Последние флибустьеры

— Наверно, у твоего мяса особый вкус, — сказал дон Баррехо, когда индеец перевел ему угрозу. — Не стоило труда вести в поход целое племя ради простого жаркого. Они выполнят угрозу?

— Тасарио не оставят нас в покое, — ответил казавшийся весьма озабоченным индеец. — Попытаемся как можно скорее добраться до Маддалены и спуститься по реке до водопадов.

— Нам по дороге, — сказал Мендоса. — Там, внизу, нас встретит много друзей; мы должны провести внучку великого касика Дарьена к племени, которое ее ожидает. Ты что-нибудь слышал об этой девушке, рожденной от белого человека и дочери вождя?

Индеец ошеломленно посмотрел на троих авантюристов.

— Так это вы, — спросил он, — те люди, что должны прийти из краев, где садится солнце, и сопровождать внучку великого касика?

— Да, это мы, — ответил Мендоса. — Испанцы разлучили нас с товарищами, но мы встретим на берегах Маддалены, возле водопадов, девушку, которой принадлежит наследство умершего вождя.

— Говорят, оно огромное? — не сдержался дон Баррехо.

— Оно хранится в трех пещерах, заполненных золотом.

— И одного тамошнего самородка хватит, чтобы открыть настоящую гостиницу, черт побери!..

— Дай мне сказать, дружище, — вмешался Мендоса. — Мне хочется прежде всего выяснить одно темное обстоятельство. Прежде чем умереть, касик посылал какого-нибудь белого человека в заморские края, чтобы «привезти внучку?

— Да, — ответил индеец.

— Он вернулся?

— И был съеден, — ответил дикарь. — Этот человек пользовался полным доверием касика, но он решил завладеть сокровищами, угрожая привести испанцев в случае отказа. Он стал невыносим, тогда мы его схватили и нанизали на вертел по приказанию тускана.

— А это что за господин? — спросил дон Баррехо.

— Маг или колдун племени, — объяснил Мендоса.

— Черт возьми!.. Важная персона!..

— А потом что произошло? — спросил баск.

— Тускан увидел, что белый человек хочет завладеть богатством, как я уже говорил; тогда он приказал схватить его и насадить на вертел.

— Превосходно!.. — воскликнул дон Баррехо. — Это — достойное наказание для предателей.

— А потом? — продолжал Мендоса.

— Смутные слухи доходили до нашего племени; говорили, что высадился большой отряд белых людей, объявивших себя нашими друзьями. Тускан, который имел все основания бояться испанцев, разослал гонцов во всех направлениях, чтобы они приблизились к отряду и убедились, что внучка великого касика на самом деле находится при этих людях.

— И они что-нибудь узнали? — продолжал расспросы баск.

— Что отряд белых людей, долго сражавшихся с испанцами возле города Сеговия-Нуэва, приближается к Маддалене.

— А далеко до этой реки?

— День хода, — ответил индеец.

— А ты видел этих людей?

— Нет, потому что меня взяли в плен тасарио. Только благодаря силе своих ног я сумел избежать смерти.

— Эй, Мендоса, мы и так уже знаем достаточно, — сказал дон Баррехо. — Нельзя ли нам уйти раньше, чем проснутся кроталы?

— Индеец сумеет снова усыпить их, если надо, — ответил Мендоса.

— Теперь нам нечего бояться, потому что змеи образуют непроходимый барьер между нами и пожирателями человеческого мяса.

— Мы задержим также маркиза де Монтелимара?

— Тю!.. — воскликнул дон Баррехо. — Я уже и забыл об этом ужасном человеке. Где мы его оставили?

— Мы поступаем по-глупому, — сказал Де Гюсак. — Сидим здесь, болтаем, а может, как раз в этот момент испанцы сговариваются с людоедами о совместной атаке? Две различные расы часто хорошо договариваются.

— Это точно, — подтвердил Мендоса. — Потомки конкистадоров настолько застращали индейцев, что тем порой достаточно увидеть испанский шлем, чтобы признать себя рабами. В сущности, флибустьерам совсем не следовало предпринимать свои блистательные походы ради отмщения за страдания этих отупевших созданий.

Индеец поднялся, держа в руках флейту.

— Время летит, — сказал он, — и тасарио могут пройти выше каньона.

