Сто лет назад

Как оказалось впоследствии, этот негодяй сам много лет вел вольную торговлю, т. е. негласную торговлю, или, иначе говоря, был просто пиратом, но затем ухитрился сбежать с большою суммою денег, принадлежавшей пиратам его экипажа. На эти деньги он приобрел свою землю в Виргинии и этот бриг, которым теперь командовал. Хотя он теперь и не занимался более явным пиратством и негласной торговлей, но зато вошел в сношение с одним капитаном пиратского судна, с которым встретился у Порт-Рояля и условился встретиться здесь, за островом, чтобы скупать у него опасный товар. Но вместо выгодной сделки, он попал теперь льву в пасть: здесь были налицо не только я и двое португальцев, которые могли засвидетельствовать, что он разбойник, но, что еще хуже, среди экипажа нашего шунера находились трое из пиратов экипажа того пиратского судна, имущество которых он себе присвоил, и эти люди тоже сейчас же признали его.

Так как капитану Топлифту было известно об его поведении по отношению ко мне и людям с португальской шебеки, то он счел нужным устроить очную ставку между ним и мной, и потому на его вопрос, не имеет ли что сбыть ему, он ответил:

— Вы должны спросить об этом капитана, вот он! Обернувшись на эти слова, он вдруг увидел меня и пораженный этой неожиданной встречей не находил слов, а мальчуган его громко воскликнул: «Это он, отец! Я тебе говорю, что это он!..»

— Ах ты, сатанинское отродье, ты меня узнал, не так ли? — крикнул я. — Да, ты прав, это я! Послать сюда всех! — приказал я, и весь экипаж тотчас же поспешил на зов, так как они только того и ждали, когда их позовут.

— Ну, ребята, — сказал я, — этот негодяй тот самый, которого мы повстречали, когда были в несчастье. Вместо того, чтобы исполнить долг каждого моряка по отношению к людям, потерпевшим крушение, он ограбил нас, заковал в цепи и, наконец, голыми высадил на необитаемом пустынном берегу, где появлялись бродячие индейцы. Из всех остались в живых только я и эти два португальца, ваши товарищи, которых вы приняли в свою среду четыре месяца тому назад. Все остальные погибли жестокой смертью, а тот, что был со мной, капитан шебеки, был на моих глазах сожжен живым и умер в страшных пытках в плену у индейцев; меня самого чуть было не постигла та же участь. Теперь, ребята, предоставляю вам решить, чего заслуживает этот негодяй.

— Да это еще не все, капитан, — выступили вперед трое или четверо, которые составляли часть ограбленного им пиратского экипажа. — Он присвоил себе наши деньги, сумму, достигавшую 25 000 долларов, представлявших нашу собственность, собственность экипажа того судна, на котором он был только командиром!

— Что вы на это скажете? — спросил я его.

— Скажу, что я был непростительный дурак, что так попался в ловушку, вот что я скажу!

— Капитан Топлифт, — обратился я к своему приятелю, — так как не я командую этим судном, то предоставляю вам решить судьбу этого негодяя! — с этими словами я повернулся и стал спускаться вниз в каюту, когда меня нагнал сын капитана «Транссенданта».

— Мне надо говорить с вами, сэр, когда вы будете одни! — тихо заметил он.

— Что ты там еще выдумал, Пелег? — крикнул ему отец.

— Я постараюсь спасти тебе жизнь, отец, если смогу! — отозвался мальчуган.

— Ты будешь ловок, парень, если это тебе удастся! — сердито пробурчал негодяй.

Я позволил мальчугану последовать за мной в каюту, затем спросил, что он имеет сказать.

— Я имею сказать нечто такое, что стоит жизни более сотни таких мальчуганов, как я!

— Таких мальчуганов, как ты? Да ведь ты последовал за мной сюда, чтобы спасти, если можно, жизнь твоего отца!

— Баа… пусть его повесят! Он был рожден для петли! Я пришел сюда, чтобы спасти мою собственную жизнь, а ему сказал это только для того, чтобы обморочить его!

— Ты подаешь большие надежды, юноша, — заметил я, — так что же ты можешь сообщить мне такого, что может спасти твою собственную шею от петли?

— То, что может, по всем вероятиям, спасти от того же и вашу шею! Услуга за услугу, это, во всяком случае, справедливо!

— Прекрасно, послушаем! — сказал я.

