Князь Кий: Основатель Киева

Этим мы и воспользуемся. Мы навяжем противнику нашу волю. Во время нашего похода по северу Аварии мы нарушили это правило и поставили аваров в тупик. Сегодня у нас появляется возможность повторить наш успех. С востока нас поддержит булгарский царь Кубрат. Он оттянет на себя половину войск противника.

Войну против Аварии я планирую провести в два этапа. Чем это вызвано? В восточной Аварии два центра — Ольвия и Каменск. Ни один из них они не сдадут без боя. Поэтому на первом этапе мы внезапно переходим Днепр и стремительно идём на Каменск — центр экономического могущества Аварской державы. Без него она — ничто. Это знает каждый. Поэтому авары будут отстаивать его всеми наличными силами. Но подтянуть всё своё войско к Каменску кагану мы не дадим. Он просто не успеет этого сделать и бросит в бой только часть своей армии. Мы непременно разобьём его на подступах к Каменску, а затем двинемся на Ольвию, где уничтожим остатки войск противника и прогоним за Днестр.

Затем началось детальное обсуждение предстоящей войны.

27 квитеня (27 апреля) 636 года, в день Эли Алатырки, дочери Святогора, Кий получил известие, что булгарский царь напал на аварские войска, расположенные у Азовского моря. Через десять дней войска русов перешли Днепр и двинулись на Каменск. На горизонте теснились грозовые тучи, но настроение у воинов было бодрым и приподнятым.

Они шли беспрерывным потоком, громкими криками приветствуя Кия и его воевод, стоявших на высоком берегу и следивших за переправой.

Противоположный берег был пуст. Авары совершенно не ожидали нападения. Только кое-где появлялись группы кибиток, но и они быстро скрывались в синей дымке горизонта. Разведка доносила: на расстоянии двух дневных переходов войск противника не обнаружено. Путь на юг был открыт.

Целый день заняла переправа, а наутро все силы были брошены в степь. Теперь разведка сообщала князю, что авары бегут к Каменску. Местное население, узнав о вступлении войск русов в пределы Аварии, восстало. Оно нападало на ненавистных поработителей и поголовно истребляло их — от детей до стариков. Никого не щадили и стремительно наступавшие войска. Ненависть к врагу, накопленная за десятилетия жестокого ига, была таковой, что сметалось с лица земли всё аварское: по дороге Кий видел трупы людей и животных, разбросанные среди разломанных и сожжённых кибиток, поверженные культовые сооружения, гибель и запустение. В нем порой возникало чувство сожаления, но он знал, что остановить уничтожение было не в его силах; это было глубокое, идущее из глубины души каждого воина и порабощённого жителя озлобление к угнетателям, жесточайшими методами правившим местным населением и бессовестно грабившим соседние страны. Да и в душе Кия это сожаление появлялось на некоторое время, а потом вытеснялось воспоминаниями о своём десятилетнем рабстве...

На третий день наступления разведка доложила, что навстречу движется многочисленное войско неприятеля. Кий отдал приказ остановиться, после столь стремительного перехода воинам нужен был отдых. К вечеру подошли соединения противника.

Когда забрезжил рассвет, Кий поднял своё войско. Авары тоже строились в боевые порядки. Всегда они начинали бой первыми, двинув на врага железный клин.

Но на этот раз Кий решил опередить их. Он выдвинул вперёд большой отряд конницы и бросил её на передний край противника с задачей: осыпать врага тысячами стрел, потрепать боевые порядки, но в длительный бой не ввязываться и тотчас возвращаться назад. Отряд выполнил приказ точь-в-точь. Не успел он вернуться на исходные позиции, как Кий бросил второй отряд, затем третий. А потом снова первый, второй, третий... Конница подняла перед строем аваров плотный столб пыли. Под его прикрытием Кий двинул вперёд фалангу, построенную в двадцать рядов, по фронту она занимала расстояние до одного километра. Фаланга незаметно подошла к передним рядам противника на короткое расстояние и получила тактическое преимущество для короткого удара. И тогда Кий бросил её в атаку. Атака была стремительной и страшной, сопровождалась воем труб, звуком рожков и громкими криками. Натиск глубокоэшелонированной массы пехоты оказался неотразимым. Авары, истерзанные постоянными наскоками конницы, были деморализованы, не успели восстановить боевой порядок и не смогли выдержать внезапного и мощного удара. После короткого ожесточённого боя они начали медленное отступление. Видя это, Кий бросил на фланги неприятельского войска конницу. Но здесь она встретила яростное сопротивление, успех клонился то в одну, то в другую сторону. Тогда он ввёл в бой свою личную дружину. Она со всей силой нанесла удар по центру и завершила разгром так и не сумевшего перестроиться в боевые порядки противника. У аваров произошло перемешивание войск. Теперь с русами сражались не стройные ряды воинов, а толпа, которая рассекалась на отдельные части проникающими языками конницы. Ею командовал Щёк. Его красный кафтан мелькал то в одной, то в другой заварухе. Он всюду успевал. Его не брали ни меч, ни стрела. «Со смертью играет», — подумал о нём Кий, с замиранием сердца следя за братом.