— Ах, я уже и забыл, что мои сухие конечности подвергаются опасности быть насаженными на вертел, — словно опомнился дон Баррехо. — Жизнь авантюриста в наши дни становится слишком трудной.

— И ты все время оплакиваешь таверну «Эль Моро» и свою прекрасную трактирщицу, — сказал Мендоса.

— Может быть, но, будучи истинным гасконцем, дон Баррехо никогда в этом не признается.

Индеец нервно огляделся.

— Идемте, белые люди, — сказал он своим обычным повелительным тоном. — Смерть может быть ближе, чем вы думаете.

— Ты прав, приятель, — ответил ему дон Баррехо. — Мы ведь, в сущности, такие болтуны. А как же гремучие змеи?

— Они не проснутся, пока я не захочу, а поскольку в данный момент я этого не желаю, их можно оставить в покое.

Они уцепились за лианы и спустились на землю.

Змеи спали одна на другой, не шевелясь и не шипя. Закончив атаку, они безмятежно отдыхали в ожидании нового пробуждения, возможно, еще более страшного.

Едва достигнув земли, индеец лег ничком и приложил ухо к поверхностному слою почвы. Он прислушивался очень внимательно.

— Ты всегда слушаешь? — насмешливо спросил дон Баррехо.

— Всегда.

— Tonnerre!.. У тебя, должно быть, уши Вечного Отца!.. Как ты считаешь, пожиратели человеческого мяса уже далеко ушли?

— Подозреваю, что они выбрали другую дорогу, чтобы устроить засаду у выхода из каньона.

— Они пользуются отравленными стрелами? — спросил Мендоса.

— Нет.

— Тогда мы можем начать сражение. Аркебузы сильнее стрел.

Так с разговорами они быстро спускались по каньону, дно которого становилось все круче. Порой деревья преграждали путь, но трое авантюристов вместе с индейцем продолжали свое быстрое отступление, страшась с минуты на минуту столкнуться с пожирателями человеческого мяса.

Постепенно каньон расширялся. Вдоль его склонов шумели многочисленные ручьи, совершенно скрытые буйной и высокой растительностью. В каньон начал проникать свет, так как высокие деревья, росшие по берегам ущелья, уже не могли сомкнуть свои ветви и кроны.

Быстрая ходьба, темп которой все ускорял шедший впереди индеец, продолжалась уже несколько часов, как вдруг четверо мужчин остановились, как по уговору. В густых лесах, росших справа и слева от каньона, послышались звуки труб.

— Испанцы? — дон Баррехо взглянул на индейца.

— Нет, — покачал тот головой и помрачнел. — Такие трубы я слышал у пожирателей человеческого мяса.

— Погоня становится интереснее.

— Да и опаснее, как мне кажется, — добавил Де Гюсак.

— Значит, прошли те времена, когда индейцы обращались в бегство перед белыми людьми и оставили горстке авантюристов две империи: перуанскую и мексиканскую?

— К сожалению, и они стали воинственными, — ответил Мендоса.

— Могли бы с этим подождать еще пару веков!

В этот момент индеец снова остановился и опять приложил ухо к земле: сначала на левом склоне каньона, потом на правом.

— Вот прорицатель, все слышащий и все чувствующий, — не унимался неутомимый болтун. — Сейчас он придет и расскажет нам, что людоеды уже рядом.

Индеец вернулся к авантюристам и произнес одно только слово:

— Бегите!..

— Тогда давай Бог ноги! — сказал дон Баррехо.

И они изо всех сил побежали по дну каньона, шлепая по воде и обрызгивая скалы и кусты, пытаясь оторваться как можно дальше от опаснейших пожирателей человеческого мяса. Но не прошли они пятисот или шестисот метров, как над их головами со зловещим свистом пролетела стрела.

— Вот они!.. — крикнул Де Гюсак.

Дон Баррехо обернулся и нацелил аркебузу на огромное скопление пассифлоры. Он поискал глазами цель, потом нажал на спуск. Грохоту выстрела вторил чей-то крик. Дикарь, все еще сжимавший в руках лук, скатился на дно каньона и разбил голову о камни.

— Ну же!.. Ну!.. — чертыхался дон Баррехо, пытаясь перезарядить ружье. — Если мы не выберемся из этой чертовой долины, то возможно, окончим свои жизни на вертеле. А до выхода далеко?