Близко-далеко

Оба советских офицера вышли из палаты, предводительствуемые раскрасневшейся сестрой Тилли. Скоро она вернулась в палату, стремясь облегчить перед кем-нибудь свое переполненное новостями сердце.

– Вы знаете, джентльмены! – воскликнула она. – Советский посол в Лондоне прислал начальнику острова телеграмму о господах Петровых! Просил о них позаботиться! Это очень важные особы! И деньги для них перевел… Вот как!

Сестра Тилли адресовалась к Драйдену и Ванболену, ожидая ответной реакции на столь потрясающую новость. Но оба джентльмена равнодушно молчали. Это обидело сестру Тилли, и она торопливо удалилась, скороговоркой бросив:

– Пойду посмотрю, что там делается…

Когда сестра Тилли вышла, Драйден раздраженно сказал:

– Ужасные люди!

– Кто? – не поняв его, спросил Ванболен.

– «Кто! Кто»! – с еще большей запальчивостью воскликнул Драйден. – Конечно, большевики!

– Я согласен с вами, сэр Вильям, что большевики ужасные люди, – промолвил золотопромышленник. – Но почему вы вспомнили об этом именно сейчас?

Драйден приподнялся и сел на своей постели.

– Почему? Изволите ли видеть… Три советских человека потерпели крушение и попали на остров Девы; не какие-нибудь особо выдающиеся фигуры, а просто обыкновенные советские офицеры в небольших чинах… И что же происходит? Они шлют с острова телеграмму своему послу в Лондон. Заметьте, не в консульство, не в посольство, а лично послу! Посол немедленно отвечает им, посылает деньги, да еще телеграфирует начальнику острова. И вы видите результат! – Банкир оправил одеяло и невесело усмехнулся. – Я хорошо знаком, – продолжал он, – по крайней мере с четырьмя членами английского кабинета, но до сих пор никто из них не подумал даже поздравить меня со спасением. Меня! Одного из крупнейших банкиров Лондона!

– Но, может быть, сэр Вильям, ваши знакомые не знают о том, что произошло? – предположил Ванболен.

– Как – не знают? Знают! Я телеграфировал отсюда жене и в свой банк. Знают, но молчат! Какое им дело до меня? А эти… – Драйден кивнул в сторону кроватей Петрова и Потапова, – эти крепко спаяны!

Помолчав немного, Драйден желчно продолжал:

– Возьмите, например, господина Петрова… Лично я его очень уважаю. За время наших скитаний по океану мы все имели возможность оценить его высокие личные качества. Я прямо скажу: если бы не этот советский моряк, мы с вами, мистер Ванболен, давно пошли бы на обед акулам! Да, лично я многим обязан Петрову. Но… если в России много таких людей, как господин Петров, то мне становится страшно за наше будущее, за нашу старую цивилизацию. Ведь господа Петровы не скрывают, что они являются нашими противниками. И чем более высокого мнения я о господине Петрове как личности, тем страшнее мне становится…

Ванболен молчал. Он не совсем ясно представлял себе, куда ведет его собеседник.

– А мадам Петрова?.. – продолжал Драйден. – Очаровательная женщина! Хороший врач. Я готов восхищаться ею, но… опять-таки это «но»… Если в России много таких женщин, как мадам Петрова, мне тоже становится не по себе…

– Вы преувеличиваете, сэр Вильям, – возразил Ванболен. – Красивая женщина всегда останется красивой женщиной – и только. Политика здесь ни при чем.

– Как сказать… Вы помните историю с последним уколом камфары? Я внимательно наблюдал тогда за мадам Петровой. О, какие огоньки загорелись в ее глазах!.. Нет-нет, мадам Петрова – тоже наш противник, и притом весьма опасный противник. – Драйден вздохнул и, как бы подводя итог своим мыслям, мрачно произнес: – Эти люди напоминают мне острый кинжал в ножнах с бархатной оправой. Оправа великолепна, ею любуешься. Но в ножнах все-таки смертельное лезвие! Должен признаться, что до сих пор я недооценивал большевистскую опасность для нас, англичан, да и вообще для наших западных устоев жизни. Но эта встреча с большевиками, эти тринадцать дней в океане многому меня научили! Да, большевики – опасные люди!

