Порт-Артур. Том 2

Неторопливо проплыл тралящий караван – четыре землечерпалки-грязнухи и два небольших парохода. Усиленно дымя, они построились попарно и, заведя тралы, двинулись вдоль берега на юг к бухте Белого Волка, где и остановились. За ними начали выходить на внешний рейд вперемежку крейсера, канонерки, миноносцы. Ровно в шесть часов утра появился из-за угла Адмиральской пристани мощный, изящный корпус флагманского броненосца «Цесаревич», с чуть трепещущим на фок-стеньге [6] адмиральским флагом. Минут через пять, пробравшись через проход и минные заграждения, он отдал якорь на внешнем рейде, залитом ослепительным светом взошедшего солнца.

Зелено-голубая гладь горизонта была еще подернута утренним туманом, сквозь который чуть проступали силуэты сторожевых японских судов. Они пытались подойти поближе к Артуру, чтобы лучше рассмотреть маневры русской эскадры, но тотчас «Новик», густо задымив из всех своих труб, стремительно ринулся вперед, неся на носу огромный белый бурун. Стайка миноносцев наперегонки с ним тоже кинулась в сторону неприятеля. Раздалось несколько глухих выстрелов. На горизонте взметнулись столбы воды, и японцы поспешили скрыться в море. Сделав свое дело, «Новик» с миноносцами двинулся к эскадре. Дальнейший выход эскадры задержал «Ретвизан», спешно кончавший заделку пробоины, полученной накануне.

Нетерпеливый командир «Севастополя» Эссен двинулся было к выходу из гавани, но тотчас же был остановлен сигналом командующего флотом.

Едва «Ретвизан» двинулся с места, как замешкался «Пересвет». Не понимая, в чем дело, Эссен по семафору справился у командира броненосца Бойсмана о причине задержки и, узнав, что виноват Ухтомский, посоветовал ему освободиться от адмирала.

– Сразу у вас, Василий Арсеньевич, ход прибавится на два-три узла, – рекомендовал он Бойсману.

– Мне штабные крысы совсем дышать не дают. Лучше миноносцем командовать, чем плавать вместе с таким контр-адмиралом, как Ухтомский, – жаловался в ответ Бойсман.

Вмешательство Эссена все же возымело свое действие. «Пересвет» двинулся в проход. За ним следом пошел и «Севастополь».

Только в половине девятого утра, через три с половипой часа после выхода «Новика», эскадра сосредоточилась на внешнем рейде.

– Боевая эскадра, а, идя на прорыв, ползет, как черепаха, – возмущался Эссен. – Да за это время суда от Владивостока можно подтянуть к Артуру.

– Тем не менее адмирал Того что-то запаздывает, – заметил Акинфиев, находившийся в распоряжении командира.

– Ждет нас в открытом море, подальше от крепостных батарей, – ответил старший офицер капитан второго ранга Бахметьев.

Было девять часов утра. Изрядно парило. На море стояло марево тумана, сквозь которое опять замаячили японские суда. Эскадра все еще стояла на внешнем рейде, вытянувшись в кильватерную колонну вдоль берега от Золотой горы до Ляотешаня.

– Пора бы и трогаться, – нетерпеливо заметил Акинфиев. – Кажется, все в сборе.

С «Цесаревича» засигналили.

– «Флот извещается, что государь император приказал идти во Владивосток», – доложил Эссену вахтенный офицер, разбиравший сигнал.

Вскоре корабли стали сниматься с якоря и двинулись за тралящим караваном курсом на юго-запад. Вслед за эскадрой должен был идти плавучий лазарет «Монголия» – пассажирский пароход водоизмещением около пяти тысяч тонн. Он был специально переоборудован для приема и лечения раненых. Довольно быстроходная «Монголия» могла развивать ход до семнадцати узлов, не уступая в скорости крейсерам «Диана» и «Паллада». Окрашенная в белый цвет, с ясно видимыми красными крестами на бортах и флагах, она издали бросалась и глаза и резко отличалась от темно-серых боевых судов эскадры.

Командовал ею капитан Охотский [7], опытный моряк, хорошо знавший дальневосточные воды. Кроме моряков, на «Монголии» находились еще пять врачей и тридцать человек медицинского персонала Красного Креста. За день до выхода было принято на корабль также около двадцати жен и детей из семей морских офицеров. Таким образом, пароход имел уже довольно большое население, что сократило число имеющихся на корабле лазаретных коек до полутораста.

Задержавшись с приемом медикаментов, «Монголия» опоздала к выходу эскадры и догнала ее уже на внешнем рейде во время движения.

Среди медицинского персонала парохода находилась и Рива Блюм. Недавно окончившая ускоренные курсы сестер, она еще не вполне освоилась с работой и с виноватой улыбкой обращалась за помощью к другим сестрам.

Как только пароход вышел в море, все население плавучего лазарета высыпало на палубу. Вместе со всеми поднялась наверх и Рива.

– Не хотите ли полюбоваться эскадрой с капитанского мостика? Там все видно гораздо лучше, чем здесь, – предложил Риве провизор госпиталя Фейгельсон.

– Но нас туда не пустят, – усомнилась она.

– Разве есть на земле такое место, куда не пустили бы Фейгельсона? Капитан Охотский мой друг.

При появлении Ривы на мостике Охотский расшаркался перед ней и предложил ей морской бинокль.

На фоне темно-голубого неба была четко видна эскадра, вытянувшаяся в длинную кильватерную колонну. Впереди шли три пары тральщиков, за ними «Новик», а затем, густо дымя, двигались броненосцы «Цесаревич», «Ретвизан», «Победа», «Пересвет», «Севастополь» и «Полтава». Немного оттянувшись, шел отряд крейсеров – «Аскольд», «Паллада», «Диана». Миноносцы прикрывали эскадру с флангов, держась на обоих траверзах адмирала. Замыкали шествие четыре канонерки: «Бобр», «Гиляк», «Отважный», «Горящий». «Монголия» пристроилась – в кильватер миноносцам, идущим с западной стороны эскадры.

– Эх, нет нашего «Баяна»! – сокрушался Охотский. – Он один стоит больше, чем «Даша» и «Палаша», вместе взятые, – ткнул он биноклем на «Диану» и «Палладу». – Ход эскадры уж очень мал – всего шесть узлов. Так до Владивостока и в неделю не доберемся.

– Слева по корме появились дымки, – доложил вахтенный сигнальщик флотского экипажа.

– Вот Того! Ведет всю свою эскадру. Раз, два, три… – начал Охотский считать дымки приближающихся судов, но скоро сбился.

– На левом крамболе еще дымки, – опять показал сигнальщик, – и на правом траверзе – тоже.

– Никак, японцы начинают окружать нашу эскадру? – забеспокоился Охотский. – По приказу мы должны держаться против четвертого от головы мателота [8] с противоположной противнику стороны, вне досягаемости артиллерийского огня. Но сейчас противник появился со всех сторон. Где же мы должны находиться?

В это время на «Цесаревиче» подняли новый сигнал: «Иметь ход десять узлов, соблюдать расстояние».

Эскадра постепенно начала прибавлять ход. Но не прошло и четверти часа, как «Цесаревич» круто бросился в сторону и застопорил машину. На мачте взвился сигнал: «Не могу управляться».

– Поломка! Не могли перед походом отремонтироваться как следует, – сердито пробурчал капитан.

Вся эскадра уменьшила ход. Остановился и плавучий лазарет.

Взоры всех с тревогой были обращены на адмиральский корабль. Воспользовавшись задержкой русской эскадры, японцы быстро приближались.

Сигналом с «Цесаревича» был отпущен под охраной канонерок и миноносцев второго отряда шедший впереди тралящий караван. Вскоре «Цесаревич» прибавил ход. За ним последовали и остальные.

Все корабли усиленно дымили, и над эскадрой стояло сплошное черное облако, сквозь которое с трудом пробивалось солнце. На горизонте все яснее выступала подходившая со всех сторон японская эскадра.

– Жаркий сегодня будет день, – говорил Охотский, – бой предстоит весьма сильный. Японцев вдвое или втрое больше наших.

Поравнявшись с «Отважным», Охотский в мегафон спросил у Лощинского указания, где ему находиться.

– Вернемся в Артур! – вместо ответа предложил Лощинский.

Мостик маленькой канонерки оказался внизу «Монголии». Бронзово-красный Лощинский, сняв фуражку, вытирал свою лысую голову и, по обыкновению, добродушно улыбался.