Костры на сопках

Вот уже близко гребень горы. Мощное русское “ура” потрясает воздух, и защитники порта бросаются в штыковую атаку.

Повсюду вспыхивают жаркие схватки.

Вот кузнец Сушильников смело врезается в группу неприятельских солдат. Страшным ударом штыка он прокалывает англичанина. Но тут французский офицер набрасывается на кузнеца. На помощь кузнецу спешит сын. Он опрокидывает офицера ударом приклада и помогает отцу снова ринуться в гущу боя.

В другом месте раненый русский солдат кричит на наседающих на него солдат противника:

— Нет, врешь! Меня не возьмешь!

Стоя на одном колене, он отбивается от врагов, пока не сваливается замертво.

Каждому русскому приходится действовать почти против трех-четырех солдат неприятеля.

Отряд Паркера между тем все теснее сжимал горстку стрелков-охотников. Не мог больше поднять ружье раненный в плечо камчадал Мишугин. У Сергея и еще у нескольких охотников кончился порох. Десантники смелее полезли вверх. Вот-вот они перевалят через гребень горы и двинутся к порту.

— Камнями бей! Камнями! — закричал Сергей и столкнул вниз первый камень.

Каменный дождь обрушился на головы врагов. Но было уже поздно. Английские солдаты ворвались на гребень горы и бросились на русских стрелков.

— Гляньте, наши! — вдруг вскрикнула Маша, обернувшись в сторону порта.

Вверх по склону Никольской горы с ружьями наперевес бежал отряд русских матросов во главе с Николаем Оболенским.

Бой завязался на самом гребне горы.

Неожиданно Николай Оболенский и Чайкин заметили Сергея и Машу. Те отбивались от трех рослых английских солдат и высокого офицера.

Вот один из солдат замахнулся на Машу штыком. Сергей ринулся вперед, заслонив собой девушку, и с силой опустил приклад на голову солдата. В ту же секунду высокий офицер сбоку ударил Сергея шпагой. Сергей упал. Николай кинулся к офицеру и узнал в нем Паркера. Вероятно, и Паркер узнал Оболенского. Лицо его исказилось. Он в замешательстве отпрянул назад.

— Защищайтесь же, негодяй! — в бешенстве крикнул Николай Оболенский. Но замешательство Паркера длилось всего лишь мгновение. Он быстро оправился и ловко отпарировал удар русского офицера.

Поединок начался на узкой каменной площадке. Оболенский был искусный фехтовальщик, он обучался этому искусству в морском корпусе, но силы его после плена были надломлены, он еще не вполне оправился от потрясений.

Паркер был крепок, изворотлив, знал много запрещенных приемов.

Молча, зорко следя и нащупывая слабые места друг друга, противники сошлись в смертельной схватке. Два—три раза Паркер делал ложные выпады, пытаясь обмануть своего противника и нанести ему предательский удар. Николай был настороже. Он знал, с кем имеет дело.

Паркер начал его теснить. Николай медленно отходил, упорно защищаясь от сыпавшихся на него ударов. Злобно выкрикнув какое-то ругательство, Паркер сделал ложный выпад.

Этот выкрик словно подхлестнул Николая, вдохнул в него свежие силы. Он вспомнил, что из-за Паркера погиб матрос Сунцов, ранен его брат, что. этот человек пришел на русскую землю завоевателем, и такая в нем пробудилась ненависть, что он, собрав всю волю, ловко выбил шпагу из рук английского офицера и, изловчившись, нанес ему сильный удар в грудь.

Обливаясь кровью, Паркер упал и покатился вниз по камням.

Бой становился все ожесточеннее. Пвсюду слышались крики, ружейная пальба, лязг железа, стоны раненых. Русские действовали штыком, прикладом. Некоторые дрались просто кулаками и, сцепившись с противником, скатывались по круче вниз.

У матроса Травникова в бою сломалось ружье. Он продолжал сражаться с ножом в руках, пока не отнял штуцер у английского солдата.

Хотя в отряде Паркера были собраны самые отчаянные головорезы, но такого неистового натиска русских они не выдержали, дрогнули и, бросая штуцеры, побежали вниз, к побережью.

Матросы некоторое время преследовали их, потом повернули обратно, поднялись к гребню Никольской горы, где шло сражение с основными силами англичан и французов, и ударили им в спину.

