Брат Третьей Степени (Эзотерический роман)

Слова дона Игнацио обладали укрепляющей силой, и отец, покачав головой, сказал:

— Дорогой брат, вы говорите истину. Я очень любил свою жену, наверное, моя любовь стала эгоистичной. У меня нет сомнений: все произошло так, дабы я вспомнил о долге и направил свою любовь к другим людям. Я буду стоек и никогда более не забуду, что есть истинный труд человека. Я подчинялся приказам Учителей, полностью доверял их высочайшей мудрости и отныне посвящаю свою жизнь человечеству и истине. — Говоря это, отец поднялся — сама решимость, и его печальное бледное лицо осветилось благородным спокойствием.

— Сын мой, Альфонсо, — обратился он ко мне, — помни слова, произнесенные здесь, запечатлей их в разуме и сердце. Твоя мать не мертва. Смерти нет. В этом действии или процессе, который так называется, мы переходим от тюрьмы плотской формы ко вселенским свету и любви. По всей вероятности, твои мать и сестра-совершили переход от нашего рода жизни в высшие планы радости и труда. Нам осталось завершить свои дела здесь и заслужить право присоединиться к ним. Последуешь ли ты за мной? Соединишь ли свои усилия с моими ради достижения этой цели?

Сила слов отца потрясла меня, новая жизнь билась во мне, и внутренний голос звал: «Вперед! Вперед!» С решимостью и энтузиазмом, каких никогда прежде не выражал, я произнес: «Да». Отец поцеловал меня, а дон Игнацио, схватив мою руку, сказал:

— Ты — благородный сын, тебе суждена великая работа, большую мудрость ты обретешь и выйдешь в запредельное. Иди с отцом, учись прилежно, он многому способен научить. Будь чист, будь благ и полон любви к человеку, ибо цель твоя определена и определенна.

Мы оставались у дона Игнацио до следующего дня. Газетный отчет о буре вкратце был таков: она пронеслась по всему побережью и заливу; все суда, находившиеся в море, несомненно, пропали без вести. За отчетом следовал список пассажиров «Альтаты», где после «сеньора Нина Колона с дочерью» были упомянуты двое неизвестных, которые взошли на корабль, когда тот уже снимался с якоря, и чьи имена не успели зарегистрировать.

На следующий день мы с отцом вернулись домой, и с той поры я стал его почти постоянным спутником. Он больше не запирал старую лабораторию и в ней обучал меня химии. Я изучал также все, что относилось к медицине. Отец был как никогда усерден по отношению к больным. Я сопровождал его в визитах, слушая по дороге лекции. Время шло, познания мои возрастали, отец говорил со мной все более открыто и, наказывая хранить тайное, многое поведал об оккультных теориях в медицине, рассказал более полно о своем обучении в Париже. Матушка и сестра не ушли из наших мыслей и разговоров. Мы часто беседовали о них, но, даже испытывая печаль, владели своими чувствами и не теряли времени в бесполезном сожалении о прошлом.

Однажды, говоря о своих достижениях в медицине, отец сказал: «Я лечу заболевания не так, как полагают многие. Успех мой обусловлен не моими учеными степенями и не дипломом, полученным в одном из самых известных университетов мира, но знаниями, почерпнутыми в определенных тайных школах, учеником которых я состоял в Париже. Эти школы, неизвестные широкой публике, существуют еще со времен Месмера и Сен-Жермена, учения которых содержат гораздо больше, чем думают невежды. Те школы бдительно охраняются. Только достойный может быть допущен, ибо знание, которое они открывают, могло бы стать ужасающей силой зла в руках эгоистов и злоумышленников.

Я надеюсь, сын мой, обеспечить твой прием в такую школу, когда ты станешь старше, поскольку никому не дано вступить туда ранее двадцати одного года. За это время ты должен получить обычное медицинское образование, ибо в наш век поверхностных знаний нельзя открыто практиковать то, чему там обучают. Поэтому, ты должен будешь скрыть свою практику под обычной вывеской, как это делаю я. Многие способы лечения я применяю, в том числе и такие, которые, если бы о них стало известно, были бы названы суеверием, а я прослыл бы шарлатаном».

