Александровский cад

Алексей так и осел на стул.

– Отцу уже доложили? – глядя в одну точку, тихо спросил он.

– Какому отцу?! – не понял Петр Саввич. – Тьфу ты, черт! Типун тебе на язык! Да ты не понял. Вася жив. На его самолете почему-то комполка Клещев летел. А Василий Иосифович – в стельку! В дрова! С ночи лыка не вяжет!

Шапилин подошел к окну.

– Ладно. Жив, и слава богу… Что там у тебя по тому майору с мнимой Знаменки?

Алексей вытер ладонью вспотевший лоб и раскрыл папку.

– Сначала думали – психанул мужик время военное, чего не бывает. Но майора пробили по документам.

– И что?

– Оказался липовым. Не значится уже такой майор в списках.

Алексей протянул бумагу.

– Ну, все понятно, шпион. Чего тут думать?

– Если бы только это, Петр Саввич. Казарин достал новую бумагу:

– Вот показания милиционера и патрульных. Они уверяют в один голос, что в майора не стреляли.

Шапилин пробежал глазами оба документа.

– А их табельное оружие проверили? Алексей кивнул.

– Конечно, проверили. Мало того! Пуля, которую нашли в теле убитого, выпущена из браунинга. А насколько мне известно, на вооружение в московскую милицию такое оружие не поступало.

Петр Саввич постучал пальцами по столу.

– Стало быть, сообщник. Казарин опять кивнул.

– Верно. А теперь самое интересное…

Казарин достал из папки ту самую бумажку с цифрами и значками, которую неизвестный в сером костюме передал майору на чердаке.

– Знаете, что это?

Шапилин изучил бумагу и небрежно отбросил ее в сторону.

– Шифры? Коды?

Алексей аккуратно поднял вещдок и, усмехнувшись, положил листочек в папку.

– Никакие это не шифры и, тем более, не коды. Зн, В, Д, Ар, МШ и так далее – всего лишь сокращение названий улиц.– Зн – Знаменка, Ар – Арбат, МШ – Минское шоссе… А цифры – номера домов.

Шапилин осмыслил сказанное:

– Ну, Казарин, ну, ты… Архимед – одно слово! – Он еще раз глянул в бумажку, затем на карту. – Такая ерунда, я б ни в жисть не сообразил.

Алексей кивнул, но улыбаться перестал:

– Ерунда-то, ерунда. Только почему эта ерунда с маршрутами товарища Сталина сходится?

Шапилин тоже перестал улыбаться.

– Ты… ты думай, что говоришь! – испуганно пробормотал он.

Алексей опустил глаза и твердо ответил:

– Чего тут думать? Думай – не думай, а все одно получается.

Шапилин еще раз взял в руки бумажку, повертел ее и так и эдак и вдруг набросился на зятя:

– Что же ты раньше-то молчал?!

Ha следующий день в Москве шел дождь. Накинув на плечи плащ-палатку, Осепчук торопливо шел по Чистым прудам в сторону Главпочтамта. Едва ступив на проезжую часть в районе Харитоньевского переулка, он тут же отпрянул назад, но бампер машины, повернувшей с бульвара, все равно больно зацепил ногу в районе колена. Осепчук громко выругался и моментально получил нагоняй от высокой породистой старухи, державшей за руку маленькую девочку:

– Молодой человек, здесь дети!

– А здесь больно! – показал на ногу Осепчук и, прихрамывая, пошел в сторону улицы Кирова.

Добравшись, наконец, до Главпочтамта, он вошел внутрь и направился к длинной стойке с рядом полукруглых окошек. Нагнув голову к одному из них, Осепчук обратился к молоденькой девушке:

– Барышня, а где получают письма до востребования?

– Здесь и получают, – бойко ответила та.

– Поглядите, на имя Осепчука ничего не приходило? Девушка быстро перебрала стопку писем и вытащила одно:

– Петру Осепчуку?

– Ага! Давайте.

– Не «давайте», – деловито заметила работница почтамта, – а покажите документ.

Осепчук протянул солдатскую книжку, и девушка внимательно посмотрела на фотографию.

– Такая красавица и такая бдительная! – осклабился Осепчук.

Девушка покраснела и отдала документ, а затем и письмо.

Присев на лавочку, Осепчук разорвал конверт. В нем была та же открытка, что он отправлял несколько дней назад, но уже с только ему понятной надписью на обороте: «Анна № 068 16 1б15 п».

Когда на Спасской башне пробило пять с четвертью, Таня машинально подошла к старинным часам, стоявшим на письменном столе отца, и привычным с детства жестом подвела стрелки. Но поняв всю бессмысленность только что проделанной процедуры, завелась еще больше, вновь открыла папку со старыми фотографиями, лихорадочно отобрала несколько снимков и положила их в свою сумочку. Неожиданно в комнату зашла Вера, но Таня сделала вид, что ничего не заметила.

– Ты что, уезжаешь куда-то? – спросила Вера. Таня продолжала игнорировать школьную подругу.

– Тань, я все-таки к тебе обращаюсь! – настойчиво повторила Чугунова.

И тут Татьяна посмотрела на Веру так, что та не выдержала и отвела взгляд.

– Сначала ты за Лешкой бегала, а теперь за моего отца решила взяться?

Это был не просто упрек Это был вызов к бою.

– Ах, вот в чем дело…

Вера с грустью подняла глаза на подругу. В этот момент она испытывала одновременно и злость, и досаду.

– Ой, вот только не строй из себя наивную простоту! Вера еще раз попыталась вразумить подружку:

– Таня, ты не права. Я в твоем доме лишь потому, что так захотел Петр Саввич. Ты же знаешь мои обстоятельства…

Танька, которая уже была готова успокоиться, вспыхнула с новой силой.

– Обстоятельства?! – чуть не закричала она. – Тебе что, пятнадцать лет? Ты что, сама не можешь о себе позаботиться?

В глазах у Веры появились слезы.

– А ты знаешь, что такое остаться совсем одной? Неужели ты не понимаешь?

– Я и понимать ничего не хочу! – сорвалась на крик Таня. – У меня, слава богу, глаза есть. И я вижу, что творится с моим отцом. Все, привет!

Она захлопнула папку, сгребла несколько вывалившихся фотографий со стола и пошла в прихожую. Но, видимо, сказанного ей показалось мало. Уже на пороге она обернулась и со злой усмешкой произнесла:

– Да! Когда в загс соберетесь – весточку черкните.

И хлопнула дверью так, что с антресолей упали старые журналы.

Шапилин шел по кремлевским коридорам, на ходу вытирая пот с лица. Ворвавшись в кабинет, Петр Саввич бросил папку на стол и схватил графин. Лешка, с нетерпением дожидавшийся его все это время, поднялся со стула и нерешительно спросил: