Мария, княгиня Ростовская

— Ищите старшего! — Евпатий Коловрат вытирал меч, дымящийся от свежей крови.

— А чего его искать, вот он, туточки! — двое черниговцев подтащили высокого монгола, правая рука которого была отсечена по локоть и наспех перетянута жгутом. Монгол хрипел, вращая глазами от ярости и боли, но на ногах стоял — пришлось коротким ударом в спину повалить его на колени. Один ратник заломил монголу уцелевшую руку к небу, второй взял за волосы и поднял голову.

— Варлам, ты тут?

— Тут я, Евпатий… — отозвался монах-переводчик.

— Спроси-ка, что за птица?

Слепой Варлам, поддерживаемый под руку кем-то из Рязанцев, вышел вперёд. Заговорил по-нерусски ровным, мёртвым голосом. Онфим Лыжа поёжился — так, наверное, разговаривала со своими подопечными сама Марана-смерть [древнерусское языческое божество. Прим. авт.]

Монгол заговорил в ответ лающим, срывающимся голосом.

— Он говорит, воевода, звать его мы все должны «мой господин», и что мы все уже покойники. Ещё он предлагает нам всем зарезаться, ибо участь тех, кто не успеет, будет ужасна. И больше он нам ничего говорить не намерен.

— А скажет всё, что спросим, — спокойно ответил Коловрат.

По разгромленному лагерю бродили ратники, добивая раненых монголов.

— Евпатий, гляди-ко…

Четверо ратников несли девушку с распоротым животом и отрезанными грудями. Взгляд Коловрата, и без того неласковый, стал похож на расплавленный свинец.

— Все видели?

Монгол, преодолевая боль, ощерился волком.

— Он говорит — она посмела противиться воле воинов Повелителя, и за это наказана. Ещё он говорит, что нам рассчитывать на столь лёгкую смерть не приходится, — перевёл Варлам всё тем же ровным, мёртвым голосом.

— Дозволь, Евпатий, — вышел вперёд кузнец Ктырь. — Не люблю сих дел, но кому-то надо ведь…

Евпатий кивнул согласно.

— Спроси его, Варлаша, где стоят силы Батыевы и каковы их планы ближайшие…

— … Ты можешь идти. — Бату-хан говорил ровно, но люди, знавшие его близко, легко уловили бы — гонец серьёзно рисковал, передавая Повелителю Вселенной свою весть.

Когда гонец, пятясь, исчез из виду, Бату-хан с силой швырнул чайную пиалу оземь, брызнули белые крошки фарфора.

— Нет, ты слышал, Сыбудай — это уже третья тысяча! Откуда они взялись, эти бешеные урусы? Неужто урусские шаманы могут воскрешать мёртвых?

— Мёртвые всегда остаются мёртвыми, мой Бату, — старый монгол невозмутимо прихлёбывал чай мелкими глотками. — Не следует искать там, где не терял. Я полагаю, всё просто. Это, должно быть, войско, присланное коназом Магаилом. Но, возможно, эти воины засланы сюда коназом Горги, чтобы замедлить твоё продвижение на его земли.

— Я завтра же отдам приказ двигаться на Коломну!

— Нет, мой Бату, — Сыбудай шумно высморкался в полу халата. — Ты не можешь идти вперёд, оставив за спиной вражеское войско.

Брови Бату поползли вверх.

— Как я понял, урусов совсем мало, одна-две, пусть даже три тысячи. Что может сделать шайка лесных разбойников против нашей орды?

Лицо Сыбудая казалось высеченным из камня, но глаза остро блеснули из щелей век.

— Это не шайка лесных разбойников, мой Бату. Это настоящий противник, и очень опасный. Не забудь, что мы находимся в урусских землях. К этому человеку потянутся люди из разорённых твоими воинами селений. Ему будут помогать все, и каждая новая победа будет укреплять урусов в мысли, что нас можно бить, притом безнаказанно. Это крайне опасная мысль, мой Бату.

