Трон императора: История Четвертого крестового похода

Канун праздника святого Иеронима,

29 сентября 1202 года

Клянусь головой святого Иоанна, что смиренный рыцарь Грегор, сын Герхарда из Майнца, искренне желает освоить искусство письма на его скромном родном языке, чтобы возвысить этот язык и записать на нем славные подвиги нашего похода, предпринятого именем Иисуса Христа, Сына Божьего. Аминь. С этой целью я прибегаю к мудрости его преосвященства Конрада, епископа Хальберштадтского, посоветовавшего мне записывать определенные события. Не земные каждодневные дела и не великие политические и военные победы, что ждут высокочтимого Бонифация, маркиза Монферрата, который возглавляет это славное войско и который в своей глубокой мудрости убедил меня, смиренного рыцаря, жениться на его внебрачной дочери Маргарите. Я также не буду пытаться осветить поэтическим светом славные битвы и невзгоды нашего путешествия. Мои хроники будут всего лишь перечислением собственных скромных попыток как слуги нашего повелителя и Святого отца в Риме исполнить свой долг пилигрима.

Вероятно, пока мое перо не станет достаточно свободным, буду краток, ибо теперешняя запись заняла у меня больше времени, чем утренняя месса, а ведь я еще ничего не рассказал.

Наши ряды пополнились еще одним пилигримом. Это хорошая новость. Он бритт. Если все мужчины его страны такие, как он, тогда молю Бога, чтобы мне не довелось ступить на тамошнюю землю.

Сегодня утром его преосвященство Конрад Хальберштадтский оказал мне великую честь, придя в мой скромный шатер, когда я послал ему записку через слугу. Я объяснил его преосвященству епископу Конраду, что душу бритта, настроенного против меня, осаждают демоны, и просил совета. Его преосвященство полагает, что бритта следует доставить в Иерусалим и что путешествие избавит этого человека от недуга, который его донимает. Я поклялся его преосвященству епископу Конраду все исполнить, и он меня заверил, что это явится великим благодеянием для души бритта, а также для моей собственной.

Мой брат Отто был с нами в ту минуту, когда мы стояли над спящим бриттом. Его, как мне показалось, очень позабавило, что я дал такую клятву. Пока его преосвященство рассказывал мне о моих обязанностях — что я должен оплатить проезд нового пилигрима, кормить его, одевать и убедить в необходимости паломничества, — этот человек проснулся и уставился на него так, словно мы и были теми самыми демонами, которые его осаждают. Он дерзко поинтересовался, не обсуждаем ли мы его персону, и, получив утвердительный ответ, принялся распекать нас, требуя оставить его в покое. Отто вел себя неподобающе — открыто смеялся. Я представил бритту его преосвященство епископа Конрада как моего духовного пастыря. Тогда бритт заявил, будто в моем шатре воняет потому, что мы с Отто похотливые козлы, и наговорил других грубостей и оскорблений, которые я не стану повторять. Он даже не попытался хоть как-то выказать уважение его преосвященству епископу, хотя не часто лицо такого ранга удостаивает своим визитом простого рыцаря.

Пришлось дернуть бритта за руку, поднять с земли и, довольно сильно надавив на затылок, заставить согнуться в поклоне. Я проделал это все без малейшей угрозы, просто потому что не видел другого способа добиться от него приличных манер.

— Его преосвященство заявил, что паломничество, которое нам предстоит совершить, и есть необходимое тебе лекарство, чтобы излечиться от терзающей твою душу болезни, — сказал я.

И тут бритт поразил нас тем, что произнес на прекрасной латыни:

— Моя душа не нуждается в лечении, ей нужно всего лишь вернуться к Создателю.

— Сын мой, — сказал его преосвященство епископ Конрад, — именем Святого отца в Риме настаиваю, чтобы ты остался с нами в этом походе.

— Святого отца здесь нет, и потому невозможно заставить меня сделать это, — ответил бритт. — Я благодарен вам за совет, но не в вашей власти принудить меня.

После этого он зевнул прямо в лицо его преосвященству и собрался вновь принять лежачее положение. Тогда я схватил его повыше локтя и удержал, ибо валиться тюфяком на постель перед епископом — непростительная грубость.

— Вот почему я поручил Грегору нести это бремя, — ответил его преосвященство епископ Конрад нашему грубияну. — Он поклялся на своем мече провести тебя через ворота Иерусалима.

Тут бритт громко застонал и попытался — безуспешно — вырваться из моей хватки. Брат Отто в голос расхохотался, что, я считаю, было с его стороны весьма не по-товарищески.

— Это пойдет на пользу твоей душе, — заверил бритта его преосвященство.

— Вы ничего не знаете о моей душе, — посетовал бритт.

— Господь знает, — ответил его преосвященство.

— Господь с одинаковым успехом принесет облегчение моей душе что в пустыне, что на этом проклятом болоте, — заявил бритт.

— Нельзя говорить о чудесах, о которых пока не знаешь, — сказал его преосвященство, проявив великую мудрость.

— Вот удобный способ завершить разговор, — ответил бритт и снова попытался вырвать руку. Не желая причинить ему увечье, я отпустил его. — Почему ты согласился с этой глупостью? — раздраженно спросил он.

Я отвесил поклон его преосвященству епископу и ответил бритту, что принял это бремя потому, что я сын церкви. Его преосвященство верит в меня, раз поручил заботиться о благополучии другой души, особенно такой истерзанной.

После этих слов бритт выплеснул поток брани и замечаний, которые ошибочно считал остроумными. Но спор с нами ему наскучил, и он уже стоял спокойно, пока мы объясняли, что от него требуется. Он отказался считаться пилигримом, но более не возражал. Я поручил его в этот день заботам моих слуг — Ричарду (сыну Ричарда) и его дедушке Ричарду (сыну Ричарда). Его смешат их имена, и он называет их Ричардусами. Как ни странно, но это прозвище им льстит.

То, что мне доверили заботиться о другой душе, — большая ответственность. Мне оказана честь, и в то же время я ощущаю свое ничтожество, так как его преосвященство считает меня настолько праведным пилигримом, что моей веры хватит на двоих, какова бы ни была наша участь. Для меня честь записывать все это, мое первое достижение как пилигрима, а ведь мы даже еще не отправились в поход.

Теперь пора распрямить затекшие пальцы и отправиться в шатер Бонифация, чтобы продолжить неприятный разговор, который состоялся у нас вчера, прежде чем его прервал бритт.