Восемь

Все пассажиры, вышедшие из кареты и стряхивавшие с себя дорожную пыль, казались взволнованными и напуганными. Особенно плохо выглядела молодая девушка, она побелела как простыня и, видимо, каждую минуту готова была упасть в обморок.

Солдат помогал ей пробраться сквозь толпу, когда какой-то старик, стоявший рядом с Мирей, подскочил к нему и схватил за руку.

— Как там на дороге в Версаль, друг? — спросил он.

— Я бы не пытался проехать сегодня в Версаль, — вежливо ответил солдат. Он говорил достаточно громко, чтобы его могли слышать все. — «Ночные горшки» бесчинствуют, а моя сестра боится. Поездка заняла восемь часов, потому что нас останавливали, наверное, дюжину раз с тех пор, как мы выехали из Сен-Сира…

— Из Сен-Сира! — ахнула Мирей. — Вы приехали из Сен-Сира? Я собираюсь туда!

При этих словах брат и сестра повернулись в сторону Мирей, и глаза девочки широко распахнулись.

— Но… но это же девушка! — воскликнула она, уставившись на ливрейный костюм и напудренные волосы Мирей. — Девушка, одетая как мужчина!

Солдат окинул странную незнакомку цепким взглядом.

— Значит, вы направляетесь в Сен-Сир? — спросил он. — Будем надеяться, что не собираетесь поступить в монастырь.

— Вы приехали из монастырской школы Сен-Сира? Мне надо попасть туда сегодня вечером. Дело огромной важности. Вы должны рассказать мне, какая там обстановка!

— Мы не можем здесь задерживаться, — сказал солдат. — Моя сестра себя плохо чувствует.

И, взвалив на плечо одну из сумок, он начал прокладывать в толпе дорогу.

Мирей пошла за ним, ведя лошадь в поводу. Вскоре все трое выбрались из толпы. Девочка все смотрела на Мирей своими темными глазами.

— Должно быть, у вас есть очень веская причина для поездки сегодня в Сен-Сир, — сказала она. — Дороги небезопасны. Вы очень храбрая женщина, раз путешествуете в одиночку в это время.

— Даже на таком великолепном коне, — согласился с сестрой солдат, беря лошадь Мирей под уздцы. — И даже переодетой. Если бы мне не пришлось уйти из армии, когда закрыли монастырскую школу, и не надо было сопровождать сестру Марию Анну домой…

— Сен-Сир закрыли? — воскликнула Мирей, схватив его за руку. — Теперь меня покинула последняя надежда!

Маленькая Мария Анна коснулась ее руки, пытаясь успокоить.

— У вас там были друзья? — с сочувствием спросила она. — Семья? А может, я знаю кого-нибудь?

— Я искала там убежища…— начала Мирей, неуверенная, как много она может рассказать этим незнакомцам.

Однако выбора у нее не было. Если школу закрыли, значит, ее план провалился и надо придумать что-нибудь другое. Какая разница, если кто-то узнает ее историю, когда положение стало таким отчаянным?

— Хотя я не знаю смотрительницу, — сказала Мирей своим новым знакомым, — я надеялась, она поможет мне связаться с аббатисой моего бывшего монастыря. Ее имя мадам де Рок…

— Мадам де Рок! — воскликнула девочка и сжала руку Мирей с силой, которую трудно было ожидать от такого маленького и хрупкого создания. — Аббатиса Монглана!

Она взглянула на брата. Тот поставил сумку на землю, его серо-голубые глаза внимательно изучали Мирей.

— Итак, вы прибыли из аббатства Монглан? — спросил он. Когда Мирей осторожно кивнула, солдат быстро добавил:

— Моя матушка знала аббатису Монглана, долгое время они были близкими подругами. Именно по совету мадам де Рок мою сестру восемь лет назад отправили в Сен-Сир.

— Да,—прошептала девочка.—Я и сама знаю аббатису достаточно хорошо. Во время ее визита два года назад она несколько раз разговаривала со мной с глазу на глаз. Но прежде чем я… Мадемуазель, вы одна из последних… остававшихся в аббатстве Монглан? Если это так, то вы поймете, почему я спрашиваю.

Девочка снова взглянула на брата.

Сердце Мирей бешено забилось. Простое ли это совпадение, что она случайно наткнулась на людей, которые были знакомы с аббатисой? Можно ли надеяться, что мадам де Рок поделилась с ними сокровенной тайной? Нет, поверить в это было бы слишком опасным. Однако девочка внушала ей доверие.

