Аргонавты 98-го года. Скиталец

Чик, по-видимому, не знал о переломе руки.

— А я обещал обсудить это предложение, и в случае согласия ты выступишь в ближайшие две недели.

Джерри нервно рассмеялся, так как почувствовал приступ неимоверной боли.

— Зачем спешить? — произнес он. — У нас теперь много денег. Кроме того, я жажду покоя, долгого покоя. Сколько ты собрал? Судя по разговорам о ставках пари, должно быть свыше двадцати тысяч франков.

Чик как будто онемел.

— Что ж, — продолжал Джерри, — на эти деньги мы можем прожить месяцев шесть.

Наконец Чик заговорил. Голос его звучал глухо и невнятно.

— Джерри, я хочу тебе сказать кое-что. Я всегда был твоим другом, не правда ли?

— Конечно, Чик. Самым лучшим.

— Я всегда поступал так, чтобы принести тебе пользу. Но самый мудрый человек совершает в жизни ошибки. Ошибку совершил и я, да еще при том непростительную.

— В чем дело?

— Пари!..

— Что? Неужели ты не заключил пари?

— Нет, пари-то я заключил.

— Так что же?

— Видишь ли, Джерри, ты начал состязание так плохо, что я совершенно не рассчитывал на твой успех. Я считал, что тебя победят… Я поставил против тебя.

— Ты держал пари против меня?

— Да, я встретил знакомого англичанина и попросил его это сделать. Разве я не подлый изменник?

— Кто-нибудь знает об этом?

— Ни одна душа.

Джерри странно захохотал и сразу же оборвал смех.

— Все равно, это была нечестная игра, и меня можно считать нечестным игроком, не так ли?

— Ни. в коем случае. Ты самый честный человек в мире. Ты всегда говоришь то, что думаешь.

— Ладно. В таком случае я и сейчас скажу, что думаю. Отныне я навсегда покончил с боксом. Чик, я был в долгу у тебя и хотел сегодняшним выигрышем компенсировать все. Теперь у нас нет больше средств. О деньгах я мало думаю. Мне лишь больно при мысли о том, что ты не верил в меня…

Он пересчитал банкноты и часть их передал Чику.

— Вот тебе половина выигрыша — это твоя доля.

Тебе хватит денег вернуться в Америку, и я пожелаю тебе всего наилучшего.

— Что ты намерен делать, Джерри?

— Не знаю.

— Я не могу взять этих денег.

— Ты должен их взять. Мы расстаемся с тобой,

Чик.

— Неужели это правда?

— Да, сущая правда.

— Постой, Джерри, что случилось с твоей рукой? -Пустяки. Прощай, Чик.

Как во сне Чик пожал протянутую ему руку.

— Прощай. Желаю тебе счастья, старый леопард.

— Будь счастлив, друг мой.

Джерри надел пальто и шляпу и твердой поступью вышел.

Чик больше никогда его не видел.

Глава VIII. Родина предков

Джерри смотрел в окно вагона. Его рука все еще была на перевязи и ныла от боли, лицо было бледно и измучено.

Поезд быстро шел по плодородной местности. С обеих сторон железнодорожного полотна виднелись зеленые поля с высокими выходами. Время от времени поезд останавливался на несколько минут у небольших станций. На одной из таких станций в вагон вошла крестьянская девушка и уселась рядом с ним.

Джерри часто поднимался с места, чтобы сравнить вывески проходящих станций с названием на бумажке, которую он держал в руке. Видя его озабоченность, девушка участливо взглянула на бумажку.

— Бедный мосье, — сказала она, — не тревожьтесь. Я укажу, где вам нужно выйти.

Успокоенный Джерри откинулся на скамью и закрыл глаза. Он чувствовал сильную усталость.

Выйдя на одной из маленьких станций, Джерри обратился к носильщику и показал ему на надпись на конверте. Краснощекий, с самодовольным лицом носильщик рукой указал на начинавшуюся у вокзала широкую ровную дорогу, и Джерри пошел по ней.

Был жаркий поддень. Легкий ветерок поднимал клубы пыли. По обеим сторонам дороги зеленели фруктовые сады с сочными, сверкавшими на солнце плодами. Воздух был напоен ароматным запахом свежего сена; небо было ясно; кругом весело щебетали птички, а вдали раздавалось пение крестьянок, работавших в поле.

