Чингисхан. Пенталогия (ЛП)

Мункэ горестно погладил живот. Как у всего на свете, у мира есть цена.

Хан поднялся – колени хрустнули – и негромко застонал, когда Ури, его главный советник, принес новые свитки.

– Уже почти полдень. Сперва поем, потом просмотрю их, – сказал Мункэ.

Целый час он уделит детям, когда они вернутся из городской школы. Мандаринским и персидским языками они будут владеть, как родным. Сыновей, когда вырастут, Мункэ сделает ханами. Точно так же старалась его мать: старшего сына она возвышала и продвигала больше, чем остальных.

Ури опустил свою ношу – свитки, перевязанные бечевкой. В руках у него остался лишь один, и Мункэ вздохнул, прекрасно зная нрав своего советника.

– Ладно, говори, только быстро.

– Это доклад о цзиньских владениях вашего брата Хубилая, – начал Ури. – Стоимость нового города получается непомерной. Вот здесь у меня цифры. – Он вручил свиток Мункэ, который, нахмурившись, снова сел и принялся читать. Закончив, изрек, пожав плечами:

– Когда он все потратит, кампанию придется свернуть.

Ури опасался обсуждать царевича. Чувства Мункэ к Хулагу, Арик-бокэ и Хубилаю простыми не назовешь. Вопреки жалобам хана, вмешиваться в их отношения никому не хотелось.

– Господин мой, из отчета видно, что брат ваш уже растратил почти все средства, которые вы ему выделили. У меня есть донесения о том, что он разыскивает в сунских землях серебряные прииски. Мог он найти прииск и не сообщить вам?

– Я бы узнал, – отозвался Мункэ. – При моем брате есть человек, сообщающий о каждом его шаге. Последнее письмо ямщик доставил неделю назад: там говорится, что прииск еще не найден. Так что дело не в этом. А как начет новых поселков? Сдал же он участки в аренду? Два года назад сдал. Их уже дважды засеивали и собрали два урожая, а на заливных рисовых полях даже больше. На цзиньских рынках он выручит достаточно серебра для постройки своих дворцов…

Мункэ обдумал свои слова и нахмурился еще сильнее, особенно когда вчитался в подробности отчета из Шанду. Хубилай заказал огромные партии мрамора – такого количества хватит на дворец, равный каракорумскому. В душе хана шевельнулся червячок недоверия.

– Ни в его кампанию, ни в кампанию Хулагу я не вмешивался.

– Господин мой, Хулагу прислал богатые трофеи. Только из Багдада мы получили столько золота и серебра, что сможем содержать Каракорум целый век.

– А сколько прислал Хубилай? – поинтересовался Мункэ.

Ури закусил губу.

– Пока нисколько, господин. Я решил, что вы позволили ему использовать средства на строительство нового города.

– Я не запрещал этого, – признал Мункэ. – Но ведь империя Сун богата. Может, мой брат забыл, что служит хану?

– Уверен, это не так, господин, – ответил Ури, старательно обходя острые углы. Он не мог критиковать брата Мункэ, но отчеты из сунских земель беспокоили его не первый месяц.

– Наверное, мне нужно самому увидеть этот Шанду. Пока я отращивал себе живот и не присматривал за братьями, у них росла уверенность в себе. У Хубилая она точно выросла. – Мункэ задумался. – Нет, я несправедлив. Если вспомнить, с чего начинал Хубилай, то преуспел он весьма неплохо, куда лучше, чем я ожидал. Сейчас он, наверное, уже понял, что без меня ему сунцев не добить. Авось у него появится смирение… и чуток командирских навыков. Я был терпелив, Ури, но пора и хану в бой. – Мункэ с горестной улыбкой погладил свой живот. – Когда принесут доклады, отошли своих помощников ко мне… Да, прокатиться не помешает.

Глава 22

Хубилай наблюдал, как вражеские воины выбегают из палаток и выстраиваются ровными шеренгами. До сих пор не верилось, как близко подобрались тумены, прежде чем сунцы затрубили тревогу. Осталось менее двух миль, когда завыли медные рога, чуть приглушенные, потому что доносились из низины. Почему сунцы не отсылали дозорных дальше? Почему регулярно не меняли их воинами из лагеря? Хубилай беззвучно молился, чтобы эта ошибка сунцев стала одной из многих.

Воодушевляла царевича длинная шеренга всадников, наступающая по обе стороны от него. Четыре дня назад минган Баяра перерезал линию снабжения и залег в засаде, карауля тех, кого посылали за продовольствием. Ни один из врагов в сунский лагерь не вернулся. Хубилай надеялся, что сунцы оголодали. Любое преимущество было на вес золота.

