Приключения Питера Джойса

Я намекнул, что, будь у нас сегодня на ужин поросячьи ножки, гость духовно воскрес бы. Бабка ответила взглядом, в котором читалось, что ей-то хорошо известно, кто жить не может без поросячьих ножек. Тогда я искусно перевел разговор на тему о моем великолепном ответе мисс Лайнфорт. Ярко описал все и ждал одобрения. Поджав губы, мистрис Гэмидж продолжала расчесывать деревянным гребнем кудель для пряжи. Лицо ее выражало неподкупность.

— Ты, бабка, никогда не воздашь человеку должное!

— Ты сам себе воздал сторицей, — обличила она меня. — Уж так себя расхвалил — дальше некуда! Отнесешь мистеру… как его… вот это. — Она указала на скамью: там лежала вычищенная, заштопанная и отглаженная одежда. — Погоди!

Она подняла крышку большого ларя с медными ангелами, врезанными в его стенки (на нем я спал, когда ночевал дома, — это у нас называлось «спать под охраной ангелов»). Порывшись, бабка извлекла оттуда белоснежную полотняную… Как вам это нравится? Дедову рубаху, мое наследство, — какому-то бродяге!

— Исцелит его лишь труд, — бормотала она, кладя на угли в очаге утюг. — Да, труд, изнуряющий плоть.

— Это значит, ему придется пасти овец?

Раскладывая на столе рубаху, бабка вздохнула:

— Он сам — заблудшая овца.

— Собаки при стаде, увидев его, так и подумают. Пока они будут выяснять этот вопрос, отара разбежится. Нет, лучше мы с ним скосим ту делянку, что возле Лягушечьих болот.

Было уже часа четыре, когда я услыхал в сарае громкие зевки и вошел туда. Джойс, голый, как Адам, блаженно потягивался на сене. Когда он натянул рубаху деда и остальное, передо мной предстал другой человек. Заметив на моем плече две косы, он весело сказал:

— Для меня это инструмент непривычный, Бэк. Сумею ли я действовать им без вреда для окружающих?

Мы двинулись в путь, причем я старался держаться от косы моего нового знакомого подальше.

Глава III

— Прадед мой был отменным стрелком из лука и объяснял это тем, что его «конечности сделаны в Англии», — рассказывал я по дороге Джойсу. — В молодости он ездил на север, в «страну пограничных баллад», — на коне, в полном вооружении, под командой сэра Лоуренса Соулбриджа. Дед — вот тот был настоящий иомен [28]. Он держал один плуг земли — столько, сколько может вспахать упряжка быков весной. Сам ездил, сидя на мешках с зерном, на ярмарку. Своего сына дед воспитал джентльменом. Дочкам дал хорошее приданое; двое из пяти его зятей были рыцарями…

Питер перебил меня:

— То были люди веселой старой Англии, мир ее праху! А чей это виднеется домишко — со стенами из дикого камня, с крапивой до застрехи и бычьей шкурой вместо двери?

— Нашего дорожного смотрителя. Тут кругом живет беднота.

— Чем промышляют эти люди?

— Тем, что дает болото. Они стреляют уток, косуль, куропаток, цапель — дичи там пропасть. Собирают птичьи яйца, ягоды, дрок, вереск, торф…

Дорога, которой мы шли, походила на узенький извилистый коридорчик между колючими изгородями. Иногда приходилось раздвигать изгородь, нырять в лаз. «Крысиная нора, а не дорога», — отбиваясь от терновника, ворчал Питер.

— Земля нынче в цене, мистер Джойс. Пустоши — и те все запаханы.

— А куда делись люди из тех развалин?

— Ушли давно. Вы знаете: копыто овцы превращает песок в золото — ну, и когда дед сэра Лоуренса завел овец, деревня опустела, осталось два-три пастуха. Теперь и копигольд идет к концу: все земли манора стараемся сдать в аренду.

— Но люди, люди — как вы с ними поступите?

— Да какие это люди! Низшего сорта. Раз бог не избрал их, — значит, им так предопределено.

— Очевидно, их конечности сделаны не в Англии?

