Прыжок через пропасть

Он не прикасался к князю рукой, а рану дергало, словно на нее копьем острым давили, и Дражко с трудом сдерживал стон. Княгиня-мать с беспокойством, но молча наблюдала за лечением. Вернувшийся с доспехом Сфирка замер в дверях, боясь помешать. А Дражко терпел, терпел, пока вдруг не почувствовал, что боли уже почти нет.

Горислав, должно быть, тоже понял это.

— Именем Ляда, будет так! — и убрал руку. Дражко задышал глубже, расправил плечи.

— Пил? — спросил волхв, взяв в руки маленькую бутыль.

— Два раза уже.

— Еще пей. Три глотка. Больше сегодня не надо. Только потом, ночью…

Дражко опять выпил, и через мгновение почувствовал, как слегка закружилась голова.

— Смотри мне в глаза.

Князь поднял голову. Волхв двумя ладонями обхватил его лицо, крепко обхватил, до ломоты и треска в висках, и не отрывал от него взгляд. Долго и упорно, тяжело, совершенно не мигая, смотрел. И чувствовал Дражко, как перетекает в него мысль волхва, как наливается силой тело, как совершенно забывается ранение и ощущение беспомощности. Он становился прежним князем-воином, грозным для врагов и любимым дружиной. Да, какое там! Он никогда раньше не чувствовал в себе таких сил, никогда раньше не был способен на такие подвиги. Сила! Сила! Откуда-то взялась в теле неведомая сила!

— Запомни меня, Дражко, — сказал Горислав не своим голосом, и словно бы эхо вокруг головы князя загуляло, дрожью заколебало неустойчивый воздух. — Запомни хорошенько, что скажу я тебе… Слушаешь ли?

— Слушаю, Горислав, — ответил тихо Дражко, подавленный этим голосом и будучи не совсем уверенным, что это именно Горислав говорит, а не кто-то иной вещает через волхва свою волю.

Весь мир вместе со светлицей, с матерью и Сфиркой, вместе со всем Дворцом куда-то отодвинулся, расплылся, и воевода почувствовал себя цыпленком в скорлупе яйца, в котором гуляет эхо мощного, вибрирующего, низкого голоса.

— Все твои предки, начиная с Гатала Великого [33], были воинами. И ты воин. Ты пойдешь в бой, ты поведешь за собой дружину, но знай, что не только твое тело помогает тебе одолеть врага, но и тело отца твоего и деда, и их отцов и дедов, и всех других, кто одной с тобой крови. Я дарую тебе связь с ними. Трудно будет, зови их — они придут и помогут. Каждое утро, проснувшись, зови… До тех пор пока совсем не поправишься. Понял ты меня, Дражко?

— Понял, Горислав.

— Пусть поможет тебе Свентовит… Пусть будет с тобой Доля [34]…

И так же ровно, как входил в комнату, волхв, повернувшись, шагнул, как поплыл по полу, к Сфирке, остановился рядом и после короткого раздумья взял из рук разведчика меч князя. Он долго рассматривал оружие неподвижным взглядом, словно рукой улавливал голос стали, как вчера выслушивал состояние воеводы, приложив ладонь к его лбу. Потом медленно вытащил оружие из ножен и, после короткого раздумья, вернулся к Дражко, протянув меч матери.

— Пусть материнская рука срежет у сына прядь волос. Княгиня послушно сделала это, хотя женской руке удержать тяжелое оружие было трудно.

— Заверни в его рушник, — приказал Горислав. Она и это выполнила.

— Другие ножны найдешь, княже? — это был уже обычный голос Горислава, привычный. От этого голоса, пришедшего на смену небывалому, стало легче.

— Найду, Горислав.

— Тогда я заберу эти… И — не меняй меч… Пусть он всегда с тобой будет… Всегда [35]…

Горислав, приняв рушник с прядью волос из рук княгини-матери, шагнул за порог. И шагов его не было слышно совсем. Ходил он, как разведчик. Это и неудивительно. Ведь именно он с детских лет воспитывал Ставра, командира княжеских разведчиков, сделав его волхвом и отправив служить не в храм, а к князю.

Сфирка развернул кольчугу. И не удержался, посмотрел на княгиню-мать:

— Тяжело на больном плече железо носить…

— Он выдюжит… — сказала мать. — Он все выдюжит… И княжество сохранит.

