Честь Шарпа

— Ангел! Ангел!

Мальчишка засмеялся. Он спрыгнул со спины Карабина и обнял Шарпа.

— Майор! — Он хлопал Шарпа по спине. — Вы здесь!

— Откуда ты взялся?

— Ваше лицо! — Ангел снял плащ и настоял на том, чтобы накинуть его на плечи Шарпа.

— Как, черт возьми, ты нашел меня? — Шарп взял предложенную флягу с вином и прижал к губам. Это было прекрасно.

Ангел всего лишь следовал приказу. Майор Хоган приказал ему не оставлять Шарпа, и когда уланы повезли Шарпа на юг, Ангел двинулся следом. Он скрывался вне Бургоса, наблюдая за Главной дорогой, чтобы увидеть, если Шарпа повезут на восток.

Мальчик видел взрыв. Потом, когда последние из французов ушли из города, и он не видел с ними пленных, он попытался узнать новости о Шарпе.

— Они сказали, что вы мертвы.

— Кто сказал?

— Люди, которые работали на французов. В замке был один английский военнопленный, но здание, где он был, развалилось.

Шарп усмехнулся.

— Я ушел до того.

— Поэтому я обыскал руины. — Ангел пожал плечами. — Ничего. Потом пришел El Matarife, и я спрятался снова.

— Чего он хотел?

— Был слух, что французы оставили своих раненых в больнице. Это было не верно. — Ангел кивнул на дорогу. — Он поехал за ними.

— Я видел его.

Мальчишка усмехнулся.

— Так что теперь?

— Мы найдем Веллингтона. — Шарп посмотрел на Карабина и внезапно понял, что все будет в порядке. Он громко засмеялся, забыв про усталость. — Мы выиграем эту проклятую войну, Ангел. Ты и я, только ты и я! — Он ласкал терпеливую, сильную лошадь. Карабин отвезет его к Веллингтону, он оправдает себя — и он засмеялся, подумав, что сделает все, что Элен хотела, чтобы он сделал, но сохранив свою честь. — Мы идем, чтобы выиграть эту проклятую войну!

Армия пыталась уснуть. Некоторые преуспели в этом, другие слушали, как дождь барабанит по парусине палатки, как совы ухают в долинах, а с холмов доносится вой волков, тревожа лошадей. Плакали дети, но матери их успокоили.

Спустя час после полуночи дождь прекратился, и медленно, рваными кусками, очистилось небо. Впервые за неделю показались звезды. Ветер был все еще холодным, заставляя дрожать часовых, которые смотрели во тьму и мечтали об утре.

Горны пробудили армию, когда звезды все еще ярко мерцали в небе. Завтрак был холодным. Палатки собрали и свернули. Солдаты ворчали, дрожали и благодарили Бога, что хотя бы не льет. Им хватит и тех неприятностей, что ждут их сегодня.

Капитан Д’Алембор, пробираясь через грязь и высокую траву с кружкой чая в руке, кричал в темноту, ища свою роту. Голос сержанта Харпера ответил ему.

Капитан стоял, дрожа, над небольшим костром.

— Слава Богу, не идет дождь.

— Да. — Харпер казался довольным.

— Полковник говорит, что это так.

— Мог бы приказать ему закончиться. — Огромный сержант скатывал свое одеяло. Южный Эссекс совершал поход без палаток.

Капитан Д’Алембор, который никогда не участвовал в настоящем сражении, был возбужден.

— Они считают, что французы ждут за холмами.

— Но невдалеке, а? — Харпер рассмеялся. — Значит, будет сражение, да?

— Так они говорят.

— Со всем удовольствием, сэр. Это подходящий день для битвы, если не будет дождя.

— Я уверен, что мы покажем себя с лучшей стороны, сержант.

— Мы всегда так делаем, сэр. — Харпер привязал одеяло к ранцу. — Фарелл! — От крика Харпера Д’Алембор подскочил.

— Сержант? — донесся жалобный голос из темноты.

— Вставай, ты, протестантский ублюдок! Нас ждет сражение, мы будем драться!

Некоторые солдаты смеялись, некоторые стонали. Харпер усмехнулся успокоительно капитану Д’Алембору.

— Парни будут в порядке, сэр, не сомневайтесь.

Капитан Д’Алембор, что весьма понятно, сомневался, будет ли в порядке он сам. Он улыбнулся.

— Допьете чай, сержант?