Прииск лежал на дне естественного углубления, на равнине шириной несколько миль. Хубилай попробовал поставить себя на место сунского генерала. Для оборонительного боя местность неудобная. Ни один военачальник не выберет участок, с которого не контролируются ближайшие высоты. Тем не менее именно такую битву придется вести, если император, находясь на расстоянии тысяч миль отсюда, прикажет своему генералу удерживать позиции, несмотря на силу и характер противника. Сунцы не отступят – в этом Хубилай не сомневался.

Он поднял кулак, и шеренги монголов остановились, слегка искривившись, чтобы слиться с краями склона. День выдался теплый, солнце стояло высоко. Благодаря прекрасной видимости Хубилай обозревал ветхие постройки города, каждое утро снабжавшего прииск рабочими. Кое-где воздух мерцал – там располагались плавильни. Хубилай обрадовался: они еще работали. На складах, наверное, и серебро найдется. Он заметил, как поток рабочих утекает с прииска, и пока дожидался подъема пушек, мерцание померкло. Работу на прииске прекратили, воздух стал неподвижен.

За спиной у царевича канониры подгоняли коней, которые волокли тяжелые пушки: последний рывок вверх по склону давался с трудом. Хубилай и Баяр поочередно использовали коней, быков и даже верблюдов. У кого наилучшее сочетание скорости и выносливости? Быки до ужаса медлительны, поэтому их оставили в лагере и решили использовать коней. Едва пушки поползли вверх, скорость авангарда увеличилась раза в три, хотя на конях это сказывалось отрицательно. Сотни их захромают или безнадежно собьют дыхание: кони волокли не только пушки, но и ящики с ядрами и порохом.

Хубилай обдумал будущие приказы. Сунцы быстро выстроились на равнине и выставили вперед свои пушки вместе с горнами для воспламенения пороха. Атаковать их – значит оказаться под градом выстрелов. От страха у царевича засосало под ложечкой. Он помрачнел: сунцы не двигались, вынуждая монголов спускаться к ним.

Впереди туменов Хубилай выслал верховых-одиночек. Тысячи глаз с обеих сторон следили за тем, как те ведут коней вниз по пологому склону. Монголы гадали, не спрятаны ли в траве пики или окопы, а сунцы – не началась ли самоубийственная атака. Горны у сунских пушек сильно дымили – канониры подбрасывали свежий уголь, не давая им остыть. С бешено бьющимся сердцем Хубилай ждал, что вот сейчас один из верховых упадет. Он смешался окончательно, когда они невредимыми спустились на дно чаши и вплотную подобрались к зоне, где их могли поразить лучники. Верховых Хубилай выбрал из молодежи и не удивился, когда они остановились посмеяться над врагом. Куда больше тревожило, что сунский командир не поставил ловушки. Ему вполне по силам уничтожить тумены, почему же он провоцирует их на мощную быструю атаку? Дело в оправданной уверенности или в полной глупости? Хубилай аж потел, не находя ответа.

Верховые вернулись обратно под крики и смех приятелей. Напряжение зашкаливало, но вот Хубилай увидел, что четыре его пушки готовы к бою: горны вовсю дымят в безопасном отдалении от мешков с порохом и ядер. Остальные пушки еще подтаскивали к канонирам, готовым подойти ближе, едва появится цель. Царевич успокоил себя: мол, сунцы не ждали, что у монголов столько тяжелых орудий.

Хубилай надеялся удивить сунцев. Персидские химики в Каракоруме изготовили мелкий порох, содержащий больше селитры, чем в цзиньской смеси. Хубилай не особо разбирался в химии, но знал, что мелкие частицы горят быстрее и сильнее выбрасывают ядра. Суть понимал каждый, кто хоть раз жарил большой кусок мяса или видел, как его строгают для готовки. Хубилай с тревогой наблюдал, как пушки спускают с опор, а черные стволы максимально поднимают, подпирая их деревянными брусками. При обстрелах бруски нередко трескались, и канониры вытаскивали из мешков запасные, нарезанные из березы. Мешки с порохом спускали по металлической трубе. У каждого орудия силач поднимал каменное ядро, расставив ноги широко, как при родах. Мощный рывок – ядро вкатывали в дуло, а другой канонир следил, чтобы оно не выкатилось обратно. Хубилай едва не приказал вставить второе ядро, но побоялся, что пушка взорвется при выстреле. Нет, нельзя, каждая из них на вес золота.