Лицо молодого монгола выразило задумчивость. Бату-хан взял с золотого блюда гроздь янтарного винограда, посмотрел на свет.

— Если я быстро разобью коназа Горги и возьму Владимир и Суздаль, это докажет урусам, что сопротивление бесполезно.

— Нет, мой Бату. Во-первых, коназ Горги вряд ли будет дожидаться тебя во Владимире. По слухам, он намерен собирать большое войско. Вероятно, он хочет ударить тебе в спину, внезапно, во время осады. Прижать к стенам города и разгромить — я бы на его месте сделал именно так. А этот дикий урус тем временем будет уничтожать твои отряды, посланные за сеном и продовольствием, поодиночке, как лиса душит кур. Посылать же целый тумен за каждой копной сена невозможно. Это голод, мой Бату. Но хуже того — в сердца твоих воинов вползёт страх, и это будет уже совсем другое войско.

Молодой монгол положил гроздь на блюдо.

— Я весь внимание, мой мудрый Сыбудай.

Сыбудай отёр лицо рукавом.

— Послушай моего совета, Бату. Пока твои воины не начали ходить под себя из страха перед кустами, следует все силы бросить против этого дикого уруса. И делать это надо быстро, пока к нему не собрались все недобитки этой земли.

Мария ещё раз пробежала глазами письмо, вздохнув, присыпала песком и стряхнула. Пламя свечей заколебалось от движения воздуха.

— Савватий, отвлеку я тебя…

— Для тебя завсегда рад, матушка моя.

Книжный хранитель сидел в своём закутке, обложившись фолиантами, делая какие-то выписки. Ирина Львовна в позе сфинкса возлежала напротив, очевидно, контролируя работу отче Савватия — учёный он, конечно, ну да мало ли, за человеком вообще глаз да глаз нужен…

— Чего ищешь-то, отче?

Книжник обернулся всем корпусом.

— Ищу я, матушка, все истории нашествий, сколько есть.

— И много нашёл?

Савватий вздохнул.

— Много. Ежели в корень смотреть, то почитай одни нашествия в памяти людской и остались.

Помолчали.

— Вот отчего так, Савватий… Живут люди, любят друг друга, детей растят, хлеб… Дома строят и прекрасные храмы. Ловят рыбу, на свадьбах гуляют, на Ивана Купалу папороть-цветок ищут да сквозь огонь прыгают. Смеются, плачут — да мало ли! А остаётся на века в памяти только кровь да зло.

Светлые глаза книжника смотрели прямо.

— И я о том же не раз думал, матушка моя. Пока не понял, отчего так.

— И отчего ж?

— Всё просто. Память горести сильнее памяти счастья.

Послышался шум, и в библиотеку широким шагом вошёл князь Василько.

— Ты! — Мария бросилась к мужу, прижалась. — А я вот письмо тебе написала, отправлять собралась…

— А я уже тут.

Савватий незаметно исчез из поля зрения — негоже в такой момент под боком вертеться.

— Что там, Василько?

Мария смотрела в плотно сжатые губы мужа. И морщины на лбу легли, когда только успели?

— Плохо дело, Мариша. Вот прибыл ненадолго, рати собранные поведу в место условленное.

Помолчали.

— А вам всем собираться надо. В Белоозеро поедете, и владыко Кирилл с вами. Туда же отправляется нынче княгиня Феодосия Переславская. Князь Ярослав Всеволодович просил приютить. Бережёного и Бог бережёт.

Мария широко распахнула глаза.

— Это… Это же край земли! А как же Ростов?

Василько горько усмехнулся.

— Ты же умница у меня. Зачем пустые слова?

— … Ты возьмёшь пятьсот всадников и привезёшь оттуда всё сено, которое найдёшь. А также весь хлеб и всех девок. Всё остальное возьмёте себе. Иди, Булган.