— Вы — джентльмен, сэр, воистину так. Благодарю вас. — Харпер наклонил кружку и проглотил то, что оставалось, в три больших глотка. — Вы держите пари, сэр?

— Я — да.

— У меня такое чувство, что мы увидим старого друга сегодня. — Сержант сказал это просто, совершенно уверенным голосом.

Капитан Д’Алембор, который привык доверять сержанту Харперу, вздохнул. Он знал, что ирландец никогда не принимал смерть Шарпа, и капитан боялся того, что случится, когда Харперу станет ясно, что майор действительно мертв. Ходили слухи, что до того, как он встретил Шарпа, Харпер был самым недисциплинированным солдатом в армии, и Д’Алембор боялся, что он станет таким снова. Офицер осторожно подбирал слова. Это был первый раз, когда Харпер заговорил о Шарпе после казни, и Д’Алембор не хотел слишком резко разбивать надежды ирландца.

— Что, если вы не увидите его, сержант?

— Я думал об этом, так что увижу, сэр. — Харпер ударом кулака посадил на место свой кивер. Изабелла куталась в одеяло возле него. Харпер улыбнулся. — Не может быть, чтобы Носатый повесил его — не после того, как Шарп спас ему жизнь, сэр. И никаким образом лягушатники не могли убить его, стало быть, он должен быть живой. Он вернется, сэр, и если мы идем сражаться, то там он и будет. Фунт говорит, что я прав.

Д’Алембор усмехнулся.

— У вас нет фунта.

— Сегодня вечером будет, однако. Фарелл! Ты, языческий ублюдок! Вставай! — Харпер оглянулся на офицера. — Фунт?

— Вам нужны деньги, Харп. Вы женитесь.

— Христос! Не говорите об этом. — Харпер казался мрачным. — Я все-таки ставлю фунт, сэр.

— Я принимаю.

В долине пела труба. В темноте тысячи солдат строились. Позади у них был эпический поход через горы, и за следующим холмом — Витория.

Они отправились в путь на рассвете, колонны разъединились снова, но все двигались в восточном направлении, двигались на врага. Колоны шли через туманные долины, шли к Витории, шли к сокровищам империи и собирались сражаться.

Глава 19

Дождь, наконец, прекратился, и на рассвете в понедельник, 21-го июня 1813 года ослепительное солнце пускало золотые стрелы вдоль долины Памплоны, отражаясь от шпилей Витории, и слепило глаза немногих британских всадников, которые поднялись на холмы к западу от города.

Они не могли видеть ничего во французском расположении ниже них. Широкая долина, в которой стояла Витория, была покрыта туманом — туманом, который стал еще гуще от дымов бесчисленных походных костров. Всадники дозора, казалось, были одни в этом диком, великолепном пейзаже.

Небо было бесконечно ясно. Долины скрыты туманом, восток сиял огнем восходящего солнца, а на севере и на юге британские всадники могли видеть протянувшиеся горные хребты, четко, как на гравюре, обрисованные на фоне бледного неба. После стольких дней дождей и низкой облачности казалось почти неприличным сражаться в такой день, как этот. И все же сражаться придется, потому что по воле маршала Журдена и генерала Веллингтона сто сорок тысяч солдат пришли в эту туманную равнину, над которой, как странный остров в Белом море, выступали шпили собора Витории, позолоченные солнцем.

С запада, по долинам, которые были укрыты клочьями редеющего тумана и полумраком, совершала марш британская армия. Солдаты еще не согрелись после ночи, и лишь немногие разговаривали или пели во время марша, дожидаясь солнца и запаха пороха, которые поднимут им настроение. В каждой роте можно было услышать свистящее шипение камня по стали. Точильные камни были розданы, и солдаты точили штыки на ходу, втайне молясь, чтобы им не пришлось использовать их.

Они совершили поход через крышу Испании, дошли от Португалии до этого места, где, как нож, приставленный к горлу, они угрожали Главной дороге, благодаря которой Франция могла удерживаться в Испании. Солдаты знали, потому что их офицеры сказали им, что сражение неизбежно. Некоторые, кто уже побывал в боях, пытались не думать о том, что их ждет, в то время как другие, никогда прежде не видевшие армии противника, задались вопросом, останутся ли они в живых, чтобы помнить, как она выглядит. Некоторые, помня длинные тяжелые переходы через высокие неприветливые горы, боялись поражения, потому что если их армия будет разбита сегодня и вынуждена отступить, то им предстоит долгие недели служить добычей для охотящихся в горных долинах французских всадников с длинными копьями.