К обеду сопротивление врага было сломлено. Началось его преследование, которое продолжалось до самого Днепра. Здесь многие из степняков, не умевших плавать, сдались в плен, другие пытались переплыть рек) на лошадях или подручных средствах; множество погибло в широких и глубокий водах великой реки.

Но Кия это уже мало заботило. Он готовился к завтрашнему дню. Где-то там, на юге, за зелёными холмами и туманным синим горизонтом — совсем недалеко! — раскинулся город Каменск, центр рабовладения Аварского каганата, место страдании, унижения и горячей, неизбывной любви... Завтра, завтра он войдёт в него со своим победоносным войском, встречаемый восторженными криками тысяч и тысяч освобождённых им рабов...

Кий не спал всю ночь, готовясь к этой встрече, представлял её во всех деталях. Он то выходил из палатки, вглядывался в плотную темноту, подставлял лицо слабому моросящему дождичку, зарядившему с вечера, то вновь зарывался в войлок, пытаясь забыться в освежающем сне... Под утро всё-таки задремал. Его разбудили громкие голоса. Один из них ему показался знакомым.

Он вышел наружу. Светлело, небо вот-вот должно было вспыхнуть утренней зарей. Двое воинов держали за руки авара.

   — В чём дело? — спросил он.

   — Да вот напролом пёр к твоей палатке, князь! — ответил один из его охранников.

   — Брат, это я! — воскликнул авар на родном языке, и Кий узнал в нём Мадита.

   — Отпустите! — приказал он и шагнул навстречу пленнику. Они крепко обнялись.

   — Я к тебе стремился, Кий. Был уверен, что встретимся! — хриплым от волнения голосом говорил Мадит в плечо князя.

   — Ты в безопасности, брат, — растроганно отвечал ему Кий и повёл в свою палатку. — Рассказывай, как оказался в моём стане.

   — Да как? Служил кагану, воевал. Дослужился до сотского. Потом услышал: Кий на Аварию двинулся. Ну, думаю, кроме него, моего брата, больше некому! А раз так, то я должен быть рядом с моим названым братом! Улучил момент и дал деру! Вот теперь перед тобой! Потому что нет для меня никого роднее, чем ты, Кий! Верно служить тебе буду!

   — Ни сотским, ни десятским поставить тебя не могу, языка славянского не знаешь. Так и быть, включаю тебя в число личной охраны. Будешь рядом со мной постоянно, брат!

Они ещё некоторое время проговорили, вспоминая сослуживцев, военные эпизоды, но наступало утро, пора было собираться.

Кий так торопился, что не стал ждать построения войска. Он вызвал к себе военачальников и строго-настрого предупредил о том, что в Каменске их встретят толпы освобождённых рабов и чтобы ни один волос не упал с их головы, а также не трогать оставшихся жителей из числа аваров, а приводить к нему, Кию; он сам будет судить их справедливым княжеским судом.

Пока войско строилось в колонны, Кий, взяв с собой сотню всадников, поскакал в направлении Каменска. Город явился перед ним неожиданно, когда он поднялся на холм. Справа простиралась водная гладь Днепра, слева извивалась река Конка, и между ними, опоясанные деревянными стенами и крепостными башнями, виднелись здания города. Справа? вблизи главной крепостной башни, теснились бараки, в одном из них он прожил все годы рабства; бараки были все одинаковые, но он всё-таки узнал тот, в котором когда-то обитал. Гулко билось сердце, когда рассматривал он тёмные крыши бараков и Акрополь, где жила знать, где когда-то встречался он с Тамирой...