В стане врага началось замешательство. Никто не знал, как велик отряд, напавший с тыла.

Неприятельские солдаты заметались в поисках выхода. Началась паника. Солдаты и офицеры, сбивая друг Друга, кинулись к побережью. Иные бросались прямо со скал в море, чтобы только уйти от русских штыков.

Невообразимая сумятица царила у берега. Каждый торопился поскорее занять место в шлюпке.

Офицеры прокладывали себе путь кулаками и шпагой. Переполненные шлюпки опрокидывались, крики о спасении оглашали воздух.

Вместе со всеми метался на берегу и Лохвицкий. Хотя после выстрела Маши он и упал за камни, но заряд дроби не прикончил его, а только поцарапал голову. Кругом звучали выстрелы, кричали, английские и французские солдаты, но Лохвицкий решил, что он достаточно пострадал, и не испытывал никакого желания еще раз лезть под пули. Уткнувшись в траву, он переждал, пока десантники не пробежали мимо него, и начал осторожно отползать назад. Нет, не за тем с таким трудом пробирался он к англичанам, чтобы так нелепо погибнуть от русской пули! Вскоре беспорядочный поток отступающих десантников вынес Лохвицкого к побережью. Он кидался то к одной шлюпке, то к другой, и нигде не находилось ему места.

Наконец Лохвицкому удалось впрыгнуть в переполненную людьми шлюпку. Едва она отошла от берега, как ее облепили плывущие солдаты и матросы. Они лезли через борт, кренили шлюпку набок. Началась потасовка. Те, кто сидел в шлюпке, били цепляющихся за нее по рукам, отталкивали от борта. Но это не помогло: шлюпка перевернулась. Лохвицкий вместе со всеми оказался в воде и поплыл к кораблям. Ослабевший английский солдат с обезумевшими глазами вдруг судорожно схватил его за плечи. Чувствуя, что тонет, Лохвицкий злобно схватил солдата за горло. Тот захрипел, разжал руки и захлебнулся водой.

До эскадры было еще далеко. Силы покидали Лохвицкого. От берега отошла еще одна переполненная людьми шлюпка. Лохвицкий поплыл ей наперерез. Посредине шлюпки стоял рослый офицер и, размахивая шпагой, покрикивал на гребцов и отбивался от наседавших пловцов. Лохвицкому показалось, что он видел этого офицера на военном совете у адмирала де-Пуанта.

— Господин офицер, спасите! — истошно закричал он. — Я ваш друг… Меня знают Паркер, адмирал де-Пуант… Я вам нужен…

Офицер, казалось, ничего не слышал и продолжал покрикивать на гребцов.

Лохвицкий ухватился за борт шлюпки. Рослый матрос, сидевший на корме, ударил его прикладом штуцера по голове. Лохвицкий разжал пальцы, выпустил борт шлюпки и пошел на дно.

Адмирал де-Пуант, давно уже перебравшийся на свой флагман, с ужасом наблюдал за бегством и гибелью своих солдат. Его охватил страх. Адмиралу казалось, что русские на неведомых судах сейчас подойдут к фрегату и уничтожат его! С трудом сдерживал он желание отдать приказ об отплытии. Едва дождавшись, пока последние шлюпки подошли к кораблям, адмирал распорядился отходить.

…На гребне Никольской горы Маша и Николай Оболенский отыскали Сергея. Он был жив, только сильно ослаб от потери крови.

— Поднимите меня… — попросил Сергей.

Опираясь на плечи Маши и Николая, он обратил глаза к океану, по водной глади которого спешно отходили корабли противника.

— Бегут, бегут!.. Славно! Победа! — прошептал Сергей.

К полудню на земле Камчатки не осталось в живых ни одного незваного пришельца. Был дан отбой.

Громогласное “ура” огласило побережье. Защитники порта ликовали — победа была полной. В знак победы над врагом солдаты зажгли большие костры.

Трава на склоне Никольской горы была помята, кусты поломаны, всюду виднелись следы потемневшей крови, пестрые лоскутья порванных мундиров.

Защитники порта собрали трупы погибших товарищей, положили на зеленой траве, головой к порту.

Раненых отправили в госпиталь. Туда же отвезли Сергея Оболенского и старика Гордеева. В стороне сложили трупы английских и французских солдат, которых противник в панике не успел взять на свои корабли.