Дикое поле

— Э-э… Кто сможет примирить суннитов и шиитов? [3] — опустил глаза купец. — Обернись и погляди — христиане тоже разделились на католиков и православных, каждый только себя считает истинно верующим, а других — еретиками. Разве не так?

— Оставим это попам и муллам. Что в Царьграде? — сердито засопел дьяк.

— Султана беспокоит захват казаками Азова, — боязливо округлил черные глаза перс и, встревожено оглянувшись на дверь, добавил: — Там говорят, что теперь Москва получила свободный выход к теплым морям, а это значит, все теперь в ее воле.

«Да, радоваться туркам нечему, — мысленно согласился с ним Бухвостов. — Потерять сильную крепость, замком запиравшую устье Дона, а вместе с ней один из самых больших невольничьих рынков для басурман болезненно. Из Азова они нам постоянно грозили, держали в крепости арсенал для Крымской орды, снаряжали ее в набеги, не давали русским выйти в море. Еще бы им теперь не тревожиться, когда наши корабли могут вырваться на простор. Да только где эти корабли? Их еще построить надо».

— Твои люди что говорят, о чем султан Мурад думает?

— О чем может думать султан? — криво усмехнулся перс. — О войне.

Сердце у Никиты Авдеевича сжалось и еще сильнее заныло, отдавая болью в левом плече и под лопаткой. Война! С трудом выговаривая слова враз онемевшими губами, он встревожено спросил:

— На нас пойдет? Когда?..

— Сейчас Мурад занят другой войной, — немного успокоил Аббас. — Ему не дает покоя Багдад! А Константинополь смотрит на Москву и выжидает, возьмет ваш царь Азов под свою руку или нет?

— Понятно, — протянул Бухвостов.

Боль несколько утихла и начала отпускать, но он знал, что она просто притаилась подколодной змеей и будет терпеливо ждать своего часа. Пока все, что сказал купец, не великая новость. А вот как дальше будут развиваться события в турецкой столице?

Перс почти лег жирной грудью на столик и приблизил губы к уху дьяка.

— Недовольны султаном, — жарко зашептал он, еще больше выпучив глаза. — Его мать, старая султанша, недовольна, крутую похлебку варит. Мусульмане недовольны войной с единоверцами, хотят войны с гяурами. Говорят на улицах: хватит проливать свою кровь, пора пустить чужую. Трон Мурада шатается.

Вот это действительно новость! Недаром старая восточная мудрость гласит: даже огромный караван верблюдов зависит от одного идущего впереди осла. Смена султана — потрясение мира!

Старая султанша-мать, валиде, — большая сила. И коль скоро вместе с ней проявляют недовольство сановники, наживающиеся на войне и угнетении славян, надо ждать серьезных событий. И не только ждать, а готовиться к ним загодя.

— Заговор плетут против Руси. Переговоры с Крымом только для отвода глаз, — щекотал ухо Никите Авдеевичу шепот Аббаса. — Орда хитра, но во всем слушается турок. Как те скажут, так и будет. Мечтают взять русских в клещи: татары и турки ударят с юга, а поляки — с запада!

— Откуда знаешь?.. Точно ли? — отшатнулся пораженный Бухвостов.

Снова шевельнулась предательская боль в груди и похолодели руки: хотят всю Русь превратить в Дикое поле, засеять его костьми и полить кровью, сделать пустыней, а людей — в рабство? Ну, злыдни…

— Не сомневайся, — обиженно поджал губы перс, поглаживая ладонями длинную бороду — Мои люди верные, много лет я с ними веду дела, и еще ни разу они не обманули.

«Положим, раньше не обманывали, а теперь могут и вокруг пальца обвести, — подумал дьяк. — Не зря привиделась во сне гладкая да белая кобыла. Вот и выплыла складная ложь. Но нет в ней вины Аббаса: он за что купил, за то и продал. Не используют ли его, чтобы нас заранее взбудоражить? Но тогда получается, что кому-то известно истинное лицо перса? М-да, голову от думок сломаешь».

Скомкав темный платок, Никита Авдеевич вытер им покрывшийся холодной испариной лоб:

— Вести твои тяжкие!

— Прости, что расстроил тебя, — купец встал и, порывшись в сундуке, достал кожаный кошель.

