Шаман

— Если индеец не делал этого, это будет установлено во время справедливого суда. Он жил с погибшей.

— Она была его шаманом — кем-то вроде священника. Тот факт, что они жили в одном лонгхаусе, как раз делал секс между ними запретным, как между братом и сестрой.

— Люди убивают своих священников. И трахают собственных сестер, если уж на то пошло.

Роба Джея охватило такое отвращение, что он пошел было прочь, но вернулся.

— Еще не поздно все исправить, Морт. Работа шерифа — это, черт возьми, всего лишь работа, и если вы потеряете ее, то не умрете. Я думаю, что вы человек неплохой. Но стоит совершить нечто подобное один раз, и вы легко пойдете на это снова и снова.

Он совершил ошибку. Морт мог жить с пониманием того, что весь город в курсе, что он в кармане Ника Холдена, лишь пока никто не бросит ему этого в лицо.

— Я прочитал тот бред, который вы назвали отчетом о вскрытии, доктор Коул. Вам будет нелегко убедить судью и жюри из шести добропорядочных белых мужчин в том, что эта женщина была девственницей. Смазливая индианка ее лет, да еще и все в округе знают, что она была вашей женщиной. Вы достаточно насмехались надо мной своими проповедями. А теперь убирайтесь отсюда. И даже не думайте возвращаться, если только вам не придется побеспокоить меня по очень важному официальному вопросу.

Луна сказала, что Идет Поет боится.

— Я не думаю, что они причинят ему вред, — успокоил ее Роб Джей.

Она возразила: он боится не того, что его побьют.

— Он знает, что иногда белые вешают людей. Если саука задушить насмерть, он не сможет пересечь пенную реку и никогда не попадет в Страну на Западе.

— Никто его не повесит, — раздраженно сказал Роб Джей. — У них нет никаких доказательств, что он нарушил закон. Это все политические игры, и через несколько дней его отпустят.

Но ее страх оказался заразительным. Единственным адвокатом в Холден-Кроссинге был Ник Холден. В Рок-Айленде было несколько адвокатов, но Роб Джей не знал их лично. На следующее утро он навестил пациентов, требовавших пристального внимания, и отправился в главный город округа.

В приемной конгрессмена Стивена Хьюма посетителей было даже больше, чем в приемной Роба, и ему пришлось ждать почти полтора часа, пока его наконец впустили.

Хьюм внимательно выслушал его.

— Но почему вы пришли именно ко мне? — спросил он.

— Потому, что вы снова выставляете свою кандидатуру на эту должность и ваш противник — Ник Холден. По каким-то причинам, в которых я пока не разобрался, Ник старается доставить как можно больше неприятностей саукам вообще и Идет Поет в частности.

Хьюм вздохнул.

— Ник в одной связке со сторонниками решительных мер, и я не могу не отнестись к нему как к серьезному сопернику. Американская партия внушает родившимся в Америке ненависть и страх перед иммигрантами и католиками. У них в каждом городе есть конспиративная квартира с глазком в двери — так они могут не пускать тех, кто не является членом их организации. Их называют партией «Ничего не знаю», потому что, если у кого-то из них спросить о действиях этой партии, то он заученно ответит, что ничего об этом не знает. Они поощряют и применяют силу против иностранцев, и, как бы это помягче выразиться, «чистят» страну, с политической точки зрения. Иммигранты хлынули к нам настоящим потоком, но в данный момент семьдесят процентов жителей Иллинойса составляет коренное население, а из оставшихся тридцати процентов большинство не является гражданами и, соответственно, не голосует. В прошлом году «ничего не знающим» почти удалось посадить своего ставленника на пост губернатора в Нью-Йорке и получить сорок девять мест в законодательном органе. Союз «Ничего не знаю» и партии вигов играючи победил на выборах в Пенсильвании и Делавэре. Цинциннати тоже отошел к «Ничего не знаю», хоть и после жестокой борьбы.

— Но почему Ник преследует сауков? Уж они-то точно не иностранцы!

Хьюм поморщился.

