Восемь

Поскольку Кариока всегда пытался укусить Ллуэллина за ногу, неприязнь, которую брат Бланш испытывал к собаке, вполне можно было понять. Пока Лили дулась, Ллуэллин вручил мне бокал пенящегося шампанского. Затем он вернулся к бару, чтобы смешать виски с содовой.

После обещанного получаса, на протяжении которого мы успели умять большую часть закусок, Гарри вышел из кухни в темно-коричневом бархатном смокинге и сделал нам знак садиться. Лили и Ллуэллин сели с одной стороны стола, Бланш и Гарри — с другой, мне досталось место во главе. Мы расселись, и Гарри налил вина.

— Давайте выпьем за отъезд нашего дорогого друга Кэт. Со времени знакомства это первый случай, когда она надолго покидает нас.

Все чокнулись, и Гарри продолжил:

— Прежде чем ты уедешь, я дам тебе список лучших ресторанов Парижа. В «Максиме» или в «Тур д'Аржан» тебе стоит только назвать метрдотелю мое имя, и тебя примут как принцессу.

Я должна была сказать ему. Теперь или никогда.

— Кстати, Гарри, — сказала я. — Я пробуду в Париже только несколько дней, после этого я отправляюсь в Алжир.

Гарри глянул на меня, рука с поднятым бокалом застыла в воздухе. Затем он резко поставил его на стол.

— В Алжир? — спросил он.

— Я отправляюсь туда работать, — объяснила я. — Пробуду там целый год.

— Ты собираешься жить с арабами?

— Ну, это ведь Алжир.

Все за столом замолчали, и я оценила их попытку не вмешиваться в мои дела.

— Почему ты едешь в Алжир? Ты что, сошла с ума? Может, существует какая-то причина, о которой я не знаю?

— Меня посылают совершенствовать компьютерную систему для ОПЕК, — объяснила я ему. — Это нефтяной консорциум. Он представляет организацию стран-экспортеров нефти, один из его центров располагается в Алжире.

— Что это за консорциум? — спросил Гарри. — Толпа людей, которые не знают, как выкопать яму в земле? Четыре тысячи лет арабы кочевали по пустыне, направляясь туда, где больше нравилось их верблюдам, и при этом не производили абсолютно ничего! Как ты можешь…

И тут, как раз вовремя, на пороге появилась Валери с большой супницей, источавшей аромат куриного супа. Она подкатила тележку, на которой стояла супница, к Бланш и принялась расставлять тарелки.

— Валери, что вы делаете? — спросил Гарри. — Не теперь!

— Мсье Рэд, — сказала Валери, которая была уроженкой Марселя и знала, как обходиться с мужчинами. — Я с вами уше десять льет. И фсе это время нье просиль вас указывать мнье, когда я дольшна подавать сюп. Почему я дольшна дельять это сейчас?

И, исполненная чувства собственного достоинства, она продолжила расставлять посуду.

Валери обошла всех и подошла ко мне, когда Гарри наконец пришел в себя.

— Валери, раз уж ты настаиваешь на супе, хотелось бы услышать твое мнение кое о чем, — сказал он.

— Ошень хорошо, — сказала она, поджимая губы и приближаясь, чтобы налить супа Гарри.

— Ты знаешь мисс Велис довольно хорошо.

— Дофольно хорошо, — согласилась Валери.

— Знаешь, мисс Велис только что сообщила мне, что она собирается уехать в Алжир, чтобы жить там среди арабов. Что ты об этом думаешь?

— Альжир — воскитительный страна, — ответила Валери, перемещаясь, чтобы обслужить Лили. — У меня быль друг, который жиль там, я навещаль его много рас. — Она кивнула мне через стол. — Фам там понравится, много еда.

Она налила супа в тарелку Ллуэллина и ушла. В комнате повисла тишина. Звук ложек можно было слышать даже на кухне. Наконец Гарри не выдержал.

— Как тебе понравился суп?

— Он великолепен, — сказала я.

— У тебя не будет такого супа в Алжире, заверяю тебя. Это прозвучало как признание того, что он смирился с моим

решением. Я услышала общий вздох облегчения.

Ужин был превосходный. Гарри сделал картофельные оладьи с яблочным соусом домашнего приготовления. Соус был совсем не кислый и очень напоминал апельсиновый. Еще подали огромный ростбиф, запеченный в собственном соку. Он был такой мягкий, что его можно было разделать на тарелке вилкой, без помощи ножа. Еще принесли блюдо лапши с поджаристой корочкой сверху, Гарри назвал его «кугель». Подали множество овощей и четыре сорта хлеба. На десерт был вкуснейший яблочный штрудель, щедро сдобренный изюмом.

