Сокровища «Третьего Рейха»

Проснулся на рассвете. Голова болела, во рту было сухо. Выпил тепловатой воды из графина и еще долго лежал под одеялом, закрыв глаза. Хотелось плакать от жалости к самому себе — тридцать четыре года уже за плечами, а чего достиг? Как был жалкой букашкой, так и остался ею — задрипанный инспектор полиции — он, Петер Кноль, который чувствовал себя на голову выше начальника венского полицейского управления. Но у него не было связей, и его постоянно обходили по службе: даже те, кто учился у него, уже были либо комиссарами, либо занимали солидные посты в министерстве внутренних дел. Они пренебрежительно здоровались с Кнолем, хотя одной его головы достаточно было на десяток этих чиновников. У них роскошные машины и дачи, а его зарплаты хватает только на скромную двухкомнатную квартиру и обеды в средних ресторанах.

Кноль ненавидит их, ненавидит и презирает, это иногда прорывалось и не могло пройти незамеченным мимо зорких глаз начальства, которое, используя служебную исполнительность инспектора, все же обходило его при очередных вакансиях. В конце концов, Кноль пережил бы это — знал, что рано или поздно непременно станет комиссаром, а там несколько успешных дел, газетная реклама, и черт его знает чем это все кончится. Однако с ним случилось то, что случается и с полицейскими инспекторами: Кноль влюбился.

Гертруда пела в ресторане, где Кноль обедал. Она была тоненькая и смуглая, носила платья с глубокими декольте. Пела грудным голосом, пританцовывая стройными ножками.

Кноль засмотрелся на нее, Гертруда заметила это и, несколько раз глянув на него, даже улыбнулась и помахала рукой. В перерыве она спросила у метра, что это за чудак уставился на нее, и, узнав, что инспектор Интерпола, задумалась. Ей уже надоела жизнь с короткими любовными связями, грязными номерами в меблированных комнатах, ежевечерними коктейлями в сомнительных компаниях — хотелось чего–то постоянного, а у инспектора была приятная внешность, и он был молод.

Гертруда не удивилась, увидев, что инспектор ждет ее возле ресторана. Другого, кто понравился бы ей даже меньше, чем Кноль, она в тот же вечер пустила бы к себе в кровать, но с инспектором распрощалась у дома, только пожав ему руку, и он был уверен, что Гертруда одна из ресторанных певиц, сохранивших целомудрие.

Они уже встречались два месяца, а Гертруда все думала, стоит ли выходить замуж за Кноля. Гертруда представляла свое будущее более импозантным: комфортабельная квартира, норковая шуба и хотя бы «опель–рекорд».

Кноль догадывался, о чем мечтает Гертруда, но что он мог сделать?

Сейчас, лежа под одеялом и уткнувшись лицом в подушку, инспектор пытался представить Гертруду, но видел только ее глаза — зеленоватые, хитрые глаза, все время меняющиеся, они дразнили его и притягивали.

Кноль решительно отбросил одеяло и отправился умываться. Старательно чистил зубы и долго тер шею и лицо. Вышел на улицу, постоял немного. Рядом толстяк поднимал железную штору на дверях кафе. Кноль спросил его, есть ли у них телефон, и, дождавшись, когда хозяин исчез в кухне, набрал номер.

— Позовите, пожалуйста, господина Вольфганга Хетеля, — попросил Кноль. — Кто говорит? Это не имеет значения… — Вытер потное лицо. — Господин Хетель? С вами говорит инспектор полиции Кноль. Что же вы молчите, господин Хетель? Я думаю, вам будет интересно поговорить со мной. Да… Да… поговорить. Жду вас в кафе. Как называется эта улица? Ну, напротив отеля «Амзее», вы должны знать… Только не делайте глупостей, господин Хетель, предупреждаю, вы и ваши коллеги, да, да, ваши коллеги, окружены. И мы следим за каждым вашим шагом. Десять минут вам хватит? Прекрасно, меня это устраивает.