— Нет, сэр, пока вы мне не обещаете пощадить мою жизнь, я не скажу ничего! Я, конечно, могу быть вздернут, как и батька, но предпочел бы, чтобы этого не случилось: я ведь знаю, где скрыты все его деньги, все знаю!

— Ничего обещать я не могу и не хочу! — возразил я.

— В таком случае, я ничего не скажу. Значит, я теперь могу идти на палубу и заявить отцу, что мне не удалось?!

— Стой! — крикнул я. — Так ты говоришь, что то, что ты имеешь мне сказать, является для меня лично чрезвычайно важным!

— Да, и с каждой проходящей минутой становится все более и более важным! — подтвердил он. — Я скажу вам все, открою тайну отца; мне, в сущности, наплевать на отца… он того только и стоит.

— Ну, так вот! Если то, что ты имеешь сообщить мне, окажется действительно важным, я обещаю сделать все, что могу, чтобы спасти тебе жизнь, и не сомневаюсь, что мне это удастся!

— Я также не сомневаюсь в этом! — заметил мальчуган. — Иначе я не обратился бы к вам. Так вот, мой отец пришел сюда, чтобы обделать здесь маленькое дельце с одним пиратским шунером, как он сказал сейчас, но он не сказал вам, что когда мы были в Порт-Рояле, то отец мой имел свидание с капитаном королевского судна, стоявшего там и посланного туда для уничтожения пиратов, и предложил этому капитану за известную сумму передать в его руки нашего приятеля-пирата, с которым мы вели торговлю и обмен товарами.

— Что? Он предлагал предать своего приятеля-пирата? Быть не может!

— Да, отец условился с капитаном королевского судна, что он придет сюда, за этот остров, и когда на условное место придет пиратский шунер, он начнет вести с ним торговые переговоры и задержит его здесь до тех пор, пока не придет королевское судно и не накроет его в этом заливе с поличным! Таково было намерение отца, но вы его изловили; через два часа здесь будет королевское судно, и если оно застанет вас здесь, то все вы будете повешены; это так же верно, как то, что я сейчас еще не повешен. Ну, скажите теперь, разве это не важное сообщение и разве оно не стоит того, что я требовал от вас взамен его?

— Без сомнения, сообщение это весьма важное, если только оно, действительно, верно, — сказал я.

— О, насчет этого не беспокойтесь! Я могу это доказать; я всегда неотлучно состою при отце, и он доверял мне все; я своими глазами видел подписанную бумагу; королевское судно, о котором я говорю, — «Весталка», а капитан ее, подписавший уговор, — Филипп Месгрев, еще совсем молодой человек!

— Б самом деле! — промолвил я отвернувшись, так как не желал, чтобы этот мальчуган видел, насколько меня взволновало его сообщение. Вскоре, овладев собой, я продолжал:

— Я сдержу свое обещание по отношению к тебе, мальчуган; оставайся здесь, а я пойду наверх и постараюсь отстоять твою жизнь!

— Нельзя ли и мне выйти на палубу хоть на минуту? — попросил он.

— Для того, чтобы проститься с отцом? Нет, нет! Лучше будет для вас обоих, если вы избежите этой тяжелой минуты прощания!

— Нет, я не за тем прошу, чтобы проститься с ним; нет, я подожду, когда все будет кончено, только видите ли: я никогда еще не видел, как вешают человека, и мне любопытно взглянуть, как это происходит!

— Прочь, маленькое чудовище! — крикнул я и выбежал на палубу, так как полученное мною от мальчугана сообщение было слишком важно для того, чтобы поспешить тотчас же воспользоваться им.

— Что же, капитан, удалось мальчику спасти жизнь своего отца? — обратился ко мне Топлифт, как только я показался на палубе.

— Нет! — ответил я громко и решительно.

— Так вздернуть его! — крикнули матросы. Петля уже была накинута на шею негодяю; и все было готово; люди ждали только моего возвращения.

В одну секунду капитан «Транссенданта» был вздернут на мачту и повис в воздухе; и если был на свете негодяй, заслуживший вполне свою смерть, то это был именно этот человек. Когда я обернулся, то увидел юношу, подававшего столь большие надежды; он смотрел, как раскачивалось в воздухе тело его отца. Напрасно я искал слез или хотя бы малейшего облачка печали в его глазах; в них не было ничего, кроме простого любопытства; и когда он встретил мой суровый, неодобрительный взгляд, тотчас же поспешил вниз.