Дойдя до перекрестка, Джерри остановился в недоумении и не знал, куда направиться. Но его выручил придорожный камень, на котором было стрелкой обозначено направление. Дальше, у поворота дороги, он увидел старый,. почти сгнивший от времени крест. У креста сидела, понурив голову, седая безмолвная женщина. Она была одета в грубое крестьянское платье. Вид ее был жалок и был олицетворением нищеты и бездомности.

— Бедная нищенка, — с состраданием пробормотал Джерри.

Он сунул ей в руку франковую монету, но старуха не шелохнулась. Ему показалось, что она уснула. Вдруг она подняла голову, и он увидел, что она слепа.

Вскоре он дошел до развалин старинного замка. Вдоль дороги тянулась массивная каменная стена, покрытая всевозможными барельефами. В некоторых местах стена была разрушена, и внутри, сквозь отверстия, он заметил огромный запущенный сад.

В поле, усеянном маками, он увидел девушку, сидевшую за мольбертом. Когда он проходил мимо нее, она бросила на него быстрый живой взгляд. Несмотря на свою печаль, он не мог не обратить внимания на эту изящную, миловидную девушку, которая по внешнему виду напоминала ему типичную англичанку-аристократку.

Пройдя несколько дальше, Джерри подошел к обломкам старинных ворот, на одном из гранитных столбов он заметил полустертую надпись: 1692. В усадьбе виднелись развалины стоявшего здесь некогда каменного дома. Это была обитель его предков, и, хотя он мало знал об их прошлом, вид развалин когда-то величественного старинного замка вызвал в нем смутное волнение.

Во дворе усадьбы стоял коттедж, из которого доносилась грубая брань. Слышались душераздирающие крики ребенка, сварливые вопли женщины и сиплый голос мужчины. Когда раздался громкий стук Джерри в дверь, шум прекратился.

Обитателя коттеджа — злобный бородатый мужчина и изможденная женщина с рахитичным ребенком, — появились на пороге и вопросительно взглянули на пришельца.

— Мосье Шарве? — спросил он.

Мужчина недовольно кинул головой. Джерри вынул из кармана письмо, которым его недавно известили о получении денег и хорошем состоянии матери, которая только не могла писать. В письме также указывалось, что о его матери внимательно заботятся, что она не терпит никаких лишений и еще долго проживет. Письмо было подписано: Луи Шарве.

При ввде письма чета переглянулась. На их лицах появился внезапный страх.

— Мадам Дилэйн… здесь? -спросил Джерри.

Обитатели коттеджа угрюмо глядели на него. Мужчина пожал плечами.

— Не понимаю, мосье.

Джерри удивился. Это было довольно странно. Возможно, что его мать умерла, а эти отвратительные люди бесчестно продолжали получать его деньги. Его лицо омрачилось. Он окинул их долгим, мрачным взглядом и отвернулся. Он почувствовал себя беспомощным, не будучи в состоянии переговорить с ними. Вдруг он вспомнил о девушке, которую видел в поле. Она, несомненно, могла помочь ему, а потому он, не считаясь с приличием, решил обратиться к ней за помощью.

Когда Джерри приблизился к незнакомке, она почти не обратила на него никакого внимания, так как привыкла к тому, что посторонние частенько глядели на ее живопись. Его поразил ее спокойный, уверенный взгляд. На ней было дорогое, но вместе с тем скромное платье. В движениях замечалось много мягкости и изящества.

«Аристократка, — подумал он. — Все равно, надо же выйти из положения».

Он обратился к ней:

— Простите мисс, не англичанка ли вы?

Она обернулась и пристально посмотрела на него. Его стройная фигура и привлекательное лицо, по-видимому, заинтересовали ее.

— Я англичанка лишь по воспитанию, — улыбаясь, сказала она. — По происхождению же я американка.

— Очень рад, — живо произнес Джерри. — Я также американец. Я нахожусь в затруднительном положении, так как не могу объясниться по-французски. Могу ли я рассчитывать на вашу помощь? Простите, что я осмеливаюсь беспокоить вас…

Дальше он не мог говорить — слова застряли у него в горле. Никогда раньше он не испытывал при разговоре с женщиной такой робости, как сейчас.