— Очевидно, у него очень хорошо развит политический инстинкт. Каких-то девятнадцать лет назад в нашем округе индейцы устраивали массовую резню среди белых, и точно так же массово уничтожали друг друга. Множество людей погибло во время войны с Черным Ястребом. Девятнадцать лет — чрезвычайно короткий промежуток времени. Мальчики, пережившие набеги индейцев и впитавшие страх перед ними, сейчас стали избирателями, и они все еще ненавидят и боятся индейцев. Таким образом, мой достойный противник подливает масла в огонь. Накануне вечером, в Рок-Айленде, он напился до чертиков и долго разглагольствовал об индейских войнах, не забыв ни одного скальпирования, ни одного предполагаемого извращения. Потом он заявил собравшимся, что последние кровожадные индейцы в Иллинойсе собрались в вашем городке, где с ними носятся как с писаной торбой, и пообещал, что, когда его выберут в Палату представителей Соединенных Штатов, он позаботится о том, чтобы их вернули в резервацию в Канзасе, где им и место.

— Вы можете предпринять какие-то шаги, чтобы помочь саукам?

— Да какие еще шаги? — вздохнул Хьюм. — Доктор Коул, я политик. Индейцы не голосуют, и потому я не намерен публично отстаивать их интересы — личные или коллективные. Но если рассматривать вопрос с политической точки зрения, то мне выгодно разрядить ситуацию, потому что мой противник пытается использовать ее, чтобы пролезть в парламент. Двое судей Окружного суда, приписанные к данному округу, — достопочтенный Дэниэл П. Аллен и достопочтенный Эдвин Джордан. Судья Джордан нечист на руку, и он виг. Дэн Аллен — довольно хороший судья и еще лучший демократ. Я знаю его и достаточно долго работал с ним. Если председательствовать в этом деле будет именно он, то он не позволит людям Ника превратить суд в балаган, осудить вашего друга-саука при отсутствии достоверных улик и помочь Нику победить на выборах. Но кто из них будет вести это дело — он или Джордан — узнать совершенно невозможно. Если это будет Аллан, то он будет не более чем справедлив, но по крайней мере он будет справедлив. Ни один из адвокатов в городе не захочет защищать индейца, это правда. Лучший юрист здесь — один молодой человек по имени Джон Карленд. Давайте я побеседую с ним, посмотрю, нельзя ли будет как-то выкрутить ему руки.

— Весьма благодарен вам, конгрессмен.

— Ну, это вы можете продемонстрировать на выборах.

— Я вхожу в те самые тридцать процентов. Я подал прошение о гражданстве, но ждать нужно три года…

— Значит, вы сможете проголосовать в следующий раз, когда я подам свою кандидатуру на переизбрание, — практично подошел к делу Хьюм. Он улыбнулся, когда они обменялись рукопожатием. — А пока скажите все своим друзьям.

Город не собирался слишком долго переживать из-за какой-то погибшей индианки. Куда интереснее было посплетничать об открытии Академии Холден-Кроссинга. Все жители города с радостью отдали бы небольшой участок своей территории для строительства школы, чтобы гарантировать поступление собственным детям, но было решено возвести учебное заведение где-нибудь в центре, и наконец городское собрание приняло три акра от Ника Холдена — к полному удовольствию последнего, поскольку место расположения будущей школы идеально совпало с тем местом, которое он выделял ей в своих давних «картах мечты» Холден-Кроссинга.

Бревенчатое здание однокомнатной школы возвели сообща. Как только работы начались, все воодушевились. Как обычно, полы стелили из неструганых досок. Мужчины привозили хорошие бревна с расстояния в шесть миль и потом пилили на доски. Вдоль одной стены разместили длинную полку — будущий общий стол, а перед ней поставили длинную скамью, чтобы ученики сидели лицом к стене, когда пишут, и разворачивались лицом к учителю во время ответа. По центру помещения поставили квадратную железную дровяную печь. Было решено, что занятия в школе должны начинаться каждый год после сбора урожая, а учебный год нужно разбить на три семестра по двенадцать недель в каждом; учителю станут платить по девятнадцать долларов в семестр плюс пансион. Закон предписывал, что учитель должен обладать квалификацией в чтении, письме и арифметике, а также разбираться либо в географии, либо в грамматике, либо в истории. Претендентов на должность учителя оказалось немного, потому что платили мало, а требовали много, но в конце концов город нанял Маршалла Байерса, двоюродного брата Пола Вильямса, кузнеца.