Дитя Всех святых. Цикламор

– Есть боль и в этом перстне. Он мне достался от матери и ее рода, Куссонов. Их эмблемой были волки. Род угас после смерти моего дяди, и теперь я ношу их титул. Как и перстень со львом, перстень с волком перейдет к тебе после моей смерти.

В первый раз за все это долгое время Анн решился задать вопрос:

– А Куссон – это где?

– В Бретани, неподалеку отсюда. Мы туда съездим как-нибудь… Скажи мне, кого ты предпочитаешь, львов или волков?

Анн не колебался ни мгновения.

– Львов!

Прадед задумчиво покачал головой.

– Тебе придется полюбить и тех и других, а горячность, с которой ты дал ответ, только доказывает, насколько это трудно. Мне и самому-то удалось соединить их лишь на пороге старости, и я был первым, кто это сделал. Не следует разделять перстень со львом и перстень с волком, поскольку они уравновешивают и дополняют друг друга. Если носить только один из них, это неминуемо приведет к гибели. Понимаешь?

– Постараюсь, монсеньор.

Анн взял свой кубок и снова отхлебнул, но в этот раз без всякого неудовольствия. Облизал губы. Приходилось признать, что теперь вино ему понравилось. И не только вкусом; оно привело мальчика в состояние приятной эйфории. Ему даже казалось, что оно подхлестнуло его способность рассуждать: никогда Анн не чувствовал свой ум столь острым. Да и отваги у него тоже прибавилось. Поскольку Франсуа принялся за еду и ничего больше не добавил, Анн позволил себе задать вопрос, на который иначе никогда бы не осмелился:

– Вы забыли еще одну драгоценность, монсеньор. А как же ваша брошь?

Прадед быстро глянул на правнука, удивленный его дерзостью, но все же ответил со снисходительной улыбкой:

– Эта драгоценность принадлежит только мне. Вряд ли я оставлю ее тебе в наследство.

Он ненадолго задумался, словно мысль о дальнейшей судьбе розы пришла ему в голову впервые, потом заключил:

– Отдам ее какому-нибудь пахарю.

На сей раз Анн удержался от каких-либо вопросов, хотя это неожиданное заявление и сбило его с толку. Впрочем, он заметил, что брат Тифаний и Изидор Ланфан удивлены не меньше его, однако хранят почтительное молчание…

Анн не слишком хорошо понял, как очутился вечером в своей постели. Хмель и испытанное за день волнение начисто лишили его всякого чувства реальности. Только оказавшись в тишине и темноте, он попытался навести порядок в мыслях и осознать, что же с ним произошло.

Ему не хватало слов, чтобы выразить свое счастье. Слова Рождественской мессы исполнились, но касательно его самого! Это он – божественное дитя, которому цари во всем своем величии явились принести дары. Это ему, словно Искупителю, обещаны блестящее будущее, победа и слава!

Анн де Вивре еще долго размышлял и вынужден был признаться себе, что одна вещь его все-таки смущает. Волки, которых он должен полюбить. Для ребенка своих лет Анн вовсе не был боязлив и никогда не боялся волков, но одно дело – не бояться, и совсем другое – любить!.. Тем более что они как-то не вязались со всем остальным. Кроме этих волков, все прочее великолепно согласовывалось между собой: Людовик Святой, крестоносец Эд, львиные головы на песке пустыни, героический перстень со львом, белая лошадь для благого рыцаря… При чем же тут волки?

Анн долго ломал голову, но усталость и вино, в конце концов, одолели. Мальчик смирился и оставил размышления, решив подумать напоследок перед сном только о самом прекрасном из того, что случилось с ним в этот день: о Стелле. Он был уверен, что у его таинственного противника конь черный. На этом умозаключении он и заснул.

Утром Анн еще спал, и замок пробудился без него.

Родовое гнездо Вивре было полностью перестроено самим Франсуа. Довольно скромное по размерам, оно было сооружено с большим вкусом и изобретательностью.

Посредине замка возвышался донжон, большая квадратная башня. Ее нижний этаж состоял всего из одного пустого помещения. На голой стене висел щит с гербом Вивре, тот самый, который Франсуа носил на груди во время прохождения рыцарского поприща. Почти вся поверхность щита была иссечена – трагическое свидетельство бедствий эпохи. Эти удары нанес когда-то несчастный, ныне уже покойный король Карл VI в приступе безумия, случившегося с ним в Манском лесу. Под щитом прямо в камне были вырезаны два слова: «Мой лев».

