Перстень Борджа

— Это навет номер один, — возразил молодой плейбой. — Никто не мог этого доказать…

— …благодаря денежному вмешательству твоего дяди, — парировал папа. — Далее — изнасилование двенадцатилетней девочки и смерть ее брата Карла Фануччи, который поклялся отомстить тебе и пал от руки неизвестных убийц, когда возвращался из трактира «У трех котяток».

— Но ведь от руки неизвестных убийц, — повторил молодой плейбой. — Что у меня с ними общего? А сестру его я и вовсе не знал.

— Далее: драка на квартире куртизанки Леоноры Назорини, в которой нашел смерть один из солдат подоспевшей городской стражи.

— Это произошло не по моей вине, — заявил молодой плейбой. — Леонора пригласила друзей, мы играли в кости, один из игроков несправедливо обвинил меня в нечестности, и тогда…

— Далее, — прервал его папа, — осквернение храма святого Иоанна в Латеране, где ты появился в виде… но я не хочу осквернять уста произнесением такой гадости и портить глаза чтением подобных свинств. И теперь ты, разбойник, предстаешь как ни в чем не бывало перед моим троном, — прошу, мол, прощения и позвольте вернуться в Рим, занять дядину контору и вести его дела. Да ты хоть знаешь, что это за дела?

— Да. Насколько мне известно, финансовые, — благовоспитанно ответствовал юный наследник. — Надо думать, у дядюшки трудилось много опытных служащих, которые играючи введут меня в курс дела. Главное — это предоставление кредитов и тому подобные штучки, сколько я знаю.

— Предоставление кредитов и тому подобные штучки… — насмешливо повторил папа. — И больше ничего?

— Ну, еще импорт-экспорт, — неуверенно проговорил молодой повеса. — Дядя ввозил в Европу пряности-устриц… и всевозможные сыры, а вывозил…

— …оружие! — рявкнул папа. — В последнее время все его корабли плывут в Стамбул, по самую ватерлинию нагруженные мушкетами и пушками. Вероятно и среди твоих приятелей-выпивох, которых ты, насколько мне известно, привечаешь в своем страмбском дворце, ходит неслыханная и серьезнейшая новость насчет того, что политику всего мира в последнее время определяет воскрешенная агрессивность Турции, за что несет ответственность Пьетро Кукан да Кукан, мерзейшее исчадие ада, преступник и, к сожалению, мой бывший протеже, в одном мизинце которого больше ума, воли и мощи, чем во всем твоем теле. А известно ли тебе, по какой причине Кукан, весьма осведомленный в европейских отношениях, именно фирме Пакионе доверил доставку оружия?

— Наверное, потому, что это солидная и надежная фирма, — скромно молвил молодой плейбой.

— Как бы не так — солидная! — вскричал папа. — Это пиратская фирма!

— Пиратская? — поразился юнец.

— Да, пиратская, — отрезал Святой отец. — То есть связанная с пиратами. Твой дядя был связан с пиратским центром в Лиссабоне, платил пиратам огромные проценты, а за это они не трогали его корабли. И конечно, Кукан хорошо об этом знает, разрази его гром.

— Право, это для меня новость, — признался молодой повеса. — А о Кукане, который столь докучает Вашему Святейшеству, я знаю более чем достаточно, поскольку вот уже пять лет живу в том проклятом логове, где он в свое время был герцогом. — И вняв внезапно блеснувшей идее, Марио Пакионе поспешно добавил: — А что, если я. Святой отец, принесу Вам в корзине голову Кукана с лимоном во рту и петрушкой за ухом?

— Как это следует понимать? — спросил папа.

— Буквально, — промолвил молодой плейбой. — Я знаком с одним человеком, прохиндеем, каких свет не видывал, а уж он-то знает Кукана как свои пять пальцев, ведь он поддерживал с ним связь даже в те времена, когда Кукан выступал под именем графа ди Монте-Кьяра, и водил его, Кукана, за нос до того хитро, что Кукан при всей мощи своего духа, которого — как выразились Ваше Святейшество — много уже в одном его мизинце, даже понятия не имел, что остров давно пожертвован туркам. И этот — да будет мне позволено так выразиться — гениальный интриган осведомлен об ахиллесовой пяте Кукана и, насколько я знаю, без труда найдет действенный способ, как эту ахиллесову пяту использовать.

— И эта ахиллесова пята называется…

Марио прикрыл рот, наклонился к папе и прошептал:

— Гамбарини.

— Это уже интересное заявление, если ты не бросаешь слов на ветер, — проговорил папа. — Хоть я ничего от этого не жду, но попытка не пытка. Этот твой интриган живет в Страмбе?

Молодой плейбой кивнул.

— Съезди-ка за ним, — сказал папа. — Я знать ни о чем не знаю и сам пачкать этим свинством руки не собираюсь. Твоим наследством пока займутся служащие курии, а если все кончится хорошо и я получу обещанную корзиночку, они вернут тебе все в целости и сохранности. Если же нет, то помни, что даже малой части тех грехов, что занесены в этот реестрик, довольно, чтоб тебя официально объявили неспособным принять наследство, и тогда завещание утратит силу и наследие получит другой родственник завещателя. Так что давай действуй. Только никаких шуточек с лимоном и петрушкой за ухом. Муж, о коем сейчас идет речь, не заслуживает такого глупого и безвкусного надругательства.

— Все будет так, как желают Ваше Святейшество, да пребудет их воля, — сказал молодой плейбой. — Но обращаю внимание Вашего Святейшества, что до получения наследства я нищий, а дело, боюсь, не обойдется без определенных финансовых жертв. На платных убийц, к примеру, и так далее.

Папа некоторое время беззвучно твердил разгневанными устами какие-то слова вроде infame, disatillaccio, то бишь «ничтожество», «негодяй», но потом обмакнул перо в чернила и энергично начертал нечто на листке бумаги.

— Это тебе выдадут из дядюшкиной кассы, — сказал он, протягивая молодому плейбою бумагу со своей подписью, еще не просохшей. — Но трать деньги разумно и по делу, никаких девок, никаких попоек, не то не видать тебе дядюшкиных несгораемых шкафов. А теперь пошел вон, мне от тебя тошно.

Случилось так, что однажды поздним зимним вечером — Петр как раз был погружен в изучение Ксенофонтова «Похода Кира» — в проем двери его скромного рабочего кабинета просунул голову его тесть Хамди-историограф, испытывавший перед своим бунтарем-зятем боязливое почтение и до сих пор напуганный тем, что под крышей его дома история, вместо того чтобы быть предметом научного изучения и толкования, оказалась, так сказать, объектом непосредственного творчества, и сообщил ему, что в руки янычар, стерегущих черный вход, попали два иноземца, гяура, которые во что бы то ни стало желают говорить с Его Превосходительством господином Кукан да Куканом, что, если Хамди не изменяет память, было прежней фамилией зятя.