Бланш, Ллуэллин и Лили во время обеда почти не разговаривали, лишь время от времени без всякого энтузиазма подавали ничего не значащие реплики. Наконец Гарри повернулся ко мне, снова наполнил бокал и сказал:

— Если попадешь в неприятности, обязательно позвони мне. Я очень беспокоюсь за тебя, дорогая. Тебе ведь не к кому будет обратиться, кроме арабов и этих мерзавцев, на которых ты работаешь.

— Спасибо, — растрогалась я. — Однако, Гарри, попытайся понять: я еду по делу в цивилизованную страну. Я имею в виду, что это совсем не экспедиция в джунгли.

— Да что ты говоришь! — перебил меня Гарри. — Арабы до сих пор отрубают руки за воровство. Кроме того, в наше время и в цивилизованных странах нельзя чувствовать себя в безопасности. Я не разрешаю Лили одной водить машину даже в Нью-Йорке. Опасаюсь, что на нее нападут. Она, наверное, рассказала тебе, что Сол взял и смылся! Неблагодарная скотина!

Мы с Лили переглянулись, а Гарри между тем продолжал:

— Лили участвует в этом пресловутом шахматном турнире, а отвозить ее некому. Мне дурно становится при мысли, что она разъезжает одна по улицам… Еще я слышал» что кто-то из игроков умер во время матча.

— Не говори глупости, — фыркнула Лили. — Это очень важный турнир. Если я получу на нем квалификацию, то смогу играть против лучших игроков мира! И разумеется, я не собираюсь идти на попятную из-за глупого старика, которого пустили в расход.

— Пустили в расход?! — воскликнул Гарри, и его взгляд обратился ко мне, прежде чем я смогла поделиться своим мнением с окружающими. — Великолепно! Потрясающе! Именно этого я и опасался. А ты еще все время бегаешь на Сорок шестую улицу играть в шахматы с этим старым дуралеем. Когда наконец ты найдешь себе мужа?

— Ты говоришь о Мордехае? — спросила я Гарри.

За столом наступила тишина. Гарри окаменел. Ллуэллин, прикрыв глаза, комкал в руке салфетку. Бланш глядела на Гарри с какой-то нехорошей улыбкой. Лили смотрела в тарелку и постукивала ложкой по столу,

— Я что-то не то сказала? — спросила я снова.

— Ничего, — пробормотал Гарри. — Забыли об этом. Однако больше он ничего не прибавил.

— Все хорошо, дорогая, — произнесла Бланш с напускной любезностью. — Просто это тема, на которую мы не слишком часто беседуем, только и всего. Мордехай — отец Гарри. Лили его очень любит. Когда она была совсем еще крошкой, он научил ее играть в шахматы. Полагаю, он сделал это мне назло.

— Мама, это же просто смешно! — воскликнула Лили. — Я сама попросила его научить меня играть, ты знаешь об этом.

— Когда он начал учить тебя, ты едва вышла из пеленок, — сказала Бланш, все еще глядя на меня. — По-моему, он ужасный старик. Он не приходил сюда с тех пор, как мы с Гарри поженились двадцать пять лет назад. Поверить не могу, что Лили вас познакомила.

— Он мой дедушка, — пробормотала Лили.

— Ты должна была посоветоваться со мной, — встрял Гарри. Он выглядел настолько расстроенным, что на миг я даже

испугалась, что он вот-вот расплачется. Его и без того грустные, как у сенбернара, глаза стали еще печальнее.

— Извините меня, — сказала я, — это была моя ошибка…

— Это была не твоя ошибка, — сказала Лили, — так что заткнись! Проблема в том, что никто из присутствующих здесь не понимает, что я хочу играть в шахматы. Я не хочу становиться актрисой или выходить замуж за толстосума. Я не хочу, как Ллуэллин и многие другие, слоняться без дела…

Ллуэллин метнул в нее испепеляющий взгляд и снова уткнулся в тарелку.

— Я хочу играть в шахматы, а никто, кроме Мордехая, не желает этого понять! — гнула свое Лили.

— Да в нашей семье появляется новая трещина при каждом упоминании имени этого типа! — неожиданно перешла на визг Бланш.