Тень Торквемады

— Эка загадка… — Митька ухмыльнулся. — Енто у вас там все по науке — пушками бьют, подкопы роют, лестницы осадные мастерят, плоты строят, штоб через ров перебраться… А у нас все по-простому. Вжик, вжик — и готово.

— Что значит — вжик-вжик?! — негодующе спросил Антонио де Фариа; видимо, его обидело пренебрежение московита к западноевропейской военной науке.

— На стены полезем, — объяснил Митька.

— Как?! — в один голос воскликнули испанцы.

— Вот только ваши солдатики не испортили бы нам обедню…

— Каким образом? — несколько раздраженно спросил Пинто.

— Нужны меткие стрелки. Это ежели нас заметят раньше срока. Пищали у вас добрые, ничего не скажешь — аглицкие, а вот как стреляют ваши молодцы — енто вопрос.

— Ничего не понимаю… Объясни! — потребовал Антонио де Фариа.

— Мотрите и слушайте…

И Бобер начал раскладывать на траве сухие ветки, которые должны были изображать крепостные стены; вскоре к ним присоединились желуди — стража крепостцы, и шишки — испанские солдаты. Когда он закончил излагать свой план, Ферна Пинто сказал:

— Невероятно…

— Это невозможно! — поддержал его и бывший пират.

— Не можно тока девку через дверю пошшупать, — ответил Бобер. — Добрую кашу сварим, не беспокойтесь. Мостки, штоб через ров перекинуть, ужо готовы. Это я наказ такой дал — народ ить без дела не маялси.

— Когда начнем? — спросил Пинто, отдав тем самым бразды управления Митьке.

План московита, конечно, был чистым безумием, но фидалго немало походил по морям под пиратским флагом и знал, что иногда самое невероятное предприятие проходит без сучка-задоринки, а казалось бы, верное дело оборачивается неудачей и большими неприятностями.

— А седни и двинемся. Людишки устали ждать, ворчат. Это как варить мёд: передержал чуток, и уже не хмельное питие, а чисто тебе помои. Войдем в крепостцу на заре. Объясните своим, что и как, затем надыть перекусить, чем Бог послал, — и на боковую. К утру сила нужна…

Фернан Пинто смотрел во все глаза и удивлялся до изумления. Митька все предусмотрел: и то, что к утру стражу на стенах начнет одолевать сон, и то, что от речки поползет туман, способный утопить окрестности крепостцы в молочно-белом облаке, и, наконец, то, что однорукий обладает потрясающей способностью очень далеко и точно бросать аркан.

Дождавшись, пока туман подползет почти к зубцам крепостной стены, однорукий взял заранее приготовленный для него аркан, собранный в бухту, примерился, и «кошка» о четырех крюках с тихим свистом словно выпорхнула у него из руки. Она перелетела ров и зацепилась за стену. С силой подергав аркан несколько раз для надежности, однорукий передал свободный конец одному из разбойников — шустрому малому с проказливым выражением на рябом лице — и тот ловко словно белка начал карабкаться на вековую сосну. Она одиноко торчала почти над самым рвом, и ее вершина возвышалась даже над крепостной стеной.

Привязав конец аркана к сосне, рябой разбойник сбросил вниз веревочную лестницу, и десяток его товарищей — самых молодых и сильных — начали подниматься к вершине. Вскоре, зацепившись поясами за аркан, они начали перебираться на крепостную стену. Сделать это для сильного и ловкого человек было несложно, потому что свободный конец аркана находился чуть выше стены, и разбойники съезжали по этому «подвесному мосту», как с горки на салазках, лишь немного помогая себе руками.

Затаив дыхание, Пинто и де Фариа наблюдали за этим поистине цирковым трюком московитов. А когда они один за другим начали исчезать за зубцами крепостной стены, оба дружно перевели дух и последовал приказ: вперед!

Первыми шли разбойники. Они несли мостки, чтобы перебраться через ров, потому что купаться в холодной воде никому не хотелось. Испанские солдаты приготовили свои мушкеты, дабы немедля открыть огонь, если понадобится, а люди Бобра начали тихо и аккуратно опускать мостки, которые до этого поставили вертикально. Вскоре оба берега водной преграды были соединены, но перебираться на другую сторону никто не спешил. Все с напряженным вниманием смотрели на ворота.

