Мэри Роуз

Он неторопливо вышел из-за стола, велел слугам принести ему берет и шаубе. Он мог бы попытаться бежать. Были готовы люди и корабли, способные вывезти оказавшихся под угрозой ареста реформаторов в безопасные немецкие княжества, но он не мог смириться с мыслью о том, что придется оставить Джеральдину. Однажды он предпринял робкую попытку поговорить с ней об этом, но она оборвала его на полуслове.

— Меня в немецкую глушь ты не увезешь, Роберт, — заявила супруга. — Здесь, при дворе, у меня и так мало того, ради чего стоит жить, но там будет меньше, чем ничего.

«У тебя был бы я», — с горечью подумал он и представил себе, как она смеется.

— Король прислал вам карету, — между тем сообщил ему посланник.

«Что ж, хоть не лодку». — Роберт вздохнул. Значит, его не повезут по реке в Тауэрскую тюрьму. Год назад на Темзе кишмя кишели лодки, поскольку никто из лондонцев не хотел отказать себе в удовольствии увидеть, как ненавистного кардинала Уолси повезут в то место, где он будет отбывать свое наказание и претерпевать всяческие мучения. В конце концов король проявил милосердие и пощадил кардинала.

За эту мысль Роберт решил твердо держаться, пока королевская карета галопом мчалась сквозь ночь и непогоду Нет, в отличие от Уолси он не был советником короля в течение многих лет, однако оба они пережили славные времена. За те месяцы, на протяжении которых создавался справочник для кораблестроителей, монарх династии Тюдоров никому не уделял столько внимания, сколько ему, графу Рипонскому. Роберт заставит его поверить в то, что все это не конец, что будут еще корабли, появятся новые труды, а значит, воплотятся и мечты о морской империи.

Но как такое может быть? Он сам запечатал источник, скормив паразитам ясный ум, фонтанировавший идеями. «Ради Библии Тиндейла, — тысячи раз оправдывался он перед самим собой, — ради будущего Англии», — но ничего не помогало. Он украл у своей страны самый прекрасный талант из всех, что ему доводилось встречать, а самого себя лишил единственного человека, с которым хотел бы дружить.

Как он умер? «От полного истощения, — говорила Джеральдина, получившая известие. — От тифа и загноившейся раны в груди».

Три причины смерти? Может ли человек умереть тремя смертями, одна хуже другой? Роберт хотел любой ценой узнать, что произошло, но потом пожалел, что затеял расспросы.

Почти четыре года он получал вести от Энтони Флетчера из Клинка, всякий раз изыскивая тайные пути, и тексты с рисунками узника позволяли ему продолжать работу над их общей мечтой. В награду он посылал ему в темницу самое лучшее, лакомые кусочки, которые никогда бы не попробовал Флетчер, шерстяные одеяла и взятки, чтобы охранники не истязали его по окончании мучительных допросов, как часто бывало в темницах. Но ему все же пришлось умереть таким образом, нелегким и недостойным.

А если бы он сам сидел в Тауэре? Стал ли бы кто-нибудь посылать деньги стражникам, чтобы избавить его от мучений и унижения? В щель между занавесками Роберт глядел на проносившуюся мимо черную Темзу и вдруг почувствовал ужасный холод. У него не было никого. Ни сына, ни друга, только Джеральдина, которая, наверное, даже не заметила бы, если бы у нее отняли мужа.

Зато Роберт очень быстро осознал тяжесть потери, когда у него отняли Флетчера. Внезапно из Клинка перестали поступать ответы. Вся его напористость, намеки и обещания ничего не дали. Вскоре он столкнулся с трудностями в работе, поэтому нужно было как можно скорее выяснить причину молчания и устранить ее с пути. Поскольку он уже не доверял своему тогдашнему посреднику, он нанял другого, нидерландца по имени Давид, который сам подвергался преследованиям за лютеранство, — и тот служил ему до сих пор. Когда Давид прибыл в дом с известием, он застал только Джеральдину, о которой Роберт говорил ему, что он может полностью доверять ей. Позже жена встретила его в дверях — на его памяти это был один-единственный раз.

«Твой черный неназываемый мертв».