А сам воевода уже встал, усами мотнул и сделал знак, чтобы кольчугу подали…

Сфирка собрал соглядатаев внизу, в каморке под лестницей, где раньше располагался Власко.

— Мальчик где? — спросил воевода у сотника стражи.

— Княгиня Рогнельда велела сменить седло на лошади и отправить мальчика. Куда он поскакал, мы не знаем.

Воевода кивнул:

— Добро!

Дражко выглядел энергичным, как до ранения, хотя сам себя чувствовал не совсем прежним — непонятная легкость в теле, в походке, легкое головокружение, возникшее после принятия настоя Горислава, не покинули его. Он ловил на себе удивленные взгляды людей, которые только два дня назад носили князя, бездыханного, едва живого, до скамьи в спальной светлице, и удовлетворенно ухмылялся в усы. Эти люди снимали с него доспех, они же вытаскивали мизери-кордию из его плеча. Они знали толк в ранах — тело каждого не однажды получало такие же. И знали, что встать через два дня на ноги, ходить и руководить, энергично, быстро, вникая в детали, как делал Дражко раньше, — практически невозможно. А Дражко смог. Пусть удивляются. Пусть пример со своего воеводы берут, когда времена

подступили трудные. Они боялись, что некому будет их возглавить в отсутствие Годослава? Боязно воинам быть без головы? Он сумел встать. Теперь дух воинов поднимется, теперь они крепче будут копье сжимать. Им есть, в кого верить, и воевода не подведет их. И никак не покажет свою боль.

— Где сама княгинюшка?

— У себя.

— Стражу у нее на этаже выставили?

— Обязательно, княже, как ты приказать велел… Разговор с соглядатаями занял несколько минут, таких

драгоценных сейчас. Особых новостей не было. Бояре ждали, не решаясь сделать шаг ни в одну, ни в другую сторону. Единственно, Дражко убедился лишний раз, — положение в Рароге неустойчивое.

— Пришла весть к боярам, — доложил Сфирка мрачно, — что даны на нас пошли… Должно, гонцы на местах ждали начала событий, коли так быстро добрались. Оживились, зашевелились, надежду ощутили. В любой момент готовы на улицы оружными вывалить, ворота распахнуть. Боюсь, на Дворец сразу двинут… Страже одной, без стрельцов, не справиться…

Внезапно возникла мысль, где можно найти нежданную, в общем-то, поддержку.

— А-ну, сказывайте-ка мне…

Князя-воеводу интересовали три боярина-христианина, которые открыто ориентировались на франков. Им не по пути с остальными, и даны, если заполонят Рарог, не пощадят их, как не пощадят свои же братья-бояре, случись победить данской партии. К тому же в христианских домах есть, что пограбить. Есть, что перехватить у них. Бояре-христиане одни из самых богатых среди бодричей. Одно плохо: в последние годы они почти не бывали у князя, за исключением дня приезда данского посольства, и последующего приглашения на объявление княжьей воли при назначении наследника и соправителя. А если не появляются, то на дружбу рассчитывать не приходится. Остается надеяться на благоразумие, а это тоже кое-что. По крайней мере следует задеть в христианах чувство самосохранения. Это они поймут точно. Сам Годослав христиан милостью не жаловал, хотя понапрасну и не притеснял, и даже разрешал держать им на окраине Рарога небольшую церквушку для совершения странных и лживых иноземных обрядов. Захотят ли христиане поддержать княжескую власть? Захотят ли объединиться хотя бы с целью спасения своих жизней и своего имущества?

Надо сделать так, чтобы захотели!

За этой троицей соглядатаи следили меньше, но не оставляли совсем без внимания.

Эти тоже вестьми богаты. У христиан, как и у других бояр, дружины собраны. Оборонять дома думают. И не только у них мысли такие. Не бояре, а простые городские христиане, которых, правда, не так и много — сотня от силы наберется, опять же к войне готовятся. Сами в броне ходят и слугам оружие роздали. И поддерживают с боярами постоянную связь. В случае чего, готовы прийти на помощь друг другу или спрятаться за высокими оградами боярских дворов. А там усиленно укрепляют эти ограды, в домах меняют ставни на более прочные. В воротах выставили рогатки. Готовятся к обороне. То ли от данов, то ли от своих же бояр — неизвестно. Скорее всего, ото всех. Но за себя постоять готовы…