Кноль сел так, чтобы видеть всю улицу, ведущую к школе Хетеля. От школы три–четыре минуты ходьбы, но сейчас у них переполох. Он точно знал, что вся компания собралась у Хетеля. Все началось со вчерашнего разговора с хозяином магазинчика напротив школы. Кноль сказал ему, что изучает торговую конъюнктуру в маленьких городах — хочет сам открыть где–нибудь магазинчик, и этим расположил к себе болтливого тол? стяка. Тот долго жаловался на застой в торговле и привередливость клиентов. Взять хотя бы владельца школы господина Хетеля. Всегда пил коньяк и обыкновенный немецкий шнапс, а сейчас подавай ему виски и даже джин. Хорошо, что он в тот день ездил в Зальцбург и успел к вечеру привезти ящик этих напитков, но разве так делают. Он уже более десяти лет изучает вкусы своих клиентов и почти точно знает, когда и что они купят. В Альт–Аусзее никто никогда не пил джин, и вдруг такое. И не одну или две бутылки, а давай сразу пол–ящика. Он мог бы подумать, что господин Хетель обезумел, но ведь такой солидный, респектабельный человек.

— А может, у него намечается банкет или какой–нибудь семейный праздник? — спросил инспектор.

— Я знаю дни именин всех моих клиентов, — с гордостью ответил толстяк… — И примерно знаю, что они будут заказывать.

— Однако вы не знаете, когда и к кому приедут гости, — возразил Кноль. — Я уверен, что у этого… как его… Хетеля сейчас кто–то в гостях.

— Я сам так считал, — отмахнулся толстяк. — Неделю назад видел, как господин Хетель привез каких–то двух незнакомцев. Вечером я выключил свет и собирался закрывать магазин: он привез их в своем «опеле». Утром я спросил господина Хетеля, не нужно ли чего–нибудь его гостям, а он сказал, что они уже уехали.

— Да, — согласился Кноль, — какое кому дело, кто и что пьет. Лишь бы пилось и покупалось! Кстати, — поинтересовался между прочим, — господин Хетель сам заказывал спиртное?

— Он отправил шофера в Зальцбург, — объяснил толстяк, — господин Хетель знает, что у меня нет джина. Да и откуда ему быть? Но шофер увидел, что я еду в город, и попросил меня. А сам, — подмигнул, — к какой–то фрейлейн. Этому шоферу пальца в рот не клади — настоящий жеребец!

Кноль подумал, что хорошо иметь дело с дураками. Хетель — мудрый, предусмотрел даже мелочи, но вот что значит иметь ленивого слугу и болтливого лавочника напротив дома…

«Но они могли смыться сразу после вскрытия тайника, — подумал Кноль, — и сейчас у Хетеля никого нет».

Кноль просидел у толстяка весь вечер, купив бутылку коньяка, и они выпили ее вдвоем. Весь вечер инспектор наблюдал за окнами дома Хетеля.

— Господин Хетель женат? — поинтересовался Кноль между двумя рюмками.

— Его, — доверительно наклонился к Кнолю толстяк, — совсем недавно выпустили из тюрьмы… понимаете, он был эсэсовцем… Еще не успел жениться.

— Зачем же ему такая вилла? Живет ведь один?

— Господин Хетель — влиятельнейший горожанин Альт–Аусзее, и ему неприлично жить в каком–нибудь коттеджике.

Когда стемнело и на вилле зажгли свет, Кноль заметил у окна второго этажа две человеческие фигуры. Он не мог ошибиться: один задергивал штору, а второй стоял в глубине комнаты. Шофер в это время мыл машину возле гаража. Следовательно, «гости» Хетеля еще не отбыли…

…Увидев в конце улицы Хетеля, Кноль заерзал на стуле. Сейчас решалась его судьба — может быть, на всю жизнь, и от его воли и собранности зависит все. Сел прямо, прижавшись к спинке стула и положив руки на пластиковую поверхность столика. Только слегка дрожали пальцы. Кноль заметил это и снял руки со стола: ничто не должно выдавать его волнения.

Когда Хетель вошел в кафе, инспектор многозначительно показал ему глазами на хозяина. Хетель понял его — не обращая внимания на инспектора, подошел к стойке, заказал кофе.

— И принесите мне «Кемел», — попросил он лавочника. Знал, что в кафе таких сигарет нет, табачная лавка, где можно купить американские сигареты, далековато, но хозяин не посмеет отказать в желании одному из важнейших граждан города.

В самом деле, тот подал кофе, извинился.

Хетель кивнул, и хозяин вышел. С чашкой в руках Хетель подошел к столику инспектора. Они не поздоровались, не произнесли ни одного слова, только смотрели друг на друга выжидающе, холодно и, кажется, равнодушно, но со скрытой ненавистью и злобой.