Я не нашелся, что ответить, — да мы уже и пришли. Дорога вывела нас на луг, огороженный стенкой из низких валунов. Сразу за ним, где начиналась топь, или Лягушечье болото, сидели и стояли люди — наши, деревенские. Похоже, предстояло молитвенное собрание — такие в Стонхилле происходили довольно часто.

Я показал Джойсу, как надо обращаться с косой, и он приступил. Боже, что это было за зрелище! Помахав немного, Питер ухитрился так всадить косу в землю, что с трудом вызволил ее оттуда.

— Если вы будете глазеть по сторонам, мы не справимся и до ночи, — заметил я ему.

Питер извинился, пояснив, что его отвлекает от дела вид людей на болоте. Спросил, о чем они беседуют.

— Сплетничают, спорят о петушиных боях, о вере или толкуют про ведьм.

— Про ведьм?

— Ну да. Стонхилл не хуже других деревень: и у нас есть ведьмы, — пояснил я, работая косой. — Конечно, мистер Джойс, другой от вас бы это скрыл, потому что плоха та птица, которая пачкает собственное гнездо. Но бог не терпит лжи.

— Да, да, ты прав, — согласился Джойс, следуя за мной с косой на плече. — И чем же они занимаются, ведьмы Стонхилла?

— Да тем же, чем и везде. Говорят меж собой по-сирийски. Портят коров. Меняют подковы у лошадей, чтобы они ломали ноги. Вынимают след человеческий, чтоб спалить его на огне. За эти дела одну ведьму полгода назад по приговору суда сожгли.

— Как, сожгли на костре? Здесь, в поселке?

— Не здесь, а подальше. Красивая она была, эта Энн Холлидей, ничего не скажешь. И муж еще так убивался, чудак. Нет, по мне хоть раскрасавица, а жить с ведьмой я бы не стал.

— А твоя бабка, мистрис Гэмидж, — она что, тоже такого мнения?

— Про бабку я ничего не скажу.

(На языке у меня висело: а что, если бабка моя и сама-то ведьма? Как бы отнесся к этому Джойс?)

Он глубоко задумался. Потом спросил, как я провел без него день. И — можете себе представить! — воткнув косовище в землю, я рассказал ему все. Включая тайну, которую доверил мне Патридж. Вот и пойми, с чего я так разоткровенничался с чужаком.

Питер выслушал очень серьезно.

— Напрасно твоя леди затеяла эту кражу, — сказал он. — Хорошо, если мингеры в Амстердаме ограничатся битьем стекол в английских торговых конторах. Ну а если они арестуют наших купцов? Король Чарльз будет вынужден провести расследование, дойдет до Звездной палаты [29].

Он еще подумал — и неожиданно добавил:

— Но в конце концов в этом странном мире из зла порой может выйти и благо — кто знает?

Я ничегошеньки не понял и опять принялся косить за двоих: что еще оставалось делать? Меж тем на болоте произошли перемены. Стонхильцы сгрудились в кучу, один из них влез на пень и начал речь. Питер, с праздной косой в руке, нерешительно поглядывал то на меня, то в сторону собрания и наконец сказал:

— Послушай, Бэк: а если нам косить с того конца, что поближе к оратору?

Но продолжать косьбу и тут не удалось, потому что Питеру захотелось лучше слышать, что говорят. В конце концов с косами в руках мы очутились в толпе односельчан. Пронзительный голос проповедника, казалось мне, вздымался над слушателями, как язык пламени, — такая в нем была страсть.

— …И вы ужаснетесь, ибо видел я самого лорда сатану? — гнусаво выкликал оратор. — Могу даже описать, как он одет: на плечах у него — кровавый пурпур кардинальский, на рогах — папская тиара [30], в лапах же скипетр, и шествует за ним, братья и сестры, вся богомерзкая свита его! Впереди отступник Уэнтворт [31], лизоблюд королевский, за ним — его преосвященство примас Англии [32], нынешний архиепископ Уильям Лод [33], руки коего по локоть в крови мучеников-пуритан. И несет он, Лод, знамя, на коем вышиты тридцать девять богомерзких церковных статей! Кого же в адской свите я видел последним, братья мои? Любимчика короля Иакова — покойного Джорджа Бэкингема [34], идущего с плачем и воздыханием!