Расстелив на стоянке шаль, он высыпая на неё жемчуг и прицокнул языком, словно сожалея, что придется расставаться с такой красотой. Бухвостов вынул кошелек, но перс замахал руками:

— Что ты, не нужно! Какие деньги, какие счеты между нами? Это подарок от меня твоей жене и племяннице. Бери, бери!

— Спасибо, — поблагодарил дьяк. — Я к тебе еще наведаюсь — на следующей неделе. Жди.

— Всегда рад такому высокородному гостю! — громко сказал Аббас, открывая дверь в лавку. — Всегда рад! Какая честь для моего скромного дома!..

К своему возку Бухвостов возвращался, не глядя по сторонам, не обращая внимания на товары и не слыша гомона широко раскинувшегося шумного торга. Голова пылала от дум, не шло из ума сказанное хитрым персом. Неужели опять на долгие годы затянется дело с выходом к теплым морям? А ведь земля там исконно наша, захваченная турками да татарами в лихое для страны время. Сейчас, казалось бы, вот он, Азов, опять в руке государя, но нет пока сил у Державы крепко сжать десницу. Особенно если начнется новая разорительная война.

Никита Авдеевич нахмурился. В его ли слабых силах не дать войне разгореться, тем более сразу и на юге и на западе? Поляки, конечно, очертя голову в драку не полезут: будут ждать, пока турки себя не проявят. Пошумят паны, похорохорятся, побряцают саблями, показывая воинственность, но… будут ждать! А если с юга ударят, то и они не замедлят.

Усевшись в возок, Никита Авдеевич велел ехать домой. Дорогой решил немедленно проверить то, что поведал ему в задней комнате своей лавки хитрый перс. Пусть надежные и верные люди узнают, так ли обстоят дела в Константинополе и в Польше, как говорит Аббас. Сегодня же поскачет гонец на полдень, на юг, к есаулу Войска Донского Федору Паршину.

У него везде свои люди есть, о них даже и Никите Авдеевичу неизвестно. Вот пусть они и постараются, похлопочут, а он и сам тоже попробует узнать, что за похлебку заварили турки и латиняне, желая заставить Русь расхлебывать кровавое варево

В набег на Дон Крымская орда ходила через Гнилые воды — Сиваш, потом держала путь на Черный колодец, Овечьи воды, Конские воды: от колодца к колодцу тянулась в степи сакма — страшный след татарской конницы, несущей огонь пожаров, смерть и разорение, ужас полона и бесчестия.

На Русь и Слободскую Украину [4] орда шла по Муравскому шляху — древнему пути из Крыма в глубь русских земель, тянувшемуся по гребню водораздела Днепра и Дона. Возвращаясь из набега, по этому же шляху гнали полон.

Лишь только сойдет снег, отшумят веселые ручьи и чуть подсохнет степь, выходили в сторожевые станицы казаки. Опытные сакмогоны — следопыты, умевшие читать следы, не слезая с седла, — тревожно вглядывались в землю, отыскивая отпечатки копыт быстрых татарских лошадей. И если находили, разжигали дымные костры, поднимая казачье войско, чтобы не допустить орду на Русь…

Горе разведчику в Диком поле — краю вечных войн и набегов, если он пренебрегает законами войны: постоянно таиться, не разжигать ночью огня, разводить бездымный костер только днем, никогда не снимать оружия, дневать и ночевать в разных местах, выставлять сторожу, запутывать след и мгновенно исчезать. Забыл об этом — и тут же жестокая, неотвратимая расплата. Тонко свистнет выпущенная из тугого лука степняка стрела и оборвет жизнь казака. Или захлестнет шею петля аркана, сплетенного из конского волоса, вырвет из седла, и, гикнув, пустит татарин коня галопом, волоча по земле взятого в полон.

Или заманят басурманы в хитрую ловушку, внезапно навалятся и вырежут станицу, а потом только вороны станут кружить над местом скоротечной кровавой сечи да прошумит печально под ветром ковыль над погубленными казачьими головами. Высунется из норки пугливый суслик, встанет столбиком поглядеть по сторонам, свистнет со страху — и опять в норку.

Нет мира в Диком поле — краю вечных войн и набегов.