— По вашему лицу я вижу, — сказала Мария Анна, — что вы предпочитаете не обсуждать это открыто. Конечно же, вы совершенно правы. Хотя дальнейшее обсуждение может оказаться для нас полезным. Видите ли, прежде чем покинуть Сен-Сир, аббатиса возложила на меня некую миссию. Возможно, вы понимаете, что я имею в виду? Я предлагаю отправиться в гостиницу неподалеку отсюда, мой брат снял для нас там комнаты на ночь. Мы сможем спокойно поговорить.

Тысячи разных мыслей проносились в голове Мирей, сердце бешено колотилось. Хорошо, пусть этим едва знакомым ей людям можно доверять. Но если она пойдет с ними в Париж, то окажется в ловушке: Марат перевернет весь город, лишь бы добраться до нее. С другой стороны, Мирей сомневалась, что ей удастся покинуть столицу без посторонней помощи. И где ей теперь искать убежища, если монастырь Сен-Сир закрыт?

— Сестра права, — сказал солдат, который все это время наблюдал за Мирей. — Нам нельзя здесь задерживаться. Мадемуазель, я предлагаю вам свою защиту.

Как он хорош собой, снова подумалось Мирей: длинные каштановые волосы, большие печальные глаза… Хотя молодой человек отличался довольно субтильным телосложением и вряд ли весил больше самой Мирей, от него исходило ощущение силы и уверенности. Наконец Мирей решила, что может довериться ему.

— Прекрасно, — произнесла она с улыбкой. — Я пойду с вами в гостиницу, где мы и поговорим.

При этих словах девочка тоже улыбнулась и сжала руку брата. Они посмотрели в глаза друг другу с большой любовью. После этого солдат поднял сумку и взял за узду лошадь. Его сестра коснулась руки Мирей.

— Вы не пожалеете, мадемуазель, — сказала девочка. — Разрешите представиться. Меня зовут Мария Анна, но в семье меня называют Элизой. А это мой брат Наполеоне. Мы из семьи Буонапарте.

В гостинице молодые люди уселись за рассохшимся столом на жестких деревянных стульях. На столе горела единственная свеча, лежал каравай черствого хлеба и стоял кувшин с элем. Вот и вся скудная трапеза.

— Мы с Корсики, — рассказывал Наполеоне. — С острова, жители которого никак не могут смириться с тиранией. Как сказал Левий около двух тысяч лет назад, мы, корсиканцы, такие же грубые, как и наша земля, и такие же неуправляемые, как дикие звери. Не прошло еще и сорока лет, как наш вождь Паскуале ди Паоли изгнал генуэзцев с нашей земли и освободил Корсику. Он попросил знаменитого философа Жака Жака Руссо написать для нас Конституцию. Однако свобода длилась недолго. К тысяча семьсот шестьдесят восьмому году Франция купила остров у Генуи и следующей весной отправила на остров тридцатитысячную армию. Она утопила наши свободы в море крови. Я рассказываю вам об этом, потому что эта история — а наша семья играла в ней не последнюю роль — привела к нашему знакомству с аббатисой Монглана.

Мирей, которой сначала хотелось прервать вопросами это историческое повествование, промолчала и стала внимательнее слушать своего нового знакомого, жуя черствый хлеб.

— Наши родители воевали вместе с Паоли против французов, — продолжал Наполеоне. — Моя мать — пламенная революционерка. Она в одиночку скакала ночами верхом по Корсиканским холмам, французские пули свистели у нее над головой, а она привозила амуницию и съестные припасы для отца и солдат, сражавшихся тогда у Иль-Корте, что означает «Орлиное гнездо». Мать была уже семь месяцев беременна мной. Как она говорит, я родился, чтобы стать солдатом. Однако когда я появился на свет, наша страна уже стояла на пороге гибели.

— Ваша матушка и в самом деле смелая женщина, — сказала Мирей, пытаясь увязать образ пламенной революционерки с образом близкой подруги аббатисы.

— Вы напоминаете мне ее, — улыбнулся Наполеоне. — Однако я завершу свою историю. Когда революция закончилась провалом и Паоли был выслан в Англию, старая корсиканская знать избрала моего отца представлять наш остров в Генеральных штатах в Версале. Это было в восемьдесят втором году. Именно там матушка познакомилась с аббатисой Монглана. Я никогда не забуду, какой элегантной была наша мать, Летиция, как все мальчишки преклонялись перед ее красотой, когда на обратном пути из Версаля она навестила нас в Отене.