И банкир растянулся под одеялом, давая понять, что разговор окончен.

Но тут заговорил Ванболен.

– Я очень рад, что вы, сэр Вильям, изменили свой взгляд на большевиков, – начал Ванболен. – Признаться, меня сильно шокировали некоторые ваши суждения еще на «Диане». В частности, по вопросу о внутренней политике южноафриканского правительства. Мы всегда прекрасно понимали, как важно держать в узде черных и цветных. Мы не миндальничали и с коммунистами. В Англии нас нередко осуждали за это, но теперь вы сами видите, что мы были правы.

– Должен вас разочаровать, дорогой мистер Ванболен, – невесело рассмеялся Драйден: – я и сейчас во многом не согласен с вашим правительством. Сейчас, пожалуй, даже больше, чем раньше…

– Как так? – изумленно воскликнул Ванболен.

– А так! Если речь идет о необходимости решительно бороться с большевиками, я полностью на стороне вашего правительства. Но вот как бороться? Какими методами? В каких формах? Тут мы сильно расходимся.

– Неужели вы симпатизируете всем этим диким теориям о равноправии белых и черных?

– За кого вы меня принимаете, сэр? – расхохотался Драйден. – Я прекрасно знаю, что белый есть белый, а черный есть черный и должен знать свое место. Но позвольте вас спросить, зачем южноафриканскому правительству нужно было издавать специальные законы об изоляции черных и цветных в особых районах ваших городов, о запрещении свободы передвижения для них и другие подобные?

– Так что ж, – с возмущением воскликнул Ванболен, – по-вашему, мы должны были примириться с тем, что негры живут среди белых?

– Конечно, нет! – возразил Драйден. – Но к чему в законодательном порядке устраивать гетто? Это пахнет средневековьем. Это дает прекрасный материал всяким левым агитаторам. Ведь той же цели можно достигнуть и другими, менее скандальными средствами. Например, муниципалитет Кейптауна мог бы в определенных частях города, предназначенных для белых, установить известные архитектурные обязательства при постройке домов… В переводе на деньги эти обязательства могли бы быть столь высокими, что автоматически исключали бы возможность появления цветных в этих районах города. Я уверен, что в оправдание таких мер можно было бы найти массу архитектурных, эстетических, гигиенических и всяких других соображений, которые звучали бы убедительно даже для левых агитаторов.

– Все это слишком сложно, – возразил Ванболен. – Мы предпочитаем более простые и крутые средства.

– Вот именно! – с упреком сказал Драйден. – Но возьмем другой пример. В Кейптауне мне рассказывали о господине Крейгере, который был с нами на шлюпке и о смерти которого я глубоко сожалею… В его поместьях, если не ошибаюсь, была собственная полиция, которая по его личному приказу казнила провинившихся негров самыми варварскими способами. Разве нельзя было поддерживать порядок с менее явным нарушением официальных юридических норм?

– М-да. – усмехнулся Ванболен. – Господин Крейгер был несколько слабоват по части юриспруденции. Но он был богат! Почему бы ему и не иметь своей полиции?

– Разумеется, раз у господина Крейгера были средства, он мог жить в свое удовольствие, – подтвердил Драйден. – Но мне рассказывали, что он без стеснения, под видом «контрактов», покупал рабочую силу у темных дельцов и загонял людей за колючую проволоку, без права выхода. А если кто убегал и был пойман, то господин Крейгер собственноручно избивал беглеца до смерти буйволовой плетью. Почему собственноручно? Это производит дикое впечатление, не правда ли? Ведь для таких деликатных поручений можно иметь специального человека.

– Господин Крейгер, несомненно, допускал некоторые излишества, – неохотно признал Ванболен, – и я их не одобряю. Но вы, сэр Вильям, придаете слишком большое значение разным сплетням, которые ходят среди черных и цветных. Мы, буры, не обращаем на них внимания. Поверьте, так лучше!

– Не могу с вами согласиться, господин Ванболен! Эти, как вы считаете, «сплетни» разносятся среди цветного населения других частей нашей империи и только укрепляют в них вражду к белым. Они доходят и до белых агитаторов. Для репутации вашей страны это невыгодно…