На втором этаже донжона тоже имелось всего одно-единственное помещение, служившее караульней. Тут и поселился Изидор Ланфан.

Третий этаж был разделен на две комнаты, по одной с каждой стороны лестницы. Анн занимал ту, что выходила окнами на восток: такое местоположение считалось благоприятным для детей, поскольку солнце заглядывало туда по утрам. Зато в другой, довольно темной, обитателей не имелось. Из всей обстановки в ней осталась только наглухо закрытая бретонская кровать.

Четвертый, последний этаж тоже был поделен надвое: на комнату Франсуа и библиотеку, служившую также музыкальным залом. Сверху, с дозорной площадки, открывался широкий вид на окрестные равнины и море на севере.

По бокам донжона располагались часовня и парадный зал; этот последний был выстроен на подземных кухнях. Но самым удивительным, составлявшим славу замка Вивре в тех краях, являлся лабиринт.

Обводные стены с пристроенными к ним казармами и жилищем для челяди были изрядно удалены от центральной части замка и очерчивали просторный четырехугольник. Именно в этом пространстве и был возведен каменный лабиринт. Стены его сплетали замысловатый узор, а гребни их были утыканы железными остриями. Все вместе представляло собой надежнейшее оборонительное сооружение, ибо стоило осаждающим преодолеть внешнюю стену, как они попадали в смертельную западню.

В таком вот окружении и началась для Анна новая жизнь. Если наутро после Богоявления Франсуа позволил правнуку – в порядке исключения – поваляться в постели, то в другие дни никаких поблажек уже не было.

Как и в Блуа, Изидор Ланфан терпеливо, энергично и весьма успешно занимался физической подготовкой своего подопечного. Отныне это были уже не просто уроки верховой езды и телесные упражнения: в одиннадцать лет Анну пора было научиться обращению с оружием. И Франсуа де Вивре захотел, чтобы мальчика школили точно так же, как некогда его самого.

К собственно военной подготовке приступали после физических упражнений. Начиналась она с конного боя. Это занятие больше всего нравилось Анну, но именно тут его поджидали самые большие трудности…

Причиной их оказалась Стелла. С самого начала это великолепное животное обнаружило непокорный, строптивый нрав. Чередуя мягкость и твердость, Анну удалось укротить свою любимицу, но Изидор, несмотря ни на что, оставался недоволен ее поведением. Стремительная, горячая Стелла была превосходна как скаковая лошадь, однако ее своеволие и непредсказуемость могли оказаться очень опасны в бою.

Как-то раз Изидор заикнулся о том, что неплохо было бы подыскать ей замену. Но Анн так безгранично любил это волшебное животное, сказочный дар волхвов, что нередко даже видел свою Стеллу в чарующих снах. При одном только намеке на разлуку с нею мальчик зарыдал столь безутешно, что Изидор Ланфан предпочел отложить дело на потом.

В фехтовании Анн тоже встретил неожиданные трудности. Его товарищами по тренировкам были молодые крестьянские пареньки. Изидор набрал их в деревне Вивре, чтобы потом сделать из них стражников замка. Они обучались своему ремеслу вместе с Анном. Дети фехтовали деревянными мечами тех же размеров, что и настоящие.

Однако, к великому огорчению Изидора и самого Франсуа, часто присутствовавшего при схватках, Анн никак не мог достичь требуемого совершенства. Он, конечно, был неплох, считался даже одним из лучших, но отнюдь не самым лучшим.

А потом вдруг произошло чудо!.. Как-то раз Анн бился с одним из крестьянских мальчишек, и именно с самым одаренным, который регулярно одерживал над ним верх. Анн сделал мощный выпад, но его юный противник ловко увернулся, и Анн, увлекаемый вперед собственным порывом, наткнулся на стену. Он больно ушиб себе руку и выронил меч. Победитель не спеша приблизился, чтобы нанести мальчику решающий удар. Анн, взбешенный, задетый за живое, подобрал меч левой рукой и, не желая проигрывать еще раз, продолжил бой.