Но вот за воротами послышался короткий вскрик — кому-то из стражников перерезали горло; этот звук и Пинто, и де Фариа был хорошо знаком, а затем вдруг ударил колокол, хотя колокольни в крепостце не наблюдалось. Наверное, он был предназначен именно для такого случая — чтобы поднять тревогу. И все же тревожный сигнал опоздал: заскрипели засовы, которые выползали из своих пазов, и ворота распахнулись.

— За мной, робяты! — вскричал Митька и первым ступил на мостки.

За ним сначала побежал Осьмиглаз, а затем и все остальные, в том числе и испанцы.

Когда все очутились во дворе крепостцы, там уже шла бешеная рубка. Пространство было крохотным, а стражников оказалось больше, чем посчитал Бобер и предположил Фернан Пинто. Но многих тревожный звон колокола вырвал из объятий Морфея, поэтому они никак не могли прийти в себя от неожиданности — ведь мало кто из них мог предположить, что кто-то попытается взять фортецию штурмом.

Этим воспользовались испанские солдаты и те разбойники, которые имели пищали. Небо уже изрядно посветлело, и они видели свои цели совершенно ясно. Грохнул недружный залп, однако от этого он оказался не менее убийственным, нежели стрельба шла бы по команде. Пули, выпущенные почти в упор, буквально выкосили половину защитников крепости. Но выстрелы словно разбудили оставшихся в живых, и они яростно набросились на испанцев и разбойников.

При ближайшем рассмотрении оказалось, что у защитников крепости появился и предводитель. Им оказался мощный воин, закованный в броню. Однако самым интересным было то, что его белый плащ нес на себе вышитое изображение красного креста тамплиеров. Наверное, воин решил, что это его последний бой, и он хотел умереть, как подобает рыцарю Храма, — в бою и облачении храмовника.

Так вышло, что с рыцарем схватился Фернан Пинто. Антонио де Фариа, увидев такого достойного противника, начал было прорываться к храмовнику, но тут на него навалились двое, и бывшему капитану пиратов пришлось воспользоваться всем своим боевым опытом, чтобы не отправиться преждевременно к святому Петру… или прямиком в ад, минуя все промежуточные инстанции.

Рыцарь дрался хорошо. Но видно было, что ему уже много лет, потому что его дыхание быстро сбилось, и он начал под натиском Пинто отступать в глубь двора, где виднелась дверь в погреб. Уж не там ли Стефан де Мулен держит сокровища Храма? — мелькнула мысль в голове Пинто. И он еще с большим напором обрушился на старого храмовника.

А что же Бобер? Он и Осьмиглаз, старый приятель Митьки, первыми пробились к входной двери здания, но помогать своим товарищам, которые продолжали драться во дворе, они не поспешили. Воровато переглянувшись, Митька и Осьмиглаз забежали в здание и начали шарить по комнатам.

Первым делом они поднялись на второй этаж и, наверное, по наитию, сразу же наткнулись на кабинет хозяина крепости. Там они обнаружили запертый сундук, но для топора Осьмиглаза его замки оказались легкой преградой. В сундуке находились деньги — золото и серебро. Монет было немного, но значительно больше, чем двадцать золотых, полученных Митькой от испанцев. Бобер хищно ухмыльнулся — что ж, он все рассчитал правильно…

Быстро пересыпав находку в свои кошельки, они двинулись дальше. В одной из комнат разбойники наткнулись на служанку — это была первая женщина, которую они увидели в крепости. Блеснул нож Осьмиглаза, и почтенная матрона с тихим всхлипом опустилась на пол, застеленный старинным мавританским ковром. А затем Бобер открыл дверь в комнату, оказавшуюся кладовой. Там на полках стояли золотые и серебряные кубки, тарелки и прочая необходимость пышных пиров и застолий.

Складывать это добро в мешки оказалось делом весьма приятным и быстрым. Спустя небольшой промежуток времени Бобер и Осьмиглаз уже спускались со стены крепости по веревке, предусмотрительно захваченной Митькой. Лошади испанцев стояли там, где их оставили. Животных никто не охранял, так как солдаты пошли на штурм крепостцы.