Роберт думал, что ничто не может огорчить его больше, чем то, что Джеральдина никак не могла забеременеть от него. Но это известие было подобно удару обухом по голове. Вплоть до того момента он убеждал себя, что однажды, когда его положение станет более прочным, он сможет вытащить Флетчера из тюрьмы. Однажды они продолжат с того, на чем остановились, и Флетчер поблагодарит его за то, что он поддерживал в нем мечту. Но теперь все пропало. Без посланий из темницы он не сможет выполнить капризные пожелания короля. Его звезда стала закатываться и, судя по всему, сегодня погаснет совсем.

Дворец Уайтхолл, окутанный молчанием, возвышался в ночи. Стража расступилась, пропуская карету с Робертом в мрачную пасть ворот. Выедет ли он из этих ворот, будет ли он тем же человеком, кем был сегодня? Поскольку он был из числа высшего дворянства, его не могли подвергнуть пыткам, но вряд ли подобные тонкости закона будут волновать палачей, без зазрения совести отправлявших людей на костер.

Слуга в ливрее с королевскими инициалами ждал его на переднем дворе. Не поздоровавшись, не выказав положенного уважения, он повел его по одной из задних лестниц наверх, в личные покои Генриха.

Никакого трибунала. Интимная встреча со своим королем, сидевшим в подбитом мехом халате у огня. Перед ним стоял столик с закусками. Король ел пальцами. В комнате воняло угрем.

— Ваше Величество.

— Ах, бросьте. Оставим формальности.

— С удовольствием. — В тот самый миг, когда Роберт поднялся с колен, у него началась икота и он никак не мог остановиться. Недуг давно уже не одолевал его, и он забыл, как с ним бороться.

— Эй, вам что, нехорошо? — рявкнул король.

— Простите, — выдавил из себя Роберт, корчась от приступа икоты. — Просто небольшое недомогание. Выпил бокал плохого вина.

— Возьмите себя в руки, — отозвался Генрих VIII. — Я позвал вас сюда, чтобы поговорить, а не для того, чтобы наблюдать, как вы исторгаете из себя жалкие крохи своей души.

«Поговорить. Не для того, чтобы устроить арест». Роберт проглотил слюну, усилием воли заставил себя собраться.

— Нижайше прошу прощения.

— Да, да, я понял, — отмахнулся король. — Присаживайтесь. Угря предлагать не буду, а то вы опять начнете плеваться. Сказать вам? Вы излишне чувствительны. Ваши далеко идущие планы звучат красиво, но вы падаете вместе со всеми своими воздушными замками, стоит взвалить на вас малейший груз. Так было и с нашими планами насчет флота, верно? Несколько хорошеньких посудин мы построили, «Мэри Уиллоуби» неплохое судно, но с таким водоизмещением — двести тонн — это же просто игрушка. Когда все стало серьезно, когда стало нужно строить суда для мужчин, вы поджали хвост. Я уже целый год и один день жду чертежа, прямо как иудеи своего мессию, ха-ха!

Его «ха-ха» опять прокатилось по комнате, затем оборвалось, а когда он заговорил снова, в голосе уже не было насмешки, только холод.

— Насчет «Мэри Роуз», которую вы модернизировали, мне сказал герцог Саффолкский, будто она заваливается набок от малейшей ряби на волнах, гораздо хуже, чем мой «Генри Грейс э’Дью», по поводу которого вы возмущались. В его случае вы проделали отличную работу, поэтому для меня тем более остается загадкой, почему же с «Мэри Роуз» получился такой пшик. Скажите мне правду, Роберт, куда подевалась ваша способность создавать красивые корабли на пустом месте?

Король пристально смотрел на него своими маленькими глазами. Роберт обхватил себя руками прежде, чем его снова одолела икота.

— Не знаю, — поспешно произнес он.

— Дело в женщинах, Роберт? Может быть, ваша супруга выпивает из вас все соки, как моя — из меня?

Роберт колебался. Затем икота прекратилась и он кивнул. Кто скажет, что это неправда? Если бы он направил силы, которые тратил на то, чтобы завоевать любовь Джеральдины, на свои планы и мечты, возможно, ему удалось бы свершить много великих дел и без посторонней помощи. Флетчер никогда никого не любил, только дерево, из которого получались доски и шпангоуты.