт танцующего человека, силуэт мужчины, на шее которого почему-то был повязан красный платок.

Ричард отметал любые выражения соболезнований и ответил грубым отказом на предложение Врассунов соблюсти шива [60]по Макси. Он не пожелал проводить погребальных ритуалов — ни иудейских, ни каких-либо других. Тело Макси, доставленное из Чжэньцзяна в Шанхай, похоронили в простом сосновом гробу позади могил двух белых, задушенных маньчжурами много лет назад, когда понадобилось принести жертву, чтобы торговцы наконец-то объединились и выступили единым фронтом.

День похорон выдался погожим и ясным. Единственным, что говорили пришедшие, было: «Макси понравилась бы такая погода».

В ту ночь Ричард в одиночестве сидел у себя в кабинете, смотрел в окно на реку Хуанпу и вспоминал. Вспоминал мальчика, позволившего учителю совершить над собой акт содомии, чтобы спасти брата, мальчика, который смеялся и танцевал вокруг костра на опийной ферме, юношу, что повязал на шее красный платок, а потом бесчисленное число раз водил своих добровольцев в бой, мужчину, который спас ему жизнь с помощью трюка с ружьями, соединенными шелковой лентой, и, наконец, человека, убеждавшего его остаться с тайпинами, говоря: «Именно такое место могло бы избавить тебя от пристрастия к опию, который тобой управляет. Я бы мог помочь тебе. Мы все здесь могли бы тебе помочь, брат мой. Мы любим тебя!»

Ричард задернул шторы. Только одно могло служить ему утешением: не он стал причиной гибели Макси. Пророчество старого индуса о том, что брат убьет брата, не сбылось.

Пока Хордуны оплакивали утрату, Шанхай праздновал конец тайпинов. Страна снова оказалась открыта для бизнеса, и опий двинулся вверх по реке невиданным прежде потоком.

Открывались магазины, появлялись новые улицы. Люди со всех концов Китая, а затем и со всех концов мира слетались в экономическое чудо под названием Шанхай.

Старший сын Конфуцианца теперь вместе с отцом присутствовал на встрече Троих Избранных. Ни у кого не вызывало сомнений, что скоро он займет его место в этой тройке. Цзян знала его в лицо, но никогда прежде с ним не разговаривала.

«Рыбак тоже недолго протянет на этом свете», — думала она.

Резчик открыл створки ящика, в котором лежал Бивень Нарвала, и они склонились, чтобы посмотреть на Семьдесят Пагод в третьем портале.

— Мы преуспеваем, — заметил Рыбак.

— Да уж, — загадочно откликнулся Резчик.

— Но долго ли осталось до эпохи Семидесяти Пагод? — спросил молодой Конфуцианец.

Цзян не могла понять, прозвучала ли в вопросе юноши издевка или нет.

— Мы все пожертвовали многим, чтобы привести на нашу землю Тьму Эпохи Белых Птиц на Воде, а затем сделать ее непроницаемой. Многим, — повторила Цзян, вспомнив последнюю встречу с любимой дочерью, Сказительницей. Ей предлагали перевезти тело дочери в Шанхай, но она отказалась, велев соблюсти все обряды, а затем развеять прах.

«Я вскоре встречусь с ней», — сказала она.

Рыбак беспрестанно думал о сыне, которого потерял, и ломал голову над тем, кто возглавит Гильдию убийц теперь, когда погиб его племянник. У него был еще один сын, и, возможно, оставшиеся годы жизни следует посвятить его подготовке.

Конфуцианец думал о дряхлом отце, сгорбившемся над книгой древних текстов. Он нес на своих плечах весь груз опиумной зависимости их семьи, как кули, сгибаясь от тяжести, несет на шесте ведра с водой. Тяжко, больно, но иначе нельзя.

— Сомневаюсь, что все так просто, — сказал Резчик.

Никому не понадобилось уточнять, что именно он имел в виду. Город-у-Излучины-Реки становился большим и сильным. Но это было большое и сильное создание европейцев. Европейцы строили на набережной Бунд помпезные здания, но не пагоды. Пагоды — легкие и высокие — истинно китайские здания. Нет, Эпоха Семидесяти Пагод еще не наступила.

— Чтобы началось строительство пагод, мы должны открыть второй портал.

Никто не стал оспаривать слова Резчика.

Почти год Ричард жил отшельником. Все дела, связанные с бизнесом, он вел через Паттерсона.

Сайлас погрузился в углубленное изучение китайского языка, а Майло ударился в распутство, пытаясь уложить в постель как можно больше женщин. Учитывая то, что он был не только хорош собой, но и являлся самым состоятельным из потенциальных женихов в Шанхае, ему мало кто отказывал.

Через год после смерти Макси Ричард пригласил сыновей на обед, который накрыли в большом доме. Кроме них троих за столом сидел только один человек — Лили.

— Прошел ровно год, — начал Ричард.

— Год исполнился вчера, — поправил отца Сайлас.

— Какая разница? — хмыкнул Майло.

— Год или год и один день — все равно это достаточный срок. Дому Хордунов пора выйти из тени, вернуться к жизни.

— Согласен, — сказал Майло.

— Я что-то не заметил, чтобы ты отказывался от радостей жизни, Майло, — заметил Ричард.

— Должен же кто-то нести флаг семьи.

— Довольно. Что у тебя на уме, отец? — спросил Сайлас.

Ричард достал стопку чертежей и разложил их на столе.

— Шанхайский ипподром, — лаконично сообщил он.