На мой вопрос, связана ли эта тайная школа с великим Братством, отец ответил, что да, она составляет часть полуэзотерической секции, и что все члены четвертой степени посылают туда своих детей, чтобы те получили как эзотерическое, так и экзотерическое образование.

— Помни, сын мой, — добавил он, — члены четвертой степени должны обладать властью и влиянием в мире, но не для исполнения своих эгоистических целей, а чтобы таким образом стать более действенными орудиями блага. Каждый кандидат в члены должен овладеть тремя важнейшими профессиями, изучив медицину, юриспруденцию, искусство. Все это будет разъяснено тебе позднее, когда настанет подходящее время.

— Принимают ли в эту школу женщин, и училась ли в ней матушка? — спросил я.

— Принимают. Твоя мать окончила ее. Хотя женщины потом могут не заниматься профессиональной практикой, если того желают, все экзамены они сдают наравне с мужчинами. Твоя мать получила высшие баллы по искусству и музыке, была в высокой степени специалистом в изготовлении лекарств и диагностике заболеваний, поэтому и стала моим неизменным советчиком во всех сложных случаях. В то же время она была знакома с законами различных стран, принципами управления. А когда дело касалось закона в его философском аспекте, немногие могли с нею сравниться.

Помни, Альфонсо, именно там я встретил твою мать. И чтобы объяснить тебе нашу с ней замечательную близость, скажу, что все члены четвертой степени Братства посылают в школу сына и дочь; этой практики придерживались наши братья до нас в течение многих прошедших столетий. Где бы ни были эти школы, знание законов продолжения рода, преподанное в них, позволяет всем, кто выходит оттуда, привести в свой дом достойных супругов. Каждые отец и мать воспитывают сына и дочь, и так организация продолжает свое существование, когда старшие члены переходят на более высокие ступени, где брак в общепринятом смысле неведом. Со мною в Париже была моя единственная сестра, вышедшая замуж за собрата; от нее у меня нет вестей уже двадцать лет.

У твоей матери также был брат, который не вступил в брак. Он прошел особое обучение и замечательно преуспел. В отношении него я не могу сказать ничего более. Я надеюсь, что, когда ты поедешь в Париж, подобно мне, то тоже найдешь заключенную в женскую форму душу, которая будет соответствовать твоей и во всей полноте будет достойна твоей любви.

— А как заполняются пустоты, когда кто-либо умирает? — спросил я, думая о своей утраченной сестре.

— Это, сын мой, принадлежит к тайнам посвящений, которые я не во-пен открывать. Достаточно сказать, что есть советы, которые следят за этим. И помимо тех, кому предстоит стать членами по праву рождения, существуют такие, кто становится ими путем усыновления.

…Так прошло семь лет. Я неизменно состоял учеником своего отца. Об «Альтате» так ничего и не было слышно со дня того рокового шторма. Ни слова о матери. Когда бы я ни заводил разговор с отцом об этом предмете, он упорно настаивал на том, что матушка жива, и тогда вдавался в пояснения, говоря, что она была посвящена в Третью степень, члены которой выше смерти, они бессмертны.

— Но если это правда, — возражал я, — почему мы от нее не получили пи единой весточки?

— Сын мой, ты не понимаешь, — отвечал он торжественно. — Те, кто принадлежит к Третьей степени, не ведают связей, подобных связям мужа, жены, родителей. Ни одно существо, кроме им подобных, не может требовать их любви, ибо она безгранична, всеобъемлюща и принадлежит всему человечеству.

Итак, мне исполнился двадцать один год; я был весьма образован в области медицины и в других науках. Моя любовь к знаниям стала почти ненасытной. Тем не менее, несмотря на столь сильное увлечение учебой, мне не позволялось пренебрегать требованиями социальной жизни.

— Поскольку поле твоей деятельности находится в мире социальном, ты должен знать его уклад и обычаи, — говорил отец. — И нет нужды прерывать свои взаимоотношения с ближними ради занятий наукой. Прекращать их надо лишь с тем бездумным обществом, где тщеславие, фривольность и